Беру не глядя: как фейсбук-группа «Шар и крест» уронила рынок и спасла художников в карантине
В рамках проекта «Культурные итоги 2020 года» редакция Forbes Life проведет несколько голосований, в результате которых именно наши читатели выберут победителей в номинациях «Культурное событие года», «Культурный человек года», «Скандал года» и «Социально-благотворительная акция года». Голосования будут проходить с 7 по 14 декабря, а затем мы сравним выбор редакции и читателей.
За период карантина Максим Боксер стал известен как человек, «уронивший рынок российского современного искусства». Боксер создал в Facebook группу «Шар и крест», позволяющую покупать и продавать искусство. Хотя в ленте группы мелькают имена известных художников, таких как Владимир Дубосарский и Айдан Салахова, ценовая планка для художников не превышает 10 000 рублей за работы на бумаге и 20 000 рублей за живопись. Продав пять работ, надо купить одну. Продав десять, одну следует передать в фонд «Шара и креста». За первые три недели число участников группы выросло до 5000 человек, сейчас их уже более 20 000. В интервью Forbes Life Боксер рассказывает о том, зачем он все это устроил.
Максим, когда вы создавали «Шар и крест», из чего вы исходили, устанавливая ценовую планку?
Я исходил из максимальной игровой суммы, которой люди готовы рисковать не глядя. Сначала это было 5000-10 000 рублей, через две-три недели я ее удвоил. Кроме того, мне хотелось поднять качество работ. Я чувствовал, что некоторые люди хотят участвовать, но не могут у себя найти ничего за такие деньги. Например, Ирина Затуловская что-то предлагала, но было понятно, что, если диапазон был бы выше, это будет более значительная работа. Сработало, стало интереснее. Если анализировать, то под конец карантина, когда забрезжил свет в конце тоннеля, многие художники стали увеличивать цены на свои работы, которые с трех тысяч на глазах выросли до восьми. Это немного утомило игру, возникло внутреннее насыщение. Но я не могу назвать это жадностью, если люди, годами ничего не продававшие, начали продавать по 50 работ в неделю, пусть и за маленькие деньги. У них просыпается аппетит, и это очень хорошо. Кроме того, в игру вступили профессионалы, которые видят в этом товар. Они начали покупать для последующей выставки, для торговли или для знакомства напрямую с авторами, для осуществления заказов. Этот процесс происходил в обоих направлениях. Умные художники получили и клиентов, и заказы. Это произошло бы в любом случае, так как соцсети позволяют и провоцируют общение «напрямую». «Шар и крест» просто убрал момент стеснения с обеих сторон. Мы оказались в масках, поэтому нет ничего проще, чем расценивать это как карнавал, где были всегда позволены вольности, и эта атмосфера породила другие отношения, чему я очень рад. Сам я в какой-то момент решил, что не буду покупать, потому что у меня «первая рука»: я раньше других знаю, что выходит на орбиту, и почти не покупаю из этических соображений.
Насколько вы вовлечены в модерирование группы? Ведь это процесс, который должен идти 24/7.
Да, и это изматывает. После недели существования группы я неожиданно для себя сделал субботу выходным днем, что вызвало неописуемый восторг всех участников. В разговорах про «Шар и крест» часто звучит, что я изобрел что-то новое, но группы по продаже искусства в Facebook в том или ином виде существовали и раньше. Я просто сформулировал уютные правила для определенного круга людей, друзей, галеристов, искусствоведов, журналистов и остальной тусовки, которая в Москве насчитывает порядка пятисот человек. Я думал, что, если откликнется хотя бы половина, это уже будет прекрасный междусобойчик, который сможет кому-то помочь. Люди, которые включились первыми, создали стиль, культуру этого процесса, которая помогла присоединиться тысячам. Я не умаляю своей заслуги в изобретении правил, но эта эмоционально заряженная, позитивная, добрая и веселая среда, которую родили и поддерживают участники, помогла всеобщему признанию. Понятно, что за такой группой надо ухаживать именно самому, перепоручать это никому нельзя. Моя помощница взяла на себя практически весь фидбэк, а в модерации самих постов мне помогает мой друг Иван Лунгин, с которым у нас во многом совпадают взгляды на искусство, а когда не совпадают, то еще лучше — значит, он добавляет что-то из того, что мной осталось незамеченным.
Как происходит процесс отсева работ?
Это, конечно, во многом вкусовщина, но для себя я выработал ряд критериев. Во-первых, я сразу решил не отказываться от карантинной темы, хотя она была немного спекулятивной и ее многие нещадно эксплуатировали. Понятно, что через год это будет выглядеть по-другому, а через 10 лет — совсем иначе, и поэтому если работа хоть как-то вписывалась в «сито» качества, то я соглашался ее взять, потому что это важная история. Я совершенно не предполагал, что возникнет тема шара и креста, здесь я тоже решил дать полную волю художникам. Ценз по отношению к людям столичным и иногородним — разный. Если я вижу автора, скажем, из Краснодара или из Сибири, то с радостью пропускаю его в тусовку, и его работы попадают на одну стену со знаменитыми художниками. Получилась такая история Передвижных выставок наоборот. К сожалению, очень мало работ острых, с каким-то подтекстом, социальных и политических, поэтому когда они появляются, хочется сделать скидку на их художественный уровень. Еще хочется видеть больше фантазии, но — сколько есть.
Постоянный присмотр за группой стал для меня каким-то дзеном, поддержал психологически, а потом вымотал совершенно. Но открылось второе дыхание, и я решил поменять правила, когда будет первая возможность считать историю взаимовыручки во время карантина завершенной. Группа изначально создавалась как конечная история. Может быть, ее нужно было оборвать еще резче, но мне очень жалко этого трехмесячного труда, и, конечно, невозможно разочаровать художников, многие из которых буквально живут за счет этих продаж. Поэтому я думаю в какой-то форме группу оставить, и вот она потихоньку существует.
Число подписчиков на данный момент превышает 20 000 человек. Как вы думаете, для людей, покупающих впервые, опыт покупки не глядя пригодится в будущем?
Вообще, вся эта история во многом про насмотренность: чем больше человек смотрит, тем больше он видит и понимает, что ему близко и с чем бы он хотел существовать рядом. Получилась такая фабрика коллекционеров с очень низкой платой за обучение. Кто-то сначала смотрит за тем, что покупают другие, а кто-то выбирает своих авторов или тему. Подходов может быть много, за этим интересно наблюдать и вести статистику. Я разговаривал с некоторыми кураторами, которые говорят, что для них это отличная школа — они мало покупали, но следили все время. Тогда мы придумали сделать проект «Выбор куратора» с Андреем Мизиано. У него был бюджет всего в 37 000 рублей, при котором он купил 12 работ, фокусируя внимание на совсем молодых авторах. Это фактически авторская кураторская коллекция за $500. А опыт и наконец появившийся у покупателей хватательный рефлекс точно пригодятся, впереди бесчисленные вернисажи посткарантинных галерей и разные аукционы.
Как вы видите будущее коллекции фонда «Шар и крест»?
Для начала ее надо собрать, отсмотреть, описать и проанализировать. Для этой работы мне пришлось пригласить профессионального хранителя, ведь речь идет о 600-700 работах. Разумеется, среди них много проходных вещей, но есть и замечательные, которые составят каркас коллекции. Я думаю, что буду создавать виртуальный каталог на отдельном сайте и использовать основные работы для выставочных проектов, а малозначительные вещи или повторы, которых достаточно много, придется продать для обеспечения развития этой истории.
Как вам кажется, опыт «Шара и креста» повлияет на привычную модель взаимодействия между художниками, галеристами, дилерами?
В отношении недорогих работ это уже случилось. За стенами «Шара и креста» художники прекрасно функционируют на своих страницах в Facebook. Понятно, что художники получили конечное число связей, а дальше их нужно как-то развивать другими способами, но они найдутся. Первичная история закрутилась. Если говорить про серьезные и дорогие вещи, то, конечно, без галерей тут не обойтись. Сейчас покупатель, как правило, хочет иметь полный набор галерейного сопровождения — документация, провенанс, выставочная история, договор, белые деньги и так далее, включая права на публикацию. Понятно, что галерея будет выполнять функции сервиса, без которого невозможны большие продажи. Когда цена вопроса 5000 рублей — это одна история, а если мы говорим о $50 000, то даже напрямую в мастерской художника количество таких сделок уменьшается и переходит в галереи. В любом случае появление ощутимого количества новых людей, увлеченных коллекционированием, способно повлиять на общую атмосферу. Или все вдруг схлопнется: искусство вылечит мир, люди встрепенутся и разбегутся по сторонам, как будто ничего и не было.
Что, на ваш взгляд, будет с арт-рынком?
Рынок зависит от экономических и политических обстоятельств. Очевидно, что ничего благоприятного для большого арт-рынка у нас в стране, увы, не произошло. Сколько бы ни появилось новых коллекционеров, они должны обладать свободным временем, хорошим настроением, страстным желанием что-то купить и, конечно же, легкими и возобновимыми деньгами.
А что произошло с вашей выставкой за время карантина?
Это важная и сложная выставка, на которую я очень рассчитывал эмоционально, хотел многое показать и о многом поговорить на ней. Была запланирована серия бесед о коллекционировании, были придуманы промежуточные вернисажи, олицетворяющие исполнение «мечты коллекционера». Например, в какой-то момент должна была появиться картина Малевича, а вокруг нее я хотел собрать целую микровыставку оммажей главному авангардисту. Было создано экскурсионное расписание, но вместо этого получились лишь виртуальные беседы в Zoom: с коллекционером Валерием Дудаковым, куратором фонда Еленой Руденко, художниками Иваном Лунгиным и Ниной Котел, художником и искусствоведом Дмитрием Гутовым. Работы Гутова, кстати, все-таки вошли в экспозицию ко дню рождения Рембрандта, который мы отмечали 15 июля, совершив одну из запланированных трансформаций выставки, — появились два великолепных объекта Дмитрия из серии «Рисунки Рембрандта». Мне очень повезло, что еще до карантина вместе с сокуратором Владиславом Ефимовым и художником Марией Бавыкиной мы начали работать над фильмом о выставке, который так и называется — «Выставка». Снимать начали с первой минуты монтажа. Суть в том, что это спокойный черно-белый фильм абсолютно ни о чем. Он будет расширяться, в него должны добавиться моменты, связанные со сменой экспозиции, с приходом разных интересных персонажей — искусствоведов, коллекционеров, даже с реставрацией одного экспоната. Самая простейшая, самая сбыточная мечта, просто не доходили руки, а на выставке мы сможем познакомить зрителя с этим захватывающим процессом. Это работа Альбера Глеза, которую никто не трогал на протяжении 100 лет. Глядя на нее, понимаешь, что серый цвет на самом деле когда-то был белым. В конце выставки она предстанет полностью вымытой.
Почему вы выбрали формат сменной экспозиции?
Выставка планировалась надолго, на четыре месяца, за что я очень благодарен Инне Баженовой (основатель In Artibus. — Forbes Life), с которой мы давно по-коллекционерски дружим, рассказываем о новых находках, а иногда и советуемся. Еще не зная всех готовящихся авантюр со сменой экспонатов, о привлечении работ из частных и музейных коллекций и других эскапад, она полностью и так надолго доверила мне пространство In Artibus. Для проекта, который организует частный фонд силами частного коллекционера, это срок, за который можно многое успеть. Просто открыть экспозицию и посадить смотрителя было бы не слишком прогрессивным шагом. Я хотел показать больше, и появилась идея найти те работы, о которых я мечтаю, но которых нет в моем собрании — либо они недоступны по цене, либо их нет в частных руках, либо были у меня, но были проданы или обменяны и вновь просятся в компанию. В общем, я придумал сложную, живую и, как мне кажется, увлекательную историю, увы, частично сорвавшуюся из-за карантина. Изначальную экспозицию мы сделать все же успели, и она получилась, здесь встретились работы, которые в обычной жизни не пересекаются, старое и современное, графика и объекты. Сошлись два моих разных подхода к разным частям коллекции — современной и антикварной. Современное искусство собралось само собой, я покупал только у тех художников, с которыми дружу или что-то делаю осязаемое, выставку например. А коллекция графики начала ХХ века — это профессиональная история, которой я неспешно занимаюсь с 1993 года. Я отлично знаю, почему мне нужен конкретный лист Бенуа, а не 25 других. Какие-то мечты были легко исполнимы, и уже на открытии появился ранний голуборозовский Крымов. А вот пример странной мечты: чтобы купить такую работу Ники де Сен-Фалль, какая представлена на выставке, нужно иметь очень сильную волю или страстное желание. Это немного сумасшедший шаг. Я бы на него не осмелился, но я очень рад, что дружу с человеком, у которого она есть, это Михаил Фадеев. У меня более масштабный подход к коллекционированию, а он мог позволить себе вот такие прекрасные странности. Для создания более звонкой истории я взял в галерее Mirra современную дизайнерскую мебель, которую мне хотелось показать с мебелью русского классицизма из моего собрания, чтобы понять, как они взаимодействуют. Оказалось, что исключительно здорово. Когда я привез сюда эту консоль, я буквально помчался к Мише за Ники де Сен-Фалль, настолько это ее место.