Мауро фон Зибенталь был адвокатом. Адвокатом вполне успешным — партнером процветающего швейцарского юридического бюро. У него была жена — красавица-итальянка, любившая ездить на шопинг в Милан, и сын, который не проявлял особенного энтузиазма ни по поводу выбора профессии вообще, ни по поводу отцовской профессии в частности. Мауро фон Зибенталь слыл человеком прекраснодушным: он любил вино, любил путешествовать и время от времени засматривался на виноградники. Посещение любимых шато в Бордо и кастелло в Тоскане будило его воображение. Он надеялся, что, может быть, и сам станет когда-нибудь рассказывать посетителям о своих винах… Однако мечта не спешила воплощаться в реальность.
И вот однажды наш сентиментальный адвокат отправился за океан — друг-художник, обосновавшийся в Чили, позвал его в гости. О своем заветном желании купить землю под виноградник Мауро решился рассказать другу лишь накануне отъезда. Тот развел руками: «Так что же ты все это время молчал?! Я знаю отличное место, участок уже четыре года как выставлен на продажу! Едем смотреть». Так за три часа до отлета, с посадочным талоном на руках, Мауро фон Зибенталь оказался в долине реки Аконкагуа — точнее, в маленькой, спрятанной между горами долине с экзотическим индейским названием Панкеуэ.
Перед ним стоял владелец участка, размер которого оценивался весьма приблизительно — «чуть больше десяти гектаров». Точнее площадь измерить не удавалось, потому что все пространство между холмами заросло травой в человеческий рост. Мауро неожиданно для себя вдруг решился на приобретение, а продавец колебался. Тогда Зибенталь показал ему билет и сказал, что времени до вылета остается как раз на то, чтобы заехать к нотариусу. Этот аргумент оказался решающим. Домой в Швейцарию Мауро фон Зибенталь вернулся владельцем земельного участка под виноградник.
Позднее он вспоминал, что в первую очередь в Панкеуэ его поразил свет — будто струящийся сквозь бездонное бирюзовое небо. Потом его удивила свежесть бриза, доносившегося до этой горной долины со стороны Тихого океана. И наконец, полная тишина, сквозь которую не проникал ни шум мотора, ни шелест шин. Рассудительный в своей профессии адвокат приобрел абсолютно запущенный участок без какой бы то ни было консультации с профессиональными агрономами или энологами, без анализов и без расчетов. По слухам, более ста лет назад эта земля принадлежала дону Максимиано Эрразурису и когда-то здесь действительно был виноградник — но поверить в это, глядя на заросли, было непросто.
Купив землю в 1997 году, Мауро взялся за новое дело с энтузиазмом. Расчистив участок и подняв плантаж, он решился сажать корнесобственные лозы: «Если филлоксера не добралась до Чили до сих пор, то почему она должна появиться сейчас?» На плодородной намывной почве долины Панкеуэ непривитые лозы стали быстро давать замечательные результаты. И уже в 2004 году, то есть через 6 лет после посадки, его вино Montelig на брюссельском конкурсе Concours Mondial получает Гран-при. В 2007-м «великий и ужасный» Роберт Паркер оценивает Tatay de Cristobal от Зибенталя в 97 баллов из 100. Tatay de Cristobal стало самым дорогим вином в истории Чили: 1500 бутылок урожая 2007 года были проданы по $150 каждая. Успех повторился с урожаем 2009 года — по той же цене разошлись 3500 бутылок. В том же году Паркер в своем рейтинге поместил вина Мауро фон Зибенталя на первое, второе и четвертое места по итогам дегустации 400 чилийских вин.
Позднее Мауро признавался, что признание пришло к нему как раз вовремя: после нескольких лет вложений его финансовые ресурсы начали иссякать, и новоявленный винодел был близок к разочарованию в выбранном пути. Продать 150 000 бутылок в год оказалось сложнее, чем засадить лозами 25 га земли (хозяйство расширилось) и потом собрать с них урожай. Жена-итальянка не поддержала его порыв и осталась в Европе. «Отсюда ей было далековато до Via Montenapoleone!» — улыбаясь говорит Мауро. Зато сыну неожиданный поворот в жизни отца показался занимательным приключением. Он тоже переехал в Чили, выучился на агронома и теперь при желании может присоединиться к семейному бизнесу. Но отец принципиально не хочет его к этому принуждать. Мауро фон Зибенталь привык относиться к вину как к искусству, а прекрасное от принуждения меркнет.
«Вино — результат метаморфозы виноградной грозди, как скульптура — результат трансформации камня, — говорит винодел Мауро фон Зибенталь. — Человек, создающий вино, может вдохнуть в него жизнь, как художник может вдохнуть жизнь в скульптуру. Следовательно, вино — это и искусство, и философия, и сама жизнь».
В какой-то момент кажется, что и сам Мауро не уверен в безупречности этого силлогизма, но он точно знает, что жизнь время от времени течет вопреки законам логики.