Головная радость

Выходные за станком

На окраине подмосковного Голицыно есть тихая улица и деревянная изба. Кажется, будто время здесь остановилось. Но над домом летает дрон — видеофон нового поколения. Внутри находится лаборатория, где на нескольких квадратных метрах уместились десятки технологических новинок ручной сборки, мощные компьютеры и разнообразные станки. Ее хозяин — Игорь Агамирзян, бывший директор по стратегии Microsoft в России и СНГ, с 2009 года генеральный директор «Российской венчурной компании» (РВК — сооснователь 21 инвестиционного фонда с общим капиталом 32,2 млрд рублей).

Работать руками, что-то мастерить я любил с детства, в школьные годы занимался авиамоделизмом, посещал и радиолюбительский кружок.  По образованию я математик, но по складу ума и характеру — скорее инженер. Много лет проработал программистом, начинал еще на мейнфреймах, принял активное участие в компьютерной революции 1980–1990-х годов. И так совпало, что бизнес привел меня к хобби в форме лаборатории.

В 2012 году мы с нынешним министром образования Дмитрием Ливановым, а в то время ректором МИСиС, открыли в его институте «фаблаб» (fabrication labarotary) — полноценную мастерскую новых производственных технологий для работы на станках с числовым программным управлением по спецификациям MIT (Массачусетского технологического института). После я на YouTube нашел канал, где показывали, как с помощью таких станков можно делать интересные вещи. Я тогда подумал, что надо пойти поучиться самому, чтобы по крайней мере в разговорах с теми, кто этим занимается, не выглядеть профаном. В итоге на даче я оборудовал лабораторию (благо была возможность и место), которая сегодня по комплектности сравнима со стандартом «фаблаба» MIT. У меня есть миниатюрный, но вполне профессиональный станочный парк для металлообработки, включая станки с ЧПУ (токарный и фрезерный), 3D-принтер, комплект из пяти станков для деревообработки. Я использую их и в хозяйственных целях, но в основном для конструирования и изготовления новых станков с ЧПУ.

Один из таких станков — для изготовления наличников — я собрал полностью сам. В сентябре прошлого года во время сочинского форума у меня выдался свободный вечер, и я в гостинице набросал начальную спецификацию и заказал набор комплектующих на eBay. Когда уже вернулся в Москву, неделю просидел дома, потому что простудился — с легкой температурой, но в нормальном состоянии. За время этого случайного больничного я полностью спроектировал компактный станок для наличников, а к концу ноября все заказанное оборудование уже доставили. В декабре я за одни выходные его собрал, а на январских праздниках наладил. Вскоре дверные проемы на моей даче украсили резные наличники. Все собираюсь изготовить полный комплект на окна, но пока не хватает времени.

Другая часть моего хобби — разработка и программирование электронных устройств на базе Arduino (самый популярный в мире комплект программируемых микроконтроллеров).  За время отпуска в прошлом году я придумал и полностью реализовал программируемый генератор сигналов — в качестве учебного упражнения для летней школы по робототехнике. Использую навыки разработки электронных устройств и для практических задач по созданию систем «умного дома» для своей дачи. Скажем, я уезжаю и ставлю дом в режим энергосбережения с помощью одной кнопки, а накануне приезда посылаю SMS — и к моему появлению дом прогревается.

Естественно, для создания электронных устройств нужны и средства механообработки — для корпусов, например. Один из моих станков настроен для фрезерования печатных плат.  Для большинства электронных блоков IoT (Internet of Things) вполне достаточно двусторонней платы, а их я научился делать вполне качественно. Для изготовления корпусов устройств очень удобен 3D-принтер. Я на нем пробовал и с художественными штуками экспериментировать, статуэтки делал — не впечатлило.

Существует специальное обозначение для такого рода деятельности — DIY (Do It Yourself). Сообщества любителей DIY есть и у нас в стране, я оцениваю их число в десятки тысяч человек. Мое хобби не слишком дешевое — я специально не считал, но думаю, что инвестировал в свою лабораторию около 1 млн рублей. Сами настольные станки стоят не слишком дорого — от 30 000 до 100 000 рублей (естественно, цена сильно зависит от класса и размера, я говорю о тех, которые у меня). Но для полноценной работы нужно 4–5 станков, и очень много набегает по мелочам — оснастка (всякие приспособления, патроны, цанги и т. д.), инструмент (фрезы, сверла, резцы). Ну и электроника, естественно: приличный блок питания может стоить 8000–10 000 рублей, драйверы — 3000–5000, шаговые двигатели — от 1000 до 10 000. А всей этой мелочовки нужно очень много. Так же, как и времени: на хобби у меня уходят все выходные. Жена пока не возражает против такого времяпрепровождения, особенно когда лаборатория решает наши домашние проблемы. Например, следующий мой проект — новая система безопасности для охраны дома.

Мое увлечение позволяет мне оставаться профессионалом и экспертом и в конечном итоге, надеюсь, принимать правильные управленческие решения в своей профессиональной деятельности. Мне кажется, бессмысленно заниматься венчурными инвестициями, если не видишь трендов развития, если у тебя нет понимания, что может стать the next big thing. Финансовое управление и менеджмент как основной вид деятельности не слишком способствуют сохранению широкого кругозора в том, что происходит в развитии технологий. Я уверен: чтобы оставаться профессионалом, необходимо чувствовать технологии «на кончиках пальцев», своими руками.

Ученый код

НИИ Гиперкомплексных систем в геометрии и физике располагается в еловом лесу близ подмосковного Фрязино, на месте бывшего пионерского лагеря. Перед двухэтажным коттеджем высится 12-метровая металлическая конструкция и пирамида из пеноблоков — для фундаментальных научных экспериментов. Это частное заведение. Институт основал Дмитрий Павлов — совладелец группы компаний «Антарес», производящей пластиковые окна, сэндвич-панели и другие строительные материалы (годовой оборот — более 1 млрд рублей).

Есть люди с философским сознанием. Я, наверное, из их числа. Мне кажется совершенно естественным размышлять об устройстве мира. Еще в пятом классе я начал изучать понятия времени, пространства, геометрии, потом стал искать ответы на вопросы, на которые не может ответить современная наука и классическая теория Эйнштейна. И в 1980 году на третьем курсе Бауманского университета во время подготовки к экзамену по гидродинамике в библиотеке я наткнулся на материал о так называемых кватернионах Гамильтона. Он надеялся, что именно эта гиперкомплексная алгебра может объяснить наш реальный физический мир. К сожалению, так не случилось, но сама идея связать некую выделенную алгебру, геометрию и физику в одно целое мне чрезвычайно понравилась, и с тех пор я пытаюсь ее воплотить в жизнь.

Поначалу времени на фундаментальную науку у меня не хватало. Я закончил университет, защитил кандидатскую. В 1989 году решил уйти с кафедры и открыл несколько кооперативов — бизнес, связанный с гальванопластикой. После пытался торговать сигаретами и пивом, и  тоже не совсем удачно. В итоге мы с партнерами в числе первых в России начали производить пластиковые окна, стали дилерами немецкой фирмы KBE.

О науке я вспоминал в основном на отдыхе. В одном из отпусков с семьей в Праге я вывел очень интересную формулу — неочевидную, но и не простую, и она доказывала связь четырехмерной алгебры с финслеровой геометрией, лишь отдаленно напоминавшей общепринятую сегодня геометрию Минковского. Я, конечно, был окрылен, от радости побежал на Карлов мост и, как когда-то Гамильтон, прямо на камне нацарапал основные правила этой алгебры.  Именно тогда я понял, что мне нужно найти единомышленников и интенсифицировать исследования. Большинство современных ученых не верят в четверные числа и в связанную с ними финслерову геометрию, считают их тупиковой ветвью, но это не значит, что у них нет перспектив. Такое уже случалось в истории науки неоднократно. Физика Ньютона была построена на геометрии Галилея. Потом оказалось, что есть более точный принцип описания мира, и на место теории Ньютона пришли физика Эйнштейна и геометрия Минковского. Однако современная физика не может разобраться с отдельными феноменами нашего мира, среди них темная материя и темная энергия. Возможно, для этого нужна принципиально новая теория, новые геометрия и физика.

Мы уже более 20 лет занимаемся теорией, но в последние годы приступили и к физическим опытам. Так, один из самых простых наших экспериментов позволил убедиться в существовании весьма необычного пространственно-временного поля. Из наших построений выходило, что любые энергетические события во Вселенной (от самых маленьких до самых значительных, таких как взрывы сверхновых звезд) порождают в пространстве и, главное, во времени волны гиперболического поля, воздействующие на все другие события нашего мира. Мы провели эксперимент с регистрацией последствий удара о неподвижную наковальню трехсоткиллограмовой болванки, сброшенной с высоты 12-метров. Оказалось, что даже столь сравнительно слабые по энергетике события способны влиять на время, вернее на скорость его течения, и последствия этого влияния вполне можно регистрировать специальными высокоточными кварцевыми часами.

Но я забежал вперед. В 1995 году я дал объявление в газете, что ищу физиков и математиков, готовых заняться нестандартной проблемой (мой бизнес уже позволял потратиться на исследования). Постепенно сформировался костяк ученых, которым близка финслерова геометрия и алгебра гиперкомплексных чисел. Команду я подбирал внимательно и скрупулезно, поэтому особенно ею горжусь. Какое-то время мы существовали как группа энтузиастов, а в 2008 году зарегистрировали во Фрязино НИИ Гиперкомплексных систем в геометрии и физике. Сейчас в институте постоянно работают 7–8 физиков, еще несколько десятков человек регулярно участвуют в наших проектах.

К 2000 году я отошел от оперативного управления группой предприятий «Антарес», которая заняла стабильное место на рынке и расплатилась с основными долгами. Сейчас я занимаюсь только стратегическими вопросами и запуском новых проектов, которые мне интересны. А 99% своего времени я трачу на институт. В истории науки много бизнесменов, поддерживавших ученых. Так, изобретателя Николу Теслу финансировал миллиардер Джон Морган, но он сам в его работах ничего не понимал. Я же немного разбираюсь в изучаемой нами алгебре, геометрии и физике.  Финансирую не только и не столько бедных в материальном смысле физиков и математиков, сколько исследования, которые сам бы хотел провести. Где у меня не хватает знаний или времени, там работу делают профессионалы.

Кстати, в бизнесе это увлечение помогает. И конкуренты, и партнеры начинают иначе относиться, когда узнают, что кроме денег у тебя есть связанное с большой наукой дело. Даже в лихие 1990-е люди, узнавая, что ты занимаешься наукой, неожиданно переставали видеть в тебе лишь объект коммерческого интереса. Акционеры «Антареса», конечно, знают о моих научных поисках и понемногу поддерживают. Зачем? Один из них сказал так: «Это то, что может остаться в вечности, остальное — преходяще». Плюс они мне доверяют. Раз мне удалось за 25 лет создать несколько работающих компаний, значит и направление в физике, которым мы занимаемся, может оказаться перспективным. Пусть не в материальном, а в общественно значимом смысле.

За 20 лет в исследования вложено в совокупности около 150 млн рублей. Примерно 100 млн из них мои личные, остальное — вклад моих коллег и партнеров. К примеру, эксперимент с ударами груза обошелся в 12 млн рублей (с 2011 по 2013 год мы провели более 800 испытаний). Спонсорство я предлагаю почти всем своим знакомым бизнесменам, помогли уже более полутора десятков человек. Я регулярно отчитываюсь перед ними о научных результатах и о статьях расходов. Год назад мы начали новый масштабный эксперимент, названный «Гиперболическая линза». Надеюсь, он станет очень весомым аргументом в поддержку нашей теории.

Раз в год, начиная с 2004-го, мы проводим конференции «Финслеровы обобщения теории относительности». В них в общей сложности участвовали более 300 специалистов из 40 стран мира.  В 2013 году наш институт приглашал в Москву выдающегося английского физика и математика, профессора Оксфордского университета Роджера Пенроуза. Я лично с ним договаривался, оплачивал поездку. Пенроуз стал первым ученым с международным авторитетом, который благосклонно отозвался о нашей деятельности. После его приезда уменьшились нападки на нас, ведь до этого находились люди, которые называли наши гиперкомплексные алгебры и связанные с ними финслеровы пространства чуть ли не лженаукой.

Если бы я мог потратить на научную деятельность не 150 млн рублей, а $150 млрд, то не задумываясь сделал бы это. Но я совершенно спокойно отношусь к тому, что в ближайшее время у нас вряд ли появятся столь большие средства. Хотя без них мы не создадим ни сколь-нибудь мощной гиперболической линзы, ни гиперболического телескопа. Карьера инженера Гарина мне не грозит. Но иметь возможность часто общаться с людьми, для которых перспектива построения новой геометрии и  физики составляет жизненную необходимость, как и для меня, — этого вполне достаточно. Занятие наукой — изысканное удовольствие. Заработать миллион долларов приятно, открыть важную формулу приятнее во много раз.

— Записали Анастасия Швецова, Ольга Павлова