Богатый внутренний мир: как молодые российские дизайнеры ломают наши стереотипы об интерьере

Можно сколько угодно спорить о том, навредило ли России «импортозамещение» в сфере сельского хозяйства и в прочих важных отраслях. Но есть одна область, в которой импортозамещение реально сработало. Область маленькая в масштабах человечества, но важная для повседневной жизни человека. Это дизайн и производство предметов интерьера (и оформление интерьеров в целом). За период с 2014 года, когда многие иностранные компании, поставлявшие в Россию дизайнерскую продукцию, сдали позиции, бизнес, связанный с местным производством предметов интерьера, существенно прибавил и в объемах, и в качестве.

Звучит скучно и непонятно. Какое это имеет отношение к красивому и творческому слову «дизайн»? Дизайнеры — это же такие яркие, креативные люди (мужчины в черном, дамы в декольте), ведущие инстаграмы о свежих тенденциях в области всего, обсуждающие цвет сезона «живой коралл», делающие селфи своих лоферов и лодочек на фоне свежезалитого бетона, ездящие в Милан и Париж за вдохновением и на выставки брендовой мебели и входящие в узкий круг представителей «100 лучших в профессии». На самом деле у этой нарядной жизни, как и у всякой другой, есть жесткая экономическая основа: огромную роль в успехе дизайнерской работы играют способы добычи того, чем интерьеры наполняются, то есть материалов, мебели, светильников и аксессуаров. Дизайнеры живут не только за счет гонораров от клиентов. Многие из них получают откаты от поставщиков: некоторую мзду за то, что приводят клиента именно в этот магазин, а не в другой. Многие дизайнеры, помимо предложений по стилю и архитектурным решениям, предоставляют клиенту услугу «комплектации» — закупки для них всего необходимого для проекта напрямую у поставщиков, минуя розничных дилеров. Так исторически сложилось еще 20 лет назад, когда на заре формирования интерьерного рынка России и в момент экономического кризиса обе эти практики здорово «тряхнуло». Многие иностранные марки с российского рынка просто ушли, как американская сеть Crate & Barrel, например, или десятки мелких итальянских производств, чья продукция, резко подорожавшая из-за курса евро, потеряла для российского покупателя привлекательность. Однако людям, делающим в России ремонты разного уровня стоимости и качества, все равно нужны были предметы интерьера. Нижний сегмент рынка закрыли строительные магазины вроде «Леруа Мерлен» и незаменимая ИКЕА. Верхний сегмент продолжил покупать европейские бренды, несмотря на увеличение цены. А вот средний сегмент, которого в сфере дизайна интерьера становится все больше (множество проектов сегодня делается в небольших квартирах, часть из них предназначена под сдачу и делается, соответственно, достаточно экономно), нужно было чем-то комплектовать. И вот тут настал звездный час для российских мебельных производств. И, естественно, русских «предметных» дизайнеров — людей, которые проектируют именно мебель и свет, а не интерьеры в целом.

Оказалось, что за 20 лет развития интерьерного рынка в России поднакопилось значительное количество производств, которые способны выдать на-гора предметы нужного качества, в нужных количествах и с соблюдением нужных сроков. Вопрос только в том, как выглядит эта продукция и насколько она соответствует международным, скажем так, представлениям о прекрасном. И наличие приличной «материальной базы» (качественных производств) как раз и обеспечило русским предметным дизайнерам возможность развернуться.

Здесь нужно сделать небольшое отступление и пояснить, что из себя вообще представляет фигура предметного дизайнера. Это профессия на стыке искусства и инженерного дела (напоминаем, to design означает «проектировать»): дизайнер должен не только придумать красивый и удобный предмет, но и разработать вместе с производителем технологию и экономику того, как он создается. До наступления эпохи промышленного производства ни о каких «предметных дизайнерах» речи не было — были просто краснодеревщики, делавшие прекрасные штучные вещи, как великий француз Андре-Шарль Буль. Затем сначала Чиппендейл, а потом братья Тонет сделали производство мебели массовым, но их имена были лишь обозначением бренда, но не авторства предметов. Фигура дизайнера возникла в мебельном деле на рубеже XIX и XX веков, в эпоху ар-нуво: персонажи вроде Уильяма Морриса в Англии и Жака Эмиля Рульмана во Франции громко заявляли о своем авторском видении вещей и таким образом протестовали против обезличенного промышленного дизайна. Но, как ни парадоксально, чем более индустриальным становилось производство, тем большее значение приобретали конкретные дизайнеры. Производители стали использовать имена мебельных звезд как инструмент продаж: сегодня цена пластикового стула, созданного Филиппом Старком, в разы выше его себестоимости.

Россия до революции шла в общем русле — наша поразительная во всех отношениях мебель из карельской березы была анонимной, нашим ответом Моррису и Рульману был Федор Шехтель. В СССР же случился понятный слом — после любительских попыток Александра Родченко проектировать мебель в духе конструктивизма наступила эпоха массовой мебельной анонимности. Дизайн в СССР, кстати говоря, делали очень неплохой и местами великий, но его авторов никто не собирался превращать в звезд. Учитывая тот факт, что социалистический быт по техническим и идеологическим причинам был аскетичен и скуден, ни о каком дизайне жилого интерьера речь не шла. Прибавьте к этому, что вершиной счастья и вкуса в быту было наличие югославского шкафа- «стенки», что все заграничное казалось апогеем изящества и красоты (не важно вообще, какое оно было, главное — заграничное). В результате получаем состояние, в котором наши соотечественники встретили развал Союза: отсутствие привычки и умения жить красиво в сочетании с уверенностью, что «у нас» хорошо сделать все равно не смогут.

Итогом этого комплекса эстетической неполноценности стали пресловутые «евроремонты» и адская интерьерная эстетика 1990-х: ее «современный» извод представлял собой сочетание ярко-желтого и синего, полированные полы и светильники-споты по всему идущему ярусами и волнами потолку, а «классический» — сплошь покрытые деревянными панелями с позолотой стены, пухлые фиолетовые диваны с бахромой и многоэтажные хрустальные люстры. Ни о каком русском производстве и русском дизайне речи в это время вообще не было — всю эту красоту неимоверную везли из-за границы, продавали тоннами, и было всем счастье.

Ситуация менялась очень медленно — появлялись клиенты, съездившие за границу и увидевшие нормальные интерьеры. Выросло поколение «новых клиентов» — дети русских богачей «первой волны», отправленные учиться за границу и насмотревшиеся там разного. За спросом последовало предложение: появлялись магазины, завозившие в Россию хорошую современную и классическую мебель. Появлялись дизайнеры, научившиеся не просто покупать то, что есть в наличии, но ездить по выставкам, антикварным магазинам и барахолкам и выбирать что-то необычное. С середины 2000-х русские интерьеры резко улучшились. В частности, дизайнеры стали регулярно рисовать в проектах мебель по индивидуальным эскизам (практика для иностранных дизайнеров повседневная): не удалось купить нужный предмет — можно изготовить самим. Но это были не системные случаи: в области проектирования мебели как таковой все было глухо. Молодые таланты грустно приносили на дизайнерские выставки модели, сделанные из спичек и пластилина, показывали на экране ноута рендеры и жаловались, что нет фабрик, готовых вложиться в производство их дивных изделий. Вершиной успеха для русского дизайнера, имеющего «мебельные» амбиции, было введение спроектированного ими предмета в каталог какой-нибудь итальянской фабрики. Так, на протяжении многих лет главными нашими мебельными звездами были архитектор Евгений Полянцев, создавший несколько вещей для марки Emmemobili, и дизайнер Елена Архипова, успешно работавшая с фабрикой Prianera. Затем к ним присоединились Ярослав Рассадин, которому удалось поработать на Roche Bobois, Koziol и Roca, и Дима Логинов, делающий светильники для Preciosa и Axolight.

По пути проектирования востребованных иностранными производителями вещей идет часть успешных дизайнеров и сейчас. В 2019 году на главной мировой дизайнерской выставке Salone del Mobile.Milano случилось прямо-таки русское нашествие: сразу несколько серьезных итальянских брендов показали «русские» предметы. Так, например, Майк Шилов сделал обеденный гарнитур Bloom для марки Minotti Collezioni, Татьяна Горшкова — комод и зеркало Frost для Arte Veneziana (годом ранее тот же Шилов сделал для этой венецианской марки пару комод + зеркало Gonfalone), Ольга Энгель спроектировала для световой марки MM Lampadari люстру Jack.

Все дизайнеры из этой тройки — не новички: Майк Шилов создал, к примеру, смеситель для Cisal и коллекцию ковров для Tapis Rouge, Татьяна Горшкова неоднократно проектировала мебель для своих интерьеров. Но Ольга Энгель — единственная в этой компании, кто строит карьеру именно предметного дизайна. Строит успешно: созданные ею светильники и кресла регулярно выставляются на престижных форумах коллекционного дизайна, в частности в Брюсселе на Collectible и на Design Miami/Basel, интересы Ольги в Европе представляет французская Galerie Armel Soyer. Это уже не просто «не было подходящей тумбочки в детскую, пришлось нарисовать и сделать нужное», это настоящий международный успех.

Случай Ольги не единичный. Дизайнер Игорь Куркин в сотрудничестве с российским литейным производством ARTVIVO создал ограниченную серию светильников Hawking (названных в честь великого физика), и сейчас они представлены в Цюрихе в галерее EXCEPTIS. Еще один серьезный звездный случай — дизайнер Денис Милованов, создатель бренда SOHA, чьи вдохновенные деревянные скульптурно-мебельные объекты представлены в галерее «Палисандр» в Москве, в Pavilion Antiques в Чикаго и в той же Galerie Armel Soyer в Межеве.

В деле создания штучных коллекционных предметов наши Левши преуспели. Ну а что же с российскими производствами? С ними тоже все совсем неплохо: появление заказов на производство авторской мебели от дизайнеров интерьеров заставило фабрики развиваться, закупать оборудование, решать функциональные проблемы — и в результате выходить на новый уровень качества. Который, в свою очередь, дает возможность дизайнерам делать все более интересные вещи. Среди производств, на работы которых однозначно приятно смотреть, можно выделить Loftmark, Loffilab, Woodi Furniture, вологодскую студию «Лесс», Moonzana, кухонный бренд Giulia Novars — и это только люди, которые занимаются именно мебелью. А есть еще, например, отличная студия Bezhko — эти ребята из Санкт-Петербурга делают авторский свет. Все эти фабрики совершенно «по взрослому» сотрудничают с дизайнерами. Российское ковровое производство The Rug One, созданное Евгением Шутко, недавно показало коллекцию ковров по эскизам архитектора Марии Романовой. Или производители дверей и стеновых панелей «София-Декор»: они выпустили вместе с дизайнером Элиной Туктамишевой вдохновленную зодчеством Русского Севера коллекцию светильников «Лемех».

Но самая увлекательная история, кажется, развивается прямо сейчас с мебельным брендом Mrs Ruby. Основанное в 2005 году производство прошло абсолютно типичный для русской мебельной фабрики путь: началось все с производства штучных заказов от дизайнеров под конкретные интерьеры, затем появились более амбициозные проекты — например, капсульная коллекция комодов с фарфоровыми сменными декорами, созданных по эскизам дизайнера Жени Ждановой совместно с Императорским фарфоровым заводом (она, кстати, была дополнена светильниками от Bezhko). А осенью 2019-го на Cosmoscow на стендах галереи Кристины Краснянской «Эритаж» и MIRRA Ирины Могилатовой был показан новый проект — линейка Mrs Ruby Collections, созданная специально для фабрики безумно талантливым и очень своеобразным дизайнером Тарасом Желтышевым.

Этот уроженец Томска вошел в дизайнерский мир с единичными коллекционными предметами, показал себя на Неделях дизайна в Пекине и Милане и (весной 2019-го) на Collectible. А теперь исполнил заветную мечту всех молодых дизайнеров — сотрудничает с производством, которое азартно воплощает все его идеи. Еще недавно, когда русские дизайнеры уныло презентовали вместо реальных работ 3D-модели, это казалось невозможным. И знаете, что характерно? Уровень дизайна Желтышева и тот уровень качества, с которым его задумки материализуются, — это не русский дизайн. Не в том смысле, как мы привыкли, — чуть-чуть кустарный, немного дикий, слегка наивный и словно бы обалдевший от собственной смелости гибрид хохломы с конструктивизмом. Это спокойный, взрослый, выверенный дизайн. Наднациональный — просто очень качественный.

И это, собственно, то, к чему мы все так стремились.