Дискотека вселенского масштаба, или Богемный нетворкинг: Дмитрий Волков о том, зачем на самом деле едут на Burning Man
Горящий человек
Ты вернулся с Burning Man? Как прошла тусовка? Как оторвались? Мечтаю туда поехать, чтобы сделать такие же прикольные фоточки. Там, наверное, крутой нетворкинг? Ты поехал с лагерем айтишников? Слышал, все крутые чуваки из Долины едут на Burn. И хитро добавляют: ты что-нибудь принимал?
Все эти вопросы неизбежно возникают в связи с мириадами фото, выложенных в Instagram и Facebook, а также некоторыми публикациями в СМИ. Действительно, кран как будто прорвало — и после лета дали вдруг горячую воду: Burning Man «вылился» в социальные сети. Да и не мудрено. На плайе (пустыня, дно высохшего озера) нет связи, поэтому все с нетерпением копят свои сториз и фото, чтобы потом разом выложить и собрать лайки. Вдобавок The Guardian недавно опубликовал: 58 участников были арестованы на фестивале, и это на 14 человек больше, чем в прошлом году. В основном за использование наркотических веществ. Через все эти медиа складывается впечатление, что Burning Man — тусовка эксцентричной богемы, дискотека вселенского масштаба, зона пятьдесят один, где вместо секретных вооружений испытывают разнообразные источники радости и свободную любовь или в крайнем случае возможность в неформальной обстановке решить свои бизнес-вопросы. Я ничего из этого не отрицаю. В конце концов фестиваль — это пространство полной инклюзивности, и туда приезжает сто тысяч разных людей. Я просто расскажу, чем еще может быть Burning Man.
Мираж
Возможно, те из вас, кто был студентом в Советском Союзе, еще помнят строительные отряды — «добровольные» коллективные поездки на ударные стройки. На истфаке мы ездили на археологические раскопки. Суровая жизнь в палатках, подъем в пять утра, в шесть — уже на раскопе и машем лопатой до четырех дня под палящим солнцем при температуре + 40С. Как только заканчивается десятиминутный перерыв, старший орет: «Арбайтен!». И все вновь принимаются за дело, с кровоточащими мозолями на руках, с мечтой о том, как после адовой работы броситься в прохладное море, а потом на ужине за гитарой петь «Звезды в сиянии ночном». Возможно, вы помните эту романтику и лирику советских стройотрядов. Так вот, Burn для некоторых — это то же самое. Я не говорю о тех sparkling ponies (сверкающих пони), которые приезжают на два дня, чтобы посмотреть фейерверки и поплясать на славу. Я говорю о тех, кто строит город и кто его убирает.
За неделю в пустыне Невады возводится город из шатров, тентов, зданий. Он называется Black Rock City (Город Черного Камня). Сверху он напоминает подкову: от центра расходятся лучами радиальные улицы, которые называются по часам и минутам. Они соединяются между собой улицами, которые называются буквами: Andromeda, Bacchus, Cupid… Самая первая улица — Эспланада, предназначена для арт-лагерей и бесплатных кафе. Все это выстраивается волонтерами со всего мира за неделю. А через неделю фестиваля город, как мираж, полностью исчезает. Те, кто строит город, воспринимают фестиваль совсем иначе. У них другая романтика. «Когда мы строили шатры и навесы, нам помогали соседи. У нас у всех было общий инструмент. Да и все понимают, на этой жаре, в пыли можно быстро испечься и всегда может понадобиться помощь. После этого мы становимся как братья — с соседями украинцами, бразильцами и американцами», — рассказывал мне один из тех, кто первым приехал строить лагеря. Я, к сожалению, не мог приехать раньше — работа. Зато раздавал мороженое.
Большинство лагерей провозят что-то свое, какой-то подарок для других участников фестиваля. Мы привезли несколько тонн мороженого. Полдня стоишь и раздаешь это мороженое всем проходящим мимо: «Мороженое, берите мороженое!». Проходящие мимо останавливаются, выстраивается очередь. Нужно помогать ставить велосипеды, таскать ящики из трейлера, размораживать, раздавать рожки и накладывать мороженое. У нас было четыре вкуса: тирамису, карамельное, ванильное и «Путин». Кстати, «Путин» оказалось самым востребованным мороженым. Мы просто не знали, из чего оно состоит, поэтому назвали именем президента: «Вы что, русские? Путин? А можно мне два шарика?». Обнимают. Вы лучшие! Спасибо вам, русские!
Антибиеннале современного искусства
В центре Black Rock Сity находится громадная деревянная фигура человека. Ее сжигают в апогей фестиваля. Вокруг — несколько километров пустыни с сотнями арт-инсталляций. В прошлый раз моей любимой было «Дерево Тенеры» — искусственное дерево трехэтажной высоты, на ветках которого переливались разными цветами 25 000 светящихся листов. Инсталляции связана с историей самого одинокого дерева — акации, которая росла в пустыне Тенере на границе Сахара. Как дерево там выросло и выжило, вообще не понятно, но в радиусе 400 км мне не встречалось ни одного другого. Но 300-летняя акация погибла в 70-х, когда пьяный ливийский водитель наехал на нее грузовиком. В память об этом дереве на фестивале появилась эта инсталляция. Под искусственным деревом на фестивале Burning Man симфонический оркестр исполнял Стравинского «Весну священную». Люди лежали в тени и слушали Стравинского.
В этом году я неожиданно набрел на космическое одеяло Александра Штанюка. Простыня из 10 000 кв. метров серебристого полиэстерового брезента, изготовленного в НАСА и скрепленного 40 км строительной ленты. В пустыне ткань отражала палящие лучи солнце так, что издалека казалась ярким источником света. Подъехав ближе, можно было предположить, что это озеро, отливающее голубизной. Вплотную зрители видели сюрреалистические силуэты гор и холмов, или волн, которые ветер гнал по этой ткани. А еще тихий шорох, он передавался по всей поверхности. Лежишь и просто слушаешь шорох. Некоторые даже залезали под брезент и сидели в укрытии от солнца, как в детстве под одеялом. Да, под одеялом не бывает чужих.
Святилище
Но самое главное, с моей точки зрения, происходит тогда, когда большинство веселых «бернеров» уезжает, — сжигают святилище. Возможно, некоторые об это не знают, так как это происходит на следующий день после сжигания человека. В течение недели люди приносят в святилище какие-то вещи, фотографии, записки. Это воспоминания об ушедших: «В память о моем маленьком брате». На фотографии молодой симпатичный парень купается с лабрадором, на котором спасательный жилет. Собака высунула языка, видно, что очень довольна. Люди пишут на стенах такие истории: «У нас был курортный роман. Мой мальчик таец. Мы встречались неделю, а потом я уехала. А через месяц он написал мне: нужны деньги, у меня обнаружили рак. Я подумала, типичный развод. А еще через три месяца узнала, что мой мальчик умер. Прости меня, мой мальчик». Так исписаны все стены. Чтобы написать выше, даже ставят раскладные лестницы. Чьи-то кеды, кружки, флажки, плюшевые игрушки образуют множество маленьких алтарей внутри деревянного святилища, построенного в пустыне. Мне запомнилось еще вот это: «Год назад у меня диагностировали рак шеи. Мне сделали несколько операций, лучевую терапию, химиотерапию. Год я носил вот эти пластиковый корсет и маску. Жизнь под этой маской была лишена для меня всех удовольствий, которые делали ее осмысленной. Сейчас я избавился от рака. И хочу сжечь эту маску вместе со всеми воспоминаниями об этом времени».
В святилище приходят люди, которые скрываются от пыльных бурь и которые поминают близких, прощаются с болезнями и закрывают гештальты. А потом, на следующий день после сжигания деревянного человека, сжигают это святилище. На его месте образуется гигантское пепелище, размером с футбольное поле, вокруг которого по кругу ходят тысячи людей. Они не разговаривают между собой, они иногда воют. Воют все вместе, а потом останавливаются и обнимают друг друга. Силуэты арт-кадров превращаются в этот момент в молчаливые памятники. С них не слышится электронная музыка. Никто не нарушает ритуала, ритуала поминовения.
Ну как? Как потусовались на Burning Man? Прикольные фоточки сделал? Как нетворкинг? Я знаю, что все эти вопросы вполне легитимны в свете того, как фестиваль представляется в СМИ и социальных сетях. Просто есть еще один Burning Man… и я приезжаю на него.