Румынская звезда Адриан Гени: как мальчик из городка в Трансильвании стал художником с миллионными заработками

Адриан Гени наделал много шума за последние годы. Свой звездный рывок он начал в 2011 году, когда в венецианском палаццо Грасси, выставочном пространстве одного из главных коллекционеров современного искусства Франсуа Пино, состоялась его большая выставка портретов исторических личностей вроде Сталина, Гитлера и нацистского преступника Йозефа Менгеле. В 2015 году Гени представлял на Венецианской биеннале в национальном павильоне Румынию. В 2016 году на аукционе Christie's акриловая живопись Nickelodeon (2008) Адриана Гени ушла за £7 млн.

Как оказалось, в 2009-м эту работу купил владелец аукционного дома Christie’s Франсуа Пино за €60 000. То есть за последние 10 лет цены на работы румынской звезды арт-рынка взлетели в 160 раз. Сейчас уровень цен выглядит так: €750 000–1,1 млн — на большие работы, €150 000-200 000 — на рисунки. На рынке художника представляют ведущие мировые галереи: Galerie Thaddaeus Ropac, Pace Gallery, крупные Nicodim Gallery, Galeria Plan B.

Главная заслуга Гени перед современностью — он заставил обратить особое внимание на такую вроде бы перепаханную область искусства, как фигуративная живопись.

От Чаушеску до Гени

Гени родился в 1977 году в Трансильвании, маленьком городке Бая-Маре, окончил Институт искусства и дизайна в Клуж-Напоке. Там же организовал галерею Plan B в Fabrica de Pensule. Живет между Берлином и Клуж-Напоком.

Если вспомнить ключевые живописные явления последних 30–40 лет, то неминуемо всплывают герои неоэкспрессионизма, Новой лейпцигской школы, а теперь Новой румынской школы живописи во главе с Гени. Очевидно, что в случаях с Лейпцигом и Румынией это одна и та же эстафетная палочка в цветах стран Восточного блока. Поиск новой идентичности бывших стран участников Варшавского договора создает ожидаемый интерес и повышенное внимание. Но мало кто ожидал, что в Румынии это произойдет в Клуже-Напоке, чего Бухарест не может пережить до сих пор.

С самого начала сюжетами Гени становятся исторические фигуры и сцены социально-политических потрясений XX века, от похорон Марселя Дюшана, офицеров СС до портретов супружеской четы Чаушеску. В этом смысле автор оправданно получил ярлык «исторического рассказчика». Сам автор говорит, что сегодня реализм не убедителен, он слишком буквален и примитивен. Гени интересует граница между фигуративом и абстракцией, а порой и чистая абстракция, к которой он приходит через разложение фигуративной формы, частенько доводя ее до кубизма начала XX века.

И цвет, и свет, и сезоны

Работы Гени можно назвать примером громкой живописи и по цвету (чистый цвет добавляет звона в этом оркестре), и по сюжету (порой не нуждающемуся в каких-либо объяснениях), и, разумеется, по размеру работ. Такая живопись сразу обращает на себя внимание, ее воздействие мгновенно, как у салюта на 9 Мая, а послевкусие терпкое и ностальгическое, как у старого кот-дю-рон. Если бельгиец Люк Тюйманс ищет цвет в градациях серого, как под слоем пыли в склепе на Пер-Лашез, то румын будто трясет радугу «Скитлс» в надежде не упустить ни один из цветов дисперсии Ньютона.

Гени виртуозно владеет материалом, демонстрирует прекрасную академическую выучку и чувство цвета. Краска превращается в скульптурный материал, из которого он буквально лепит отдельные участки картины.

Важным в творчестве Гени является постоянное обновление его живописи. Если сравнить его работы нулевых и работы последних пяти лет, то окажется очевидным, что это два безусловно талантливых, но совершенно разных автора. Это поразительная способность выдерживать жесточайшее давление рынка и продолжать свои экспериментальные практики, причем довольно успешные. Так он сохраняет постоянный интерес к своему творчеству и вписывается в логику рынка сезонных новинок (весна-лето, осень-зима).

На арт-рынке, как на боксерском ринге

Институциональное признание (выставки в музеях, биеннале, премии и прочее) является главным активом любого художника в защите или повышении цен на работы, именно поэтому себестоимость банана Каттелана равна $3, а цена — $120 000.

Выставка Гени — пример стратегии, последовательно проводимой Тадеушем Ропаком (Гени второй художник его галереи, первым был Ансельм Кифер два года назад, из тех, кто вторгся в Эрмитаж). Так его аукционные рекорды подкрепляются музейными выставками, а неспешность в производстве работ (10–12 в год) создает необходимый дефицит и лист ожидания (в 2017 году перед его выставкой в Pace Gallery список ожидания составлял 134 покупателя). Карьеру Адриана ведут так, как ведут промоутеры молодого боксера, подбирая ему удобных соперников, чтобы создать красивый рекорд побед.

Историческое алиби

В Эрмитаже показывают 12 полотен, треть из которых были специально написаны для выставки. Все работы объединяет история путеводителя по музейной экспозиции голландской живописи издательства «Искусство» 1984 года, оказавшаяся у автора в юном возрасте. Работы 2019 года сделаны настолько цветастыми и абстрактными, что превращаются в декоративные панно, создавая впечатление, что автор чересчур заигрался в эффекты и угодил одной ногой в барочность, а другой — в маньеризм. Как бы у нас сказали «залюбовался» или свалился в «салон». Собственно, это еще одно обвинение и хлесткий ярлык — «салон с историческим алиби».

Этой выставкой художник одновременно закрывает свой детский гештальт и «чекинится» в очередном музее c очередной персоналкой-благословением, создавая непробиваемый уровень поддержки для цен на свои работы. Грустной правдой является то, что сегодня цена определяет качество работы, а не наоборот, то есть это такой рыночный механизм манипулирования, который невозможно взломать и который обеспечивает устойчивую инверсию. Последние, кто на этом погорел, как раз художники волны неоэкспрессионизма. В случае с Гени такие дефолты вряд ли возможны.

Зачем смотреть Гени в Эрмитаже

Адриан Гени прославился «Сражениями на тортах» 2008 года, работа с изображением залепленных красочной массой лиц, буквально с «кашей вместо лица». Уже с этой серии автора начнут преследовать сравнениями с Бэконом, который также обезображивал лица, представляя их комками перекрученной плоти. Только Фрэнсис проживал свой крик плоти, тогда как Адриан говорит о тоталитарных ужасах XX века и с плотью обходится, как с исторической оберткой кошмарного воспоминания.

Другим камнем, который в него постоянно бросают, является его коммерциализированность. Смешное обвинение, которое предъявляется каждому художнику, выбирающему живопись в качестве основного медиума. Есть беда, к которой Гени имеет отношение опосредованное, — это его влияние на коллег по цеху. Уже сегодня по всему миру и в России есть армия подражателей, как в свое время у Нео Рауха из Лейпцигской школы. Все эти художники размазывают, смазывают, набрасывают, растирают, нашлепывают и даже говорят с румынским акцентом!

Работа Гени — мечта любого галериста, ведь в свои 43 года художник безумно дорог. Коллекционеры рыщут в поисках его ранних работ на вторичном рынке, аукционные дома включают его работы в вечерние торги, собратья по цеху люто завидуют и хейтят, а самые молодые из них очарованы художником, как юные курсистки. Руководство к действию может выглядеть так: инвестировать — поздно, подражать — глупо, восхищаться — уже легкомысленно, а на выставку идти — надо. Такое живописное чудо, пусть и местами рыночное, нужно видеть своими глазами.