Самый дорогой инкубатор земли: как устроены швейцарские школы-пансионы
Что такое школа-пансион в Швейцарии
Большинство частных школ-пансионов в Швейцарии основано в XIX веке. Тогда мальчиков учили отдельно от девочек, а протестантов отдельно от католиков. Женские пансионы представляли собой мануфактуры по созданию маленьких и не очень гордых леди, идеальных жен для выпускников мужских пансионов, как правило, отпрысков королевских семей или наследников богатейших кланов со всего мира. В XXI веке девочки и мальчики учатся вместе, а высококлассные педагоги со всего мира развивают в них ум, тело и дух по принципам принятой в 1968 году в Женеве Программы международного бакалавриата.
Школы-пансионы почти так же надежны, как сейфы в швейцарских банках: удобное расположение в центре Европы и традиционный дипломатический нейтралитет страны, высокий уровень жизни и низкая преступность, красивая природа и мягкий климат. Спрячешь в Альпах своего ребенка, и свежий воздух, экологически чистые продукты, избранное общество за $120 000 в год ему гарантированы. Эффект сейфа, закрытого пространства работает двояко: в школах часто возникают эпидемии булимии, алкоголизма, наркомании, суицидов. С раннего детства оторванные от родителей подростки ощущают себя нелюбимыми, ненужными, теми, от кого откупились, отослав из дома.
Продолжительность школьного обучения в Швейцарии составляет 12 лет. Иностранцы часто поступают сразу в выпускные классы — это 11-й и 12-й классы, за это время можно освоить программу IB, международного бакалавриата. По статистике, выпускники международных школ редко остаются учиться в Швейцарии, чаще всего они поступают в английские или американские вузы. Например, выпускники Institut Le Rosey учатся в лучших колледжах Лондона — Имперском, Королевском, Университетском, в лондонском Университете искусств, а в США они поступают в Чикагский, Джорджтаунский, Пенсильванский университеты, в Университет Макгилла и Школу дизайна Parsons.
В 2017 году в Швейцарии работало 827 частных школ.
Обучение стартует с 15 000 швейцарских франков в год и достигает 120 000 в зависимости от школы и года обучения. Для сравнения: год в швейцарском университете обходится от 1000 до 4000 франков. В 2017 году в Швейцарии работало 827 частных школ. Больше всего их во франкоговорящей части страны.
В горах мое сердце
Самый крупный (11 500 подписчиков) неофициальный паблик, объединяющий студентов и выпускников швейцарских пансионов в Instagram, называется «Мы почти такие же, как вы». Там идет соревнование: кто больше потратил на благотворительность, где учатся самые красивые студентки. Шутят и хвастаются, сколько денег удалось потратить за выходные и как притвориться трезвым, возвращаясь в пансион под утро.
Самой известной частной школой считается Institut Le Rosey. «Если вы хотите найти место, в котором собрана вся мировая элита, нет места лучше деревушки Ролль в Швейцарии», — писал о Le Rosey первый главный редактор русского Forbes Пол Хлебников в 1999 году в статье «Где научиться быть миллиардером». Основанная в 1880 году школа прослыла королевской. Среди ее выпускников — короли Бельгии Альберт II и Бодуэн II, шах Ирана Мохаммед Реза Пехлеви и имам мусульманской шиитской общины Ага-Хан IV, король Испании Хуан Карлос I, наследник сербского престола Александр Карагеоргиевич и другие короли, принцы и принцессы. В 1950–1960-е годы школу наводнили потомки бизнесменов из США, Италии и Греции. В 1970-е — арабы и иранцы. В 1980-е до нее докатилась волна учеников из стран Юго-Восточной Азии, корейцев и японцев. В 1990-е в Institut Le Rosey начали учиться дети из России. В 2000-х швейцарские пансионы ввели национальную квоту: не более 10% учеников из одной страны.
Institut Le Rosey — семейный бизнес. С 1980-го им владеет семья Гудин. С 2015-го школой управляет Кристофер Гудин. Окончив школу, Гудин выучился на инженера и несколько лет консультировал международные компании по вопросам управления, прежде чем принял Le Rosey из рук своих родителей. «Я училась одновременно с Кристофером, он рос серьезным и ответственным мальчиком. Когда мне было восемь, его тетя с дядей руководили младшей школой, они меня буквально вырастили, стали моими вторыми мамой и папой», — вспоминает выпускница Institut Le Rosey 2007 года Екатерина Бархо. Екатерина начала учиться в Швейцарии в 8 лет. В 1996-м ее отец принял решение отправить дочь за границу. Наметил Швейцарию, а потом вместе с консультантом объездил все международные школы-пансионы. И выбрал Institut Le Rosey, самый известный и дорогой. «Лучший!» — уверена Екатерина.
«Institut Le Rosey — это не Итон и не Эксетер, дети здесь балованные, — писал 20 лет назад Пол Хлебников. — Они учатся хорошим манерам (встают, когда в комнату входит взрослый) и немного латыни и греческому. На 330 учеников приходится 150 учителей и прислуги. Обслуживающий персонал прибирает у них в комнатах, прислуживает за столом во время еды и даже штопает им носки. Иногда по старой традиции в шутку они называют прислугу «рабами», а жителей деревни — «крестьянами». На три месяца, с января по март, вся школа переезжает на фешенебельный горнолыжный курорт в Гштад».
«Нам выдавали синие сундуки, прямо как у Гарри Поттера, — вспоминает Екатерина. — В сундук нужно было собрать все вещи, которые могли пригодиться в горах. Школа перевозила эти сундуки в Гштад и обратно».
Каждый день после занятий в Гштаде школьники выходят на склон, а по средам не учатся — лыжный день.
Если герцог Веллингтон был уверен, что битва при Ватерлоо была выиграна на спортивных полях Итона, то Пол Хлебников утверждал, что бизнес-прорывы происходят на склонах Гштада. Ну или других альпийских курортов, где катаются швейцарские пансионеры. «Главные плюсы интернациональной школы-пансиона: вдали от родителей, самостоятельно принимая решения, ребенок получает независимость, открытость новым культурам и языкам (Institut Le Rosey предлагает к изучению около 25 иностранных языков), сильнейшие связи, которые возникают между живущими вместе учениками и длятся потом всю жизнь», — объясняет Кристофер Гудин, директор и владелец Institut Le Rosey.
«Девиз Institut Le Rosey: Une Ecole pour la vie, «Школа для жизни», — рассказывает Екатерина Бархо. — Это значит, что в любой момент ты можешь обратиться к любому алюмни нашей школы и он тебе поможет. По-французски это называется AIAR — международная ассоциация бывших розеевцев». «Контакты, завязанные в школе, работают везде и всегда», — рассказывал Полу Хлебникову гонконгский миллиардер Майкл Кадури (№171 в списке Forbes, $7,9 млрд; №9 в рейтинге 50 богатейших людей Гонконга в 2019-м), выпускник Institut Le Rosey 1958 года. Другой выпускник школы 1959 года Джон Касабланкас прославился как основатель глобальной сети модных агентств Elite Model Management. «Когда телепередачу The Elite Model Look не захотел ставить в эфир ни один канал Венесуэлы, глава модельной компании позвонил своему другу по Le Rosey, так программа появилась в эфире», — писал Хлебников. «Когда у меня возникли сложности с проектом в Польше, — рассказывает выпускник Aiglon College Дмитрий Крымко, — я обратился к своему товарищу по школе. Он индус, живет в Дубае, бизнес ведет в Польше. И буквально два дня назад мне пришло письмо с рекомендациями».
«Когда говорят, что Le Rosey — это школа для маленьких богатеньких, я прекращаю разговор, — говорит Екатерина Бархо. — Для меня Le Rosey — это школа, которая учит ничего не бояться, быть разносторонним, открытым всему новому, разговаривать с людьми любой профессии, культуры, национальности, возраста, вероисповедания. За пять минут разговора ты можешь расположить к себе любого собеседника. Ты знаешь: куда бы тебя ни забросила жизнь, ты сможешь выкарабкаться. Но чтобы учиться в такой школе, нужно быть сильным духом, нужен характер».
«Пансион — это отличная школа выживания. Там ты начинаешь делать такие вещи, о которых никогда в жизни бы и не подумал», — говорит Дарья Ольховская, выпускница Aiglon College.
«Нам давали не только теоретические прикладные знания, но и учили быть ответственными, расставлять приоритеты и просчитывать каждый свой шаг. Зачастую эти навыки важнее формул и академических знаний», — говорит Софья Гугуберидзе, выпускница TASIS в Лугано.
Как научиться быть миллиардером? Мальчики
В швейцарском Aiglon College Дмитрий Крымко оказался в 1993 году. Родители решили спрятать сына подальше от соблазнов и опасностей перестроечной Москвы в Вилларе, на горнолыжном курорте неподалеку от Женевы. «Я помню, мама спрашивала: «Ты хочешь здесь учиться? Тебе нравится?» Мне было 12 лет, и хотя я отвечал согласием, конечно, это было не мое решение», — говорит Дмитрий Крымко. Aiglon College он закончил в 2000 году. Затем поступил в Высшую школу экономики государственного Лозаннского университета, женился и остался в Швейцарии работать.
Считается, что после трех лет учебы за границей у ребенка наступает момент невозврата, когда он начинает связывать свое будущее с другой страной. То есть, отправляя ребенка учиться за границу, родители фактически делят его жизнь на до и после. «Школа — это микрокосм, миниобъединенные нации, это 300 учеников, 40–50 учителей в деревушке на высоте 1250 м над уровнем моря. Это закрытая экосистема, маленькая страна со своей конституцией. Глобально ты становишься человеком мира, но интуитивно по окончании школы ищешь такую же закрытую защищенную экосистему», — рассказывает Дмитрий.
В идеальном мире швейцарской школы ученики с 12 до 18 лет живут в своих домах-пансионах. В одном доме около 30 человек. «Когда мне было 13 лет, со мной в одной комнате жили мусульманин из Саудовской Аравии и еврей из Израиля. Меня потом спрашивали: «Ну и как вы там живете?» А я не мог понять, в чем проблема. Об арабо-израильском конфликте я узнал лет в 15, кажется», — рассказывает Дмитрий. «Мы дружим уже 25 лет. Когда собираются выпускники, то мужьям и женам, которые не учились в школе, на этих встречах делать нечего. Часами идут разговоры: а ты помнишь мистера Максвелла, а ты помнишь, как мы чуть не замерзли в горах, а ты помнишь, как мы пропустили поезд в Женеве и не успели вернуться? Меня жена даже упрекала: «Для тебя одноклассники важнее семьи», — вспоминает Дмитрий. Первые 10 лет после выпуска он путешествовал от Австралии до Бразилии и везде жил у друзей. Впервые снял номер в отеле после свадьбы, когда жена отказалась спать на диване в гостях.
День в Aiglon College расписан полностью с 7 утра до 10 вечера.
Дмитрий Крымко уверен, что залог такой крепкой дружбы — правильно организованный учебный процесс. День в Aiglon College расписан полностью с 7 утра до 10 вечера. «Упор не столько на учебу, а на full body, mind и spirit», — рассказывает Дмитрий. Почти все время ученики проводят на открытом воздухе, в гармонии с окружающей средой. Лыжи — как минимум четыре раза в неделю, но при желании можно и восемь. И обязательно экспедиции, походы в горы на выходные. Детям выдают палатки, рюкзаки, какие-то консервы, маленькую газовую плитку. Ставят точку на карте, и каждый со своей группой решает, как пойти, и прокладывает маршрут.
«Приходишь, разбиваешь палатку. Могут приехать и проверить, а могут и не приехать. С этими походами связано много историй, — вспоминает Дмитрий. — Когда тяжело 15 км в гору идти, велик соблазн поехать на поезде или на автобусе, вызвать такси, например. Были истории, когда отправлялись в поход, а сами спускались в Женеву, тусовались там всю ночь, а в 5 утра возвращались в палатку, спали час и шли дальше. Говорят, в 1970-х годах какие-то школьники ушли в поход и улетели в Нью-Йорк. Но тогда было проще. Со смартфонами и GPS-локаторами систему не обманешь».
Как научиться быть миллиардером? Девочки
Дарья Ольховская поступила в Aiglon College в 2013 году, в 17 лет. Считается, что адаптироваться в таком возрасте сложнее, чем в 10–12 лет. «В 13 лет я решила, что хочу учиться за границей. Родители сказали: «Если действительно надумала уезжать, занимайся своим поступлением сама», — рассказывает Дарья. После долгих поисков школы Дарья прошла собеседование, сдала тестовые экзамены. Но из-за квот на учеников из русскоязычных стран места пришлось ждать несколько лет. В конце марта 2013 года из школы пришло письмо: «We would like to congratulate you to being accepted to Aiglon College». Осталось собрать документы, справки, оформить визу резидента. 15 августа вместе с мамой она улетела в Женеву на адаптационную программу. «Мы затащили по лестнице чемоданы, — рассказывает Дарья. — Я думала, что швейцарские школы — это что-то очень богатое, и тут я оказываюсь в общежитии: минимум мебели, давно не было ремонта, раковина с двумя кранами — с горячей и холодной водой. Но мне было не до этого: первое время я боялась что-то не так по-английски сказать. Потому что одно дело — учить иностранный в России, а другое — жить на этом языке. Но уже через неделю я начала понимать местный сленг».
Неприятной неожиданностью для Дарьи стали регулярные походы в горы: «Экспедиции я просто ненавидела. Осенью +5–6 °С, а ты несешь огромный рюкзак и палатку под моросящим дождем. Первые пару раз прикольно, но когда история повторяется дважды в месяц, это ужасно. В горах ты мерзнешь, простужаешься. И вот ты возвращаешься наконец в школу, а у тебя одна ванная на трех-четырех человек. И ты сидишь мокрая, грязная, пропахшая жухлой листвой и ждешь, когда настанет твоя очередь помыться».
Алкоголь, наркотики, депрессия и булимия — постоянные спутники многих учеников
В одной из лучших международных швейцарских школ Дарья обнаружила не столько мини-ООН, сколько учеников двух категорий: амбициозных ребят, с раннего детства решивших покорить мир, и тех, кому совершенно безразлично образование, кого родители сдали «на хранение» во глубину швейцарских Альп. Алкоголь, наркотики, депрессия и булимия — постоянные спутники многих учеников.
В школе, где нормой у старшеклассников было подарить подружке на день рождения золотой Rolex, слетать в выходные на курорт с родителями на частном джете и хвастаться, сколько бутылок шампанского Сristal выпили в клубе Java в Женеве, роль поставщиков алкоголя и наркотиков выполняли таксисты. Школа, конечно, не дремала. «За два года меня драгтестили раз двадцать, — рассказывает Ольховская. — Нужно было сдать анализ мочи. Старшеклассники платили мальчикам и девочкам из младшей школы, чтобы они писали в презерватив. Когда их вызывали на драгтест, они шли в туалет и выливали чистую мочу в пробирку. Официально из школы могут отчислить за выкуренную сигарету. Нельзя было держаться с мальчиком за руку. Но при этом — так бушевал гормональный взрыв — все спали друг с другом кто где, в школьных туалетах, в подвалах, в палатках. Когда ты живешь в этой экосистеме, становишься ее частью, то начинаешь считать, что это нормально. Осознание пришло в Москве: за три недели после возвращения из Aiglon College я похудела на 12 кг».
«Бординг — это токсичная история, — говорит Дарья Ольховская. — Мама сказала, что за год в Швейцарии я очерствела, зациклилась на себе. Я научилась открывать двери ногой, одеваться в стиле dress to impress и стала жутким пессимистом. Я превратилась в отражение той группы девочек, в которую влилась. В школе все устроено так, чтобы ученики разного возраста и национальностей общались друг с другом. Но с русскими, украинцами это не работает. Мы общались узкой группой русских девочек. Когда после Aiglon College я стала учиться в университете в Лондоне, никак не могла привыкнуть: три дня ходишь в одном и том же свитере, никому и дела нет. А в школе выйдешь к завтраку ненакрашенной, и тебя спрашивают, не заболела ли ты. Нас кормили три раза в день и проверяли тарелки: действительно ли мы ели. Но в какой-то момент в нашем доме у всех началась булимия. Мы ели, а потом в туалете блевали. По принципу: все так делают, чем я хуже. Потом в моду вошло вегетарианство. И этот тренд тоже нужно было поддерживать. Каждая волна продолжалась три-четыре месяца. Потом ее сменяла новая».
Дарья считает, что Aiglon College, помимо диплома об окончании международного бакалавриата, IB, дал ей умение вести строгий таймменеджмент, умение работать на результат и добиваться его.
Зато в горах Дарья Ольховская больше не бывает. Со своей школьной любовью, американцем Джеймсом отношений не поддерживает: «До выпускного у нас дошли 53 ученика. Из них девять пар. Но все парочки расстались через пару месяцев после выпуска. Они думали, что это любовь всей жизни. Оказалось, что жизнь за воротами школы другая».