Жизнь после шума
Эры десятых в моде как таковых как будто бы и не было. Прошедшее десятилетие разрезал на две части 2014 год, после которого и мировая экономическая, и политическая ситуации оказались в непрекращающейся зоне турбулентности. Мода всю вторую половину десятых реагировала на меняющийся мир остро: стритвиром, гранжем, гопниками, антигламуром, хайпбистами, Гошей Рубчинским и Демной Гвасалией.
Конец десятых — это бесконечное увлечение кэмпом и квир-эстетикой, игра в гендерные перевертыши и гендерные нагромождения (уже трудно сосчитать количество полов, изобретенных в последние десять лет), это быстро и ярко вспыхивающие герои и тенденции и бесконечный поиск идентичности. В 2019-м стало ясно, что вся эта эстетика изжила себя, при этом ни мир, ни мода стабильнее не стали. Зато очевидной оказалась жажда этой самой стабильности и успокоенности без крайностей. Мир требует спокойствия — мода отвечает.
Мужской стритстайл Pitti очень диагностичен: в контексте стилевой раздробленности прошлого десятилетия и поиска устойчивости в этом. Хипстерская эпоха 2008-2014-х четко совпадает с расцветом «павлинов» (а этот термин, кстати, официально употребляют обозреватели Pitti) — нарядных щеголей, жаждущих внимания фотографов. Блог The Sartorealist Скотта Шумана породил бум мужского стрит-стайла, который разросся после 2011 года, получив новый идеальный плацдарм — Instagram. Широкополые шляпы, цветные костюмы и обувь, платки, галстуки, очки, перчатки, заправленные в кармашки, — все это коррелировалось с идеологией хипстерской эпохи.
После 2015-го павлинов потеснили пацанчики и герои стритвира, на Pitti все чаще вместо брюк замелькали треники, бомберы взамен двуботрных пиджаков, а вместо лоферов — кроссовки. Павлинов при этом становилось все больше, но интерес фотографов к ним гас с такой же интенсивностью, и вот осенью 2019-го фотоотчеты стритстайла показали новую тенденцию. Стилизации становились все спокойнее, напыщенные комплекты сменялись комфортными, избыточный дендизм — свободными силуэтами, остроумной многослойностью и технологичностью вещей. Образы героев 2020 года продолжили это движение. С одной стороны, посетители выставки отдают дань ее традиционной привязанности к классике, но интерпретируют ее по-новому. Это классика, в которой уже нет позерства, щегольства и дендизма, как, впрочем, нарочитой брутальности и мачизма. Дэвида Ганди и Ника Вустера, бывших главными героями всех мужских стритстайлов в Милане, сменил Ричард Бидул. Бывший юрист, а ныне успешный деятель моды и модель, Ричард мягче и ироничнее в своем образе, он мужественен, но в нем нет той знойной брутальности, которую так ценит Dolce & Gabbana в Дэвиде Ганди.
Последняя же выставка выявила образ нового «мужчины-pitti», это не щеголь-павлин, не пацанчик в стритвире (хотя его все еще очень много), не герой хип-хопа и даже не мачо. Это «повзрослевший» во всех смыслах мужчина, который обращается к стилю более спокойному. Это уже не натужная элегантность, это технологии, остроумно обыгранная и разбавленная классика, комфортная респектабельность, умноженные на винтаж, — пожалуй, так можно охарактеризовать общее направление уличного стиля выставки.
Винтажное вдохновение
Винтаж при этом явление не менее важное, чем отмена стереотипного брутализма. Главный источник «винтажного» вдохновения образов — «длинные» семидесятые. Длинные, потому что эстетически то десятилетие растянулось с 1968 по 1981 год. Тот долгий период моды после «лета любви», 68-го и Вудстока, так же, как и нынешняя эпоха, был временем поиска новой идентичности, в том числе и сексуальной. Тогда границы традиционного расширились, поменялись представления о сексуальности, на смену традиционным «женихам» и «невестам» пришли «boyfriend» и «girlfriend» с их отношениями без обязательств, а культура темнокожего населения Америки из подвалов вышла на первый план с телешоу «Soul Train» и музыкой диско. Закончилось все клубным расцветом и «Студией 54».
Другое время просто не могло стать опорой для современной мужской винтажности, образ мужчины вплоть до конца пятидесятых — слишком брутален и однозначен, а в 80-е и 90-е мода, кажется, уже достаточно наигралась. И вот семидесятые с их желтоватой, охристой гаммой натуральных оттенков, крупной клеткой, широкими лацканами и водолазками активно влияют на стиль, как, впрочем, и середина шестидесятых, подготовивших сексуальную революцию. В актуальном стритстайле много от Феллини, включая лоферы (вспомним ботинок на весь экран в фильме «8 с половиной»), которые в сочетании со светлыми носками можно смело назвать главной обувью Pitti 2020. Феллиниевскую «Dolce vita», кстати, на днях вспоминал и британский GQ. Шестидесятые, особенно итальянские, — это время, когда классический костюм все еще главная одежда мужчины, но правила начинают меняться, а образ становиться свободнее. А еще период конца шестидесятых — начала восьмидесятых годов был временем той самой длинной и вязкой «стабильности», временем без революций. Мода актуальная, как мы уже обсудили, хочет того же: пожить без революций.
Возможно, поэтому, несмотря на то, что Алессандро Микеле, заявив, что его новая мужская коллекция Gucci будет решительным прорывом, на деле лишь продолжил уже начатую им идеологическую линию. Продолжил, впрочем, довольно эмоционально. Начав новый год Gucci c манифеста.
«Пятилетний» мальчик в платье
Манифест протестует против «токсичной» маскулинности и мачизма, против навязывания стереотипов «мужественности» со всеми их последствиями. В своем манифесте бренд заявляет о том, что «пришло время поприветствовать мужчину, свободного от необходимости самоопределения, лишенного ограничений, навязанных обществом, авторитарных санкций и удушающих стереотипов». И этот мужчина — ребенок, «baby man», как назвали его в Diet Prada (инстаграм-блог, наводящий ужас на индустрию моды), пятилетний ребенок, которому еще не навязаны социальные стереотипы. Он еще не знает, что такое мужественное и женственное, и хотя ему начали намекать на то, что есть игрушки для мальчиков или девочек, он все еще не понял, в чем разница.
Платье для него — просто предмет одежды, у которого может быть масса свойств: цвет, фактура, объем, но среди них нет гендерной принадлежности. В мире, который отказывается от стереотипов, Микеле отправляет своего героя в то раннее детство, где их просто не могло быть, никаких. Брюки, скроенные так, будто они надеты задом наперед, джемпер не по размеру. Бабушкина мохеровая кофта и пальто, мамина сумка, папин пиджак. Не сказать, что эта концепция сенсационна, но Gucci определенно сделал заявление, фиксирующее новые принципы стиля. Мужского стиля вне «токсичных стереотипов». Девочки и мальчики больше не переодеваются друг в друга, но просто носят те вещи, которые им нравятся, вне социальных ярлыков, привязанных к ним.
Gucci уделяет большое внимание исследованиям. В 2018 году компания изучала ценности и отношение к гендерным вопросам поколения Z (в своем irregular report). Исследование весьма наглядно показало и сексуальную индифферентность поколения, и их гендерную неопределенность, и, что важно, отмену стереотипов как в сексуальности, так и в потреблении. Молодые люди, рожденные в XXI веке, мобильны, для них нет жесткого и однозначного, мужского и женского, все подвижно, все может меняться. И, что важно, секс как таковой во всем этом — не главное. Тщательное исследование аудитории и приводит в итоге к тому, что мы видим на подиуме. Потому платья и бабушкины кофты на мужчинах — не просто безумная извращенная фантазия Микеле, но тщательно продуманный план и четкая стратегия. Однако это не значит, что мужчины вдруг начнут носить платья и рюши, нет, мода просто предложила мужчине посмотреть на себя не только как навоина, который обязан соответствовать сотне критериев и всем что-то должен. Так мы вернулись к важнейшей идее актуального мужского стиля — новой брутальности.
Новая брутальность, минимализм, тейлоринг и конец стритвира
Циклы в моде развиваются по одним и тем же законам, и каждая следующая мода должна полностью опровергнуть предыдущую. Потому, если в конце десятых мода играла в кэмп и квир-эстетику, гендерную амбивалентность, антидизайн и прочее размывание всего, то в двадцатые годы, по закону модного антагонизма, мода логично ищет что-то нормативное. Против деконструкции и гранжа встает повышенное внимание к индивидуальному крою костюма, против кэмпа и антигламура — новая элегантность. Другое дело, что десятые с их бумом освобождения принципиально изменили отношение человека к себе. Идеалы рухнули, а разнообразие было признано главным словом эпохи, потому новая элегантность, новая женственность и новая брутальность, пришедшие в моду, имеют мало общего с элегантностью, женственностью и брутальностью в традиционном понимании этих слов. В 2020 году на экраны выходит не меньше пяти крупных кинорелизов о шпионах и суперагентах. Год кинопроката начинается с анимационного фильма про секретного агента «Шпионаж и камуфляж», где образ идеального героя-агента девальвируется превращением в голубя. Миру больше не нужен сверхмаскулинный безупречный Джеймс Бонд, новый герой должен быть живым. Новый брутализм — это мужское начало из которого, как завещал нам Микеле, выведена вся «токсичность».
Если попытаться вывести формулу новой брутальности в моде, то выйдет что-то вроде:
Новая брутальность — это сумма интеллектуального минимализма, остроумной классики, спокойного стиля, комфорта и технологий. Важнейшими событиями Piiti Uomo стали показы Jil Sander и Random Identities Стефано Пилати. И если Random Identities оказывается в парадигме радикального отказа от стереотипов Gucci, только в другой весовой (в смысле ценовой) категории, то Jil Sander буквально кричит об усталости от максимализма в моде. Идеи новой брутальности и минимализма дополняют друг друга в период, когда мода ищет спокойствия. Меньше вызова, меньше стилизации, меньше дополнительных смыслов — чистые линии, лаконичный стиль.
Большая часть коллекций, показанных и на неделях моды, и в рамках выставки, возвращает идею костюма и портновского мастерства. Этот костюм больше не зажат в тиски правил, его можно сочетать с чем угодно и носить как угодно. Традиционный мужской костюм, сшитый портным, это тоже, впрочем, про удобство. К этой идее удобства и стиля вне времени тоже апеллирует новая брутальность.
Пытаться спрогнозировать моду всего десятилетия, услышав лишь первые такты увертюры, определенно невозможно, но по ним, как и по афише заявленного спектакля, можно понять главное. Бесконечные эксперименты над идентичностью в прошедшем десятилетии в конечном итоге вернули моду на круги своя. Мужское остается мужским (как и женское женским), однако появилась возможность выбора и вариативность. Новая мужественность не однобока, но разнообразна. Тем не менее классическим пиджаком и клетчатым пальто все же обзавестись стоит, а уж с чем их носить — дело ваше, хотите с брюками и туфлями, хотите с кроссовками, ну а если душа требует блесток — вольному воля.