Миллиардер Вадим Мошкович открывает частную школу. Чему он научит ваших детей?

Шесть лет назад глава ГК «Русагро» Вадим Мошкович задался целью создать лучшую в мире школу. За год до открытия школы и кампуса «Летово» Forbes Life встретился с бизнесменом и узнал, насколько мечта близка к реальности.

Вадим, до открытия вашей школы остается меньше года. Зная, через что пришлось пройти на этом пути, что бы вы поменяли?

Я вам так скажу: сегодня за школу я бы не взялся.

Настолько сложно оказалось?

Самое сложное — обучение учителей. Это для нас основной вызов. В свое время я разговаривал со знакомым учителем и он сказал: «Я перестану преподавать, только когда пойму, что больше не могу передать знание ребенку». Я его спросил: «А как ты это поймешь?» И он ответил: «Я должен для ребенка быть плюс бесконечность». Так вот я хочу, чтобы каждый учитель в моей школе был та самая «плюс бесконечность» для учеников. Он должен быть целым миром, и тогда дети будут его слушать с открытым ртом, но для этого сам учитель должен жить школой.

И как же вы решаете эту проблему? Кто учит учителей?

Десятки человек занимаются. Например, сейчас работают два профессора из Стэнфордского университета. По-моему, это первый рабочий визит экспертов из Стэнфорда в Россию.

В одном интервью вы сказали, что в России все хорошие школы держатся на учителях.

Я говорил, что у нас в стране знание принадлежит в 100% случаев учителю, а не школе, поэтому, если хороший учитель ушел из школы, — сразу провал. И это первое отличие, которое я увидел в западных школах, где знание всегда принадлежит школе. То есть если учитель уйдет, не потеряется ни знание, ни методика преподавания, ни инструментарий. Этого я хочу избежать. У нас будут только те учителя, которые готовы делиться знаниями. По нашим правилам учитель обязан сам развиваться и свое знание передать.

И где вы таких возьмете?

Ищем, причем во всем мире. Мы собрали лучших российских учителей. Михаил Мокринский, директор «Летово», — такой человек. Под его руководством московская Гимназия 1535 стала номером один в рейтинге московских школ. Мадлен Шагинян такая. Она заместитель директора по академическим вопросам. У нас основной костяк подобрался, и, мне кажется, мы разделяем и видение, и ценности. У нас сегодня уже команда из 60 учителей.

А когда начнется набор детей?

Мы первый набор уже сделали. Взяли 22 ребенка.

Но они еще должны доучиться в своих школах?

Да, они придут к нам в 2018 году. У нас уже даже возник лист ожидания. Второй набор идет, третий будет весной. До конца следующего учебного года все дети будут знать, кто принят, кто получит стипендию. Сбербанк окажет помощь в определении размера стипендии.

«Бывало, что детям приходилось отказывать в обучении из-за их родителей»

Вы принимаете детей начиная с 7-го класса. Вряд ли это для них осознанный выбор. 

У нас тридцать процентов детей привели родителей к нам в школу. Сами нашли нашу школу, наш сайт, и сами сказали, что хотят учиться тут. Вот вам статистика.

А бывало, что родители не хотели переводить ребенка?

Бывало, что детям приходилось отказывать в обучении из-за их родителей.

Это как?

Мы родителей всех детей, которые успешно прошли у нас экзамены, приглашаем на интервью. Если в ходе беседы выясняется, что в семье не существует ценности обучения, мы сражаться не хотим. Мы готовы двигаться с родителями совекторно, но, если в семье ребенка тянут в другую сторону, мы не будем заниматься перетягиванием, мы не исправительное учреждение. Частная школа — это школа для тех детей, кто хочет учиться. И для тех родителей, которые видят ценность в обучении.

Ваши дети будут учиться в «Летове»?

Старшие сын и дочь уже в Стэнфорде. Младший сын — если сдаст экзамены. Блата у нас точно не будет. Никому.

То есть младший за границу учиться не поедет?

Я делаю школу в том числе для того, чтобы не надо было ехать в Англию за хорошим образованием. Чтобы дети здесь могли получить все, что можно получить там. Я считаю, что у нас будет ну точно не хуже, чем в лучших западных школах. Мы предусмотрели, кажется, все, объездили лучшие школы мира и взяли от них самое лучшее: методики, внутреннее устройство пространства и даже архитектуру здания.

Сколько детей будут жить в пансионе?

Таких, думаю, будет 60–70%. Я строю школу не для Москвы, а для России. Чтобы каждый ребенок мог там учиться, очень важно построить кампус правильно. Это настоящий вызов, потому что сейчас интернат в России — это слово ругательное. У нас будет кампус. Человек, который будет отвечать за него, обеспечит весь этот интерес и качество жизни, скоро будет найден. Это тоже настоящий вызов.

В чем особенность школьной архитектуры?

Есть базовые требования. Например, в школе не должно быть темных углов — пространства должны быть открытыми и светлыми, чтобы детям негде было кучковатся, курить или еще что-нибудь делать. Нужны антивандальные полы и много чего еще антивандального — это же дети. Пространство должно легко трансформироваться. Если коротко — строить школу должны те, у кого есть богатый опыт такого строительства. У нас работали голландские архитекторы. Особое внимание мы уделили спорту: у нас десять тысяч метров только закрытого спорта — большая спортивная арена, три малых спортивных арены, бассейн, полноценный открытый стадион, теннисные корты, плюс мы еще оформляем аренду сорока гектаров леса, чтобы устроить роллерную и лыжную трассы.

Что изменилось на этапе проектирования?

Масштаб. Изначально здание школы у нас должно было быть около 25 000 кв. м. Сейчас весь комплекс — 40 000 кв. м. Я чуть-чуть не уследил.

Как так получилось?

Когда мы уже выбрали территорию, архитекторов, когда стали понятны требования к помещениям, к пространствам, я чуть-чуть отошел от процесса. А когда проект принесли на утверждение, остановить было уже невозможно, иначе пришлось бы откладывать стройку, проектировать все заново. Поэтому вместо $50 млн бюджет стройки уже $80 млн.

«Просить деньги в нашей стране — отвратительная вещь»

Это сказалось и на остальных затратах?

Изначально я планировал $50 млн — на школу, $150 млн — на эндаумент, 10% годовых. Получается $15 млн в год. Это примерно бюджет школы. А сегодня выходит, что $80 млн потратили на школу, а на остальное — $120 млн, но сегодня уже не 10% годовых, а, грубо говоря, 3–5%. Получается около $6 млн. При этом мне принесли бюджет школы — на этот учебный год $8,5 млн. Разрыв я погашу из личных средств. И пока мы не понимаем, какую сумму в состоянии будут покрыть родители поступивших детей. Прежде всего мне важно донести всем родителям вот что: каждый ребенок, кто к нам поступит, получит стипендию в том размере, в каком ему необходимо, вплоть до 100% покрытия обучения за счет стипендиального фонда. И я за эти слова буду отвечать.

Может быть, вы пригласите еще инвестора?

На данном этапе точно нет. Это самое противное — побираться. Вы знаете, просить деньги в нашей стране — отвратительная вещь, по крайней мере пока школа не станет номер один. А я планирую, что это произойдет в ближайшие три года. Тогда очередь из инвесторов должна сама выстроиться.

Вы говорите, что в вашей школе сможет учиться любой, вне зависимости от финансового состояния родителей. Как это будет реализовано на практике?

Идея нашей школы в том, чтобы она давала равнодоступность. Если ребенок поступил в школу, то только потом уже по интервью будет понятно, может ли его семья платить или не может, а если может, то сколько. У нас заключен договор со Сбербанком. Он для нас делает скоринг всех родителей — определяет, какое количество денег те могут платить.

Насколько вы сейчас вовлечены в проект?

Сейчас я занят школой ежедневно. А дальше, надеюсь как учредитель, ограничиться общими стратегическими вопросами. Не хочу вмешиваться в оперативное управление.

Во многих интервью вы говорите о 57-й школе, которую окончили, как о неком идеале. Вы на нее равняетесь?

Мы с одноклассниками пытались описать, что такое 57-я школа. Собирались вместе, искали формулировку. В 57-й школе мысль была, дух. Заходишь — и будто оболочка возникает вокруг тебя. Много умных людей и атмосфера обсуждения. Ведь часто ребенку для развития не хватает, мне кажется, небольшого толчка. 57-я такой толчок давала. Плюс у нас не было зависти к каким-то благам или материальным ценностям. Ценилось только одно — чтоб человек был «рюхастый».

«Я объяснил сыну, что он не может хвастаться тем, чего не добился сам»

Что такое «рюхастый»?

Значит, что он сможет решить задачу. В этом гордость 57-й школы. В том, что ты можешь. А все остальное не имело никакой ценности. Ноль. Задачу решил — круто, а не решил — хоть омерседесься. Так и должно быть.

Но дети так или иначе начинают в своей среде меряться: машинами родителей, какими-то еще вещами.

Я, например, объяснил сыну, что он не может хвастаться тем, чего не добился сам. Он может хвастаться своими оценками, своими спортивными успехами. Кстати, у него класс был хороший, здоровый. Там гнили не было. А вообще если у тебя нормальная семья, вы постоянно вместе что-то делаете, вместе занимаетесь спортом, что-то обсуждаете, в том числе работу, то ребенок начинает разделять ваши ценности.

Допустим, с классом в «Летово» школьнику повезет. Но над детьми еще довлеют ожидания их родителей. Например, чтобы ваш ребенок пришел в вашу компанию, продолжил ею руководить.

Это самое сложное — задушить в себе родительские ожидания. Сначала ты от них очень многого ждешь, это получается непроизвольно. А потом вдруг оглядываешься на своих детей и видишь, что эти ожидания висят над их головами, как чугунные плиты. Со старшим сыном мне пришлось специально поговорить на эту тему, объяснить, что я ничего особенного не жду от него. Нужно дать детям расти свободными и не давить на них, а наоборот, раскрепощать.

А у вас какой груз ожиданий?

Я очень трепетно отношусь к детям и не могу позволить себе ошибки. Поэтому планку задрал до небес. В первую очередь свою. В общем, хочу сделать так, чтобы потом не было мучительно больно.