Олимпийские горные курорты Сочи не очень похожи на пасторальные альпийские деревушки. «Роза Хутор» Владимира Потанина (№7 в списке Forbes, состояние — $14,3 млрд) больше напоминает миниатюрную копию Москвы в районе Большой Якиманки, где расположен офис его холдинга «Интеррос». По обе стороны от одетых в бетон берегов реки Мзымта возвышаются люксовые отели Radisson, Park Inn, Golden Tulip, Mercury c дорогими ресторанами, бутиками модной и спортивной одежды, салонами красоты, прокатом автомобилей и магазином шуб. Выше — горная Олимпийская деревня площадью 32 га, десятки километров горнолыжных трасс с перепадом высот более 1500 м. Везде очень много снега, сыпавшего весь декабрь, на счастье организаторов Олимпиады.
Десять лет назад фанат горных лыж Потанин решил потратить несколько десятков миллионов долларов на строительство в Сочи небольшого горнолыжного курорта «для своих». Затея в итоге обернулась гигантской олимпийской стройкой с бюджетом в 1,5 трлн рублей. Один из вдохновителей и непосредственный участник всех этапов олимпийского проекта, Потанин потратил на него больше, чем любой другой частный инвестор. Без поддержки государства его «Роза Хутор» не окупится никогда, и тогда Потанину придется «подарить» спорту около $700 млн личных средств.
«Таких дорогих подарков я еще не делал», — иронизирует бизнесмен за полтора месяца до Олимпиады. Сам он не выглядит ни разочарованным, ни уставшим.
Потанин рассказал Forbes свою историю Олимпиады, ответил на вопросы о коррупции, особенностях государственного менеджмента и о том, нужен ли вообще России такой дорогостоящий спортивный праздник.
«Это миллиард»
В феврале 2001 года президент Владимир Путин был с государственным визитом в Вене. После завершения официальной части президент Австрии Томас Клестиль пригласил его опробовать знаменитые лыжные склоны на курорте Санкт-Антон в провинции Арльберг, где как раз закончился чемпионат мира по горным лыжам. На горе собралась пестрая компания: двух президентов сопровождали будущий глава Олимпийского комитета России и тренер Путина по лыжам Леонид Тягачев, замдиректора «Норильского никеля» Дмитрий Зеленин, губернатор Краснодарского края Александр Ткачев и оппозиционер Борис Немцов. Вслед за официальными лицами катились охранники: тренированные лыжники из австрийской Cobra и не очень умелые ФСОшники, теряющие на ходу шапки, палки и варежки. Опытные горнолыжники Потанин и Зеленин ехали позади всех, собирали упавшее и от души веселились. После катания Путин собрал всех на чай.
«За чаепитием возникла тема, что здесь хороший курорт, у всех хорошее настроение, вот бы и нам такой же», — вспоминает Потанин, сидя в ресторане Black Bar & Grill в одном из отелей «Розы Хутор». Интервью с Forbes растянулось на целый день — бизнесмен беспрестанно отлучался: то на переговоры с приехавшим вице-премьером Дмитрием Козаком, то на символические выборы бургомистра курорта, устроенные по случаю открытия сезона.
«Роза Хутор» впустила рядовых посетителей всего на три недели (с 7 января горнолыжная зона закрылась для подготовки и проведения Олимпийских игр). Несмотря на вполне московские цены — по данным Booking.com, в начале сезона стандартный двухместный номер в отелях «Розы Хутор» стоил 13 000–15 000 рублей за ночь — все гостиницы забиты под завязку. В огромной очереди за экипировкой томятся в основном иностранцы и жители Краснодарского края, при этом многие трассы закрыты из-за обильного снегопада. Вместе с туристами на склонах — сотрудники французской Compagnie des Alpes, оператора «Розы Хутора», а также известных европейских курортов Val d’Isere, Chamonix и Tignes.
К планам сделать в России Санкт-Антон Потанин приступил сразу по возвращении домой. Он нанял канадских экспертов, которые делали дизайн трасс в Калгари и Ванкувере. Потанину посоветовали две «точки» — самой лучшей была так называемая Энгельманова Поляна, но там строить было нельзя, район имеет статус заповедника. Второе место заняла Роза Хутор — канадцы заявили, что это лучшее в мире еще не освоенное место с уникальным перепадом высот. Амбиций построить комплекс ценой два с лишним миллиарда долларов тогда не было, говорит Потанин, ему виделся «маленький компактный курортик»: 3–4 подъемника и 2–3 «выката». И чтобы обязательно с атмосферой, как в Санкт-Антоне.
— Когда я думал делать совсем для себя, то это было $70 млн. Потом канадцы объяснили, что здесь можно сделать около сотни километров трасс, это значит порядка 20 подъемников и до 6500 туристов. Стало ясно, что это где-то $350 млн. Но когда мы заявились на Олимпиаду, а особенно когда ее выиграли, мы поняли, что это миллиард.
На самом деле первую заявку на зимние Игры в Сочи Россия подала еще в 1994 году — тогда мы претендовали на Олимпиаду 2002 года, но российская заявка даже не попала в шорт-лист. В 1999 году готовили заявку на летние Игры, но так и не подали. За Игры 2004 года боролся Санкт-Петербург, а в 2005 году на летние Игры 2012 года заявилась Москва и чуть не спутала Потанину все карты.
— Мало кто сомневался, что Москва проиграет, но все делали вид, что шансы есть. И соответственно все разговоры о том, что мы заявляемся еще на одну Олимпиаду, были во вред московской заявке. Насколько я понимаю, Лужков эти мысли до Путина довел. А мы весной 2005 года уже конкретно начали лоббировать идею подачи Cочинской заявки и стали этой бурной деятельностью создавать неудобства.
Судьба сочинской Олимпиады была решена на тайном совещании у Путина в том же Сочи. Собрались несколько человек — Тягачев, Ткачев, Потанин, управделами президента Владимир Кожин. В какой-то момент выяснилось, что с секретностью перемудрили: никто из собравшихся не умел переключать слайды на презентации в компьютере. Помогла дочь Потанина Настя.
— Мы показали эти картинки, потом больше часа была дискуссия, и Путин сказал: «Вы меня не убедили, но я вижу, что у этой темы есть перспектива. Но пока нет подтверждения московской заявки, чтобы вашего духу не было. После заявки вернемся и поговорим».
— Москва вскоре проиграла Лондону. А кто Путина в итоге убедил?
— Окончательно Путина убеждал уже не я. К моменту, когда мы проиграли московскую заявку, у этой идеи появилось какое-то количество энтузиастов, в частности Греф и Слава Фетисов. Плюс Тягачев, как я понимаю, все уши Путину именно про Сочи прожужжал.
«I promise»
«Вот эта тема о том, что можно заносить чемоданами и все будет, — это ерунда», — раздраженно реагирует Потанин на вопрос о том, как удалось Сочи, в котором не было даже намека на необходимые спортивные мощности, обойти корейский Пхёнчхан и австрийский Зальцбург. В ночь на 5 июля 2007 года в далекой Гватемале на сессии МОК Путин сказал свое знаменитое «I promise» [Я обещаю], и город Сочи получил право провести зимние Олимпийские игры 2014 года. По словам Потанина, деньги на заявку собирались из трех источников: часть дал Олимпийский комитет России, часть — город Сочи, остальное — его компания «Интеррос», внесшая $30 млн из необходимых $100 млн. Кроме того, изучив методы работы других стран, подтянули тяжелую артиллерию — государственный и близкий к государству бизнес. По расчетам Потанина, госкомпании и его соседи по списку Forbes потратили еще $100 млн на спонсорскую поддержку Международного олимпийского комитета и его программ, к которым раньше интереса не проявляли.
— Если ты жертвуешь деньги на федерацию, значит тебе дают возможность проводить соревнования, готовить спортсменов, входить в руководящие органы, — объясняет Потанин. — Это работает гораздо эффективнее, чем любые чемоданы с деньгами.
Потанин считает, что свою роль сыграл ВТБ, поддержав рублем федерацию легкой атлетики, Алишер Усманов — фехтовальщиков, Владимир Лисин — Стрелковый союз. Но главным залогом успеха был сам Путин.
— Я организовывал встречи с членами МОК, делал брифинги для президента о том, что они могли захотеть услышать. Путин встретился с каким-то невероятным количеством людей. Вечером накануне голосования он пришел на общую встречу, там было, наверное, 80 членов Международного Олимпийского комитета. И к нему выстроилась длинная очередь, как в Эрмитаж. По регламенту он должен был присутствовать до 23:30, а простоял до часу.
— Первый тур выиграли корейцы, а что изменилось потом?
— Это же как КВН. Я вам скажу, в какой момент я понял, что мы выиграли. Мы все сидели, слушали наше выступление. Путин по-английски нормально говорит, у него язык вполне приличный. Соответственно, он все проговорил достаточно хорошо, эмоционально по-английски и в конце еще две или три фразы по-французски. Хотя Путин, как сказать, он же не артист…
— Еще какой артист!
— Он не любит, чтобы к нему относились снисходительно. Поэтому фраза на французском языке, на котором он вообще не говорит и выучил типа как мог, — это был с его стороны явный такой комплимент. И потом выступает президент Республики Корея. Выходит, берет бумагу и начинает по-корейски говорить. Я посмотрел это, говорю: ребята, всё, убедили. Контраст.
«Куда везти траву?»
«Зимние игры» на одном из главных российских летних курортов — это звучало как оксюморон, и устроители Олимпиады до последнего момента опасались, что теплая погода спутает все планы. В итоге с погодой повезло, но к худшему варианту готовились, сбивая с толку даже местных медведей.
«В 2012 году нам надо было заготовить снега на полмиллиона кубометров», — рассказывает Потанин, чья «Роза Хутор» располагает несколькими сотнями «снежных пушек». На одном из склонов до сих пор возвышается гора снега, которая с прошлого года основательно смерзлась, и теперь ее приходится разбивать бульдозерами. Летом этот снег был накрыт пленкой, и забредший в окрестности курорта медведь был весьма удивлен: вроде тепло, но вот же снег. «Решил, что пора ложиться, и начал там копать. Его гонят, а он приходит и снова пытается зарыться в берлогу и вздремнуть», — смеется Потанин.
Дезориентированы были не только медведи. После триумфа в Гватемале перед олимпийскими функционерами встал вопрос — как построить город практически с нуля, быстро и эффективно. Механизм федеральных целевых программ не подходил — стройка затянется на десятилетия. На волне тогдашней моды на госкорпорации был создан «Олимпстрой», структура с нечеткими полномочиями и неясным юридическим статусом. По выбору Путина компанию возглавил бывший глава «Транснефти» Семен Вайншток, который уже через полгода ушел в отставку, получив затем орден. С тех пор на олимпийской стройке началась чехарда: год президентом «Олимпстроя» работал экс-глава Сочи Виктор Колодяжный, после него был назначен бывший владелец пивоваренной компании «Балтика» Таймураз Боллоев, который через полтора года уволился по состоянию здоровья. В итоге достраивать олимпийские объекты пришлось малоизвестному чиновнику Сергею Гапликову. Вся суета, замечает Потанин, связана с классической для современной России дилеммой: назначаем умных или верных?
— Кто-то, к примеру, не должен по замыслу воровать, но не обладает выдающимися организационными возможностями, а кто-то обладает такими возможностями, но не подходит по другим критериям. И довольно долго выбирали людей, которые являлись откровенно чьими-то протеже. В итоге большинству этих людей все это было либо ни
к чему, либо не по профилю, либо не по Сеньке шапка, что называется. Поэтому и процесс шел не гладко, мягко говоря.
Бюрократия вокруг Сочи нарастала как снежный ком, рассказывает Потанин: параллельно наряду с госкорпорацией работал Олимпийский комитет, Оргкомитет, профильные министерства и ведомства.
— Вместо того чтобы сделать, что положено, каждый просит бумажку, что ему разрешено сделать то, что положено. ВЭБ стал закручивать гайки. Те, кто контролирует банк, начинали пугать инвесторов прокуратурой. Банк начинал прикрывать себе одно место всяческими бумажками и перестраховываться. Соответственно, решения стали концентрироваться только на самом верху. И в конце концов все сошлось на одном Козаке.
Давний знакомый Путина по питерской мэрии Дмитрий Козак — один из немногих чиновников, кто прошел олимпийский путь до конца. О его манере устраивать многочасовые совещания или бросать пепельницы в тех, кто срывает сроки, ходят легенды. На вопрос о роли Козака на стройке Потанин отвечает уклончиво, замечая, что системы контроля за подрядчиками у него были жесткими. Но не обходилось без абсурда.
— Например, приезжает начальство. Вот самому начальству, я уверен, не нужно, чтобы асфальт был на стройке. Потому что любому нормальному человеку нормально показать стройку, на которой грязь. А у нас нужно обязательно к какой-то дате объект сдать, постелить асфальт, положить ковровую дорожку, а потом асфальт снять, чтобы сделать забор.
Еще пример: в рамках мероприятий по благоустройству объекта инвесторам предписано расстелить газоны. Срок сдачи объекта — 1 сентября, к этой дате «Интеррос» заказывает газоны. За проведение инфраструктуры при этом отвечает государство. И что: 1 сентября и даже 1 октября воды нет, газ не проведен, сдача в эксплуатацию откладывается. Соответственно, благоустройство территории не имеет никакого смысла — там продолжают что-то рыть. Сидим, ждем. Но за траву-то уже заплачено. Нас спрашивают: куда грузить? Куда везти траву? Уже ноябрь заканчивается. Мы говорим: ну хорошо, везите. И трава поехала; 4 декабря выпал метр снега, а трава в Воронеже. Все! Доклад закончил.
«Так рвались, что аппетит потеряли»
На первом этапе инвесторы буквально рвались в Сочи: ожидание больших денег затмевало все риски. В качестве примера искрометного энтузиазма Потанин приводит историю неудачливого строителя трамплинов и курорта «Горки-город» Ахмеда Билалова; рассказывая ее, сам хохочет.
Численность российской делегации в Гватемале была 80 человек, среди них известные спортсмены, чиновники и шоумены. Все занимали три ряда с учетом приставных стульчиков. После того как Путин выступил и улетел, стали распределять, кто должен сидеть в первом ряду — это ведь вопрос «политический». В первом ряду должны были сидеть узнаваемые спортивные лица и те, кто выступал во время презентации. Во втором ряду, например, Потанин и Греф, третий ряд — «более технический».
— Песков (пресс-секретарь президента. — Forbes) пошел звонить президенту в самолет, чтобы можно было наладить связь и сообщить свежую новость — выиграли или проиграли. Кот на крышу — мыши в пляс. И сразу: второй ряд почти свободен, а в первом ряду едва не на коленях у кого-то сидит Билалов. Этим сказана вся его дальнейшая история на Олимпиаде.
Желающие приобщиться к мегастройке выстраивались в очередь — объекты рвали из рук. «Все думали, что сейчас тут будет Клондайк и все заработают дикое количество денег», — объясняет Потанин. Не по своей воле в Сочи оказался только владелец «Реновы» Виктор Вексельберг, которого призвали в 2012 году строить гостиничный комплекс в Имеретинской низменности. Изначально этот объект собирался построить бывший владелец Черкизовского рынка Тельман Исмаилов, но обещания не выполнил. «А остальные так рвались, что аппетит потеряли, — смеется Потанин. — Строить начали все подряд, даже бобры. И рынок активно испортили на много лет вперед».
С годами энтузиазм заметно поутих. Надежды правительства отдать большую часть объектов инвесторам улетучились. Основные инвестиции в строительство в итоге пришлось делать самому государству и государственным компаниям. В 2013 году в связи с удорожанием объектов и покушением на воровство было заведено несколько уголовных дел. Билалов, которого Путин публично раскритиковал за срыв сроков строительства, бежал за границу, его объекты пришлось достраивать Сбербанку.
— Кто-то до последнего момента тихо прятался, думая: может, пронесет. Им говорят: напишите в протоколе, что вы к такому-то сроку все сделаете. Они говорят: не напишем. Раз «получили» за это, второй, а на третий все стали писать. И вот постепенно нарастала атмосфера формальности, в которой главное — отчитаться любой ценой. Поэтому что построил, то построил. Если что-нибудь удалось заработать — хорошо, нет — ну и ладно.
Сейчас только шесть участников списка Forbes — инвесторы олимпийской стройки. И, например, владельцы УГМК уже заявили, что даже не будут пытаться отбить свои деньги: построенная ими ледовая арена отойдет государству безвозмездно. Трое — Потанин, Дерипаска и Вексельберг — еще надеются сделать свои проекты окупаемыми, но уже понятно, что без помощи государства это невозможно. Олимпийские проекты «Интерроса», включая «Розу Хутор», Российский международный олимпийский университет и горную Олимпийскую деревню, обошлись в 81,5 млрд рублей. Около 80% этих денег дал ВЭБ под залог всех построенных объектов.
— Мы на глазах превращались из инвесторов в подрядчиков государства. Козак стал единственным координатором проекта, ВЭБ — штабом по принятию решений, что будет финансироваться, а что нет. А мы превратились в людей, которые обосновывают, почему им надо дать деньги. Это, наверное, больше похоже даже не на подрядчика, а на управляющего партнера, который одновременно соинвестирует с государством.
Курьерский поезд
Ближе к полудню Потанин в компании нескольких менеджеров «Интерроса» поднимается в горы на подъемнике: одет по-спортивному, горнолыжная куртка и очки, несет лыжи, но все это только ради фотосессии для Forbes. Кататься сегодня времени нет — через пару часов на «Розе Хутор» ждут главу правительства Дмитрия Медведева. Медведев обычно катается не на «Розе Хутор», а на «Лауре», курорте «Газпрома», очевидцы рассказывают, что техника у премьера «средняя», а кавалькада охраны и сопровождающих растягивается на полсклона. Но обедать в этот раз он приехал на «Розу Хутор», в местный ресторан «Рыжий лис».
Во время визитов важных гостей объект будто переключается на осадный режим. Единственную дорогу, которая связывает «Розу Хутор» с внешним миром, полиция и ФСО перекрыли на все время, пока Медведев гостил на курорте. Обед премьера длился около часа, еще минут сорок Медведев беседовал с Потаниным. Все уговоры отдыхающих пропустить их автомобили, чтобы люди успели, например, на самолет, не давали никакого результата.
Главный вопрос для Потанина и других инвесторов — реструктуризация кредитов, выданных под олимпийскую стройку. «Я эту тему педалирую и педалировать буду», — стучит кулаком по столу Потанин. Уже год, как все олимпийские инвесторы, включая «Газпром», Сбербанк и «Базэл», пишут письма в правительство с просьбой субсидировать ставку кредитов и создать в Сочи особую экономическую зону с льготным налоговым режимом. Ошибки были изначально заложены в трехтомнике заявочной книги, считает Потанин.
Первоначальные цифры были взяты фактически с потолка — не было ни то что детальных проектов, но даже таких изысканий, которые позволили бы более или менее точно оценить стоимость затрат. Оценки были в стиле: «Железную дорогу в принципе можно здесь проложить? Можно. Рисуем». В итоге общий олимпийский бюджет за семь лет вырос с 314 млрд до 1,5 трлн рублей. Поняли это довольно быстро, но сказать не решались. «Не умеем мы так, не в нашей это культуре», — говорит Потанин.
— Выходит, ошиблись в пять раз?
— Хотите, так скажите. А по нашему проекту мы ошиблись в 30 раз. Или в два раза с момента, когда поняли, что будет Олимпиада. Сначала появилась Олимпийская деревня, которую мы у себя строить не планировали. К нам она пришла,
потому что некуда было девать, а выглядело так, что мы сами захотели, как инвесторы. Нам
стали приписывать делать что-то по соревнованиям — дополнительные трассы, дополнительные подъемники. Пошла тема госзаказа — постройте забор, повесьте цепочку, поставьте турникеты. А потом появился еще фристайл, сноуборд-парк… Я с самого начала исходил из того, что я здесь помогаю, грубо говоря, но и мне тоже в нужный момент помогут, к чему мы сейчас и пришли.
— Вышло так, что от дополнительных обязательств не просто экономика проекта ухудшается, а нет ее, экономики. Вы когда это поняли, после кризиса?
— Кризис вообще никак не повлиял. Олимпиада шла как курьерский поезд, и изменение пейзажа вокруг не очень сильно повлияло.
Потанин признается, что не ожидал, что участие в олимпийской стройке выйдет ему боком. Кроме дополнительных обязательств появились и дополнительные ограничения: апартаменты, заложенные в ВЭБе, запретили продавать до Игр. Курорт работал вполсилы, закрываясь для отдыхающих в самый сезон то на кубок Европы, то на чемпионат мира.
По оценке Потанина, если государство не будет реструктурировать обязательства «Интерроса», то он может потерять до $700 млн собственных средств. В январе в интервью телеканалу «Россия 24» Козак заметил, что инвесторы «рисуются» специально, чтобы получить государственную поддержку. По его словам, количество людей в горном кластере запредельное — гостиницы заполнены на 104%.
— Понимаете, чтобы курорт жил, для этого нельзя отнять денег у нас больше, чем мы зарабатываем, — объясняет Потанин. — Потому что для «Розы Хутор» нужно в ближайшие после Олимпиады кварталы проинвестировать 4,5 млрд рублей, в том числе чтобы превратить курорт из зимнего в круглогодичный и из чисто спортивного — в доступный для массового посетителя. И свободному cash flow для этого просто неоткуда взяться.
Горнолыжный курорт открылся два года назад (нынешний сезон — третий), но ни разу не работал в полную силу: за три недели работы в этом сезоне «Роза Хутор» выручила лишь 104 млн рублей. В ближайшие годы после Олимпиады компания ожидает ежегодную выручку 3–5 млрд рублей, из них около 2 млрд — «от горы», 1 млрд — от аренды гостиниц и 1–2 млрд — от продажи апартаментов. При этом ежегодно «Роза Хутор» должна платить порядка 5 млрд рублей по кредиту и 1 млрд рублей налога на имущество. К концу 2013 года по кредиту ВЭБа накопилось только процентов около 13 млрд рублей: если не реструктурировать обязательства, проект не окупится никогда. Если же проценты не будут капитализироваться ежегодно, а по налогу на прибыль объявят каникулы, то через 20 лет компания сможет сама нести свои обязательства. А через 40 лет получит первую чистую прибыль, рассчитывают в «Розе Хутор».
На первый взгляд, встреча инвесторов с премьер-министром прошла удачно: по ее итогам им разрешили не платить проценты по кредитам ВЭБа до 2015 года. «С одной стороны, позитивные итоги встречи в том, что правительство впервые обратило внимание на эту проблему, до этого предлагали как-то самим справляться. С другой стороны, осталось неясно: проценты по кредитам ВЭБа не будут начислять или не будут требовать до 2015 года? Если второе, то это больше похоже на отсрочку исполнения приговора», — говорит Потанин.
«Процент обычный, стандартный»
В январе 2014 года член МОК Жан Франко Каспер поделился оценками, что в России на больших проектах вроде Олимпийских игр из-за коррупции исчезает порядка 30% средств. Впрочем, это не официальная позиция МОК, а частное высказывание Каспера. Но отвечая на вопросы о том, как можно было затевать гигантскую спортивную стройку в стране с таким разгулом коррупции, как Россия, Потанин явно злится — заметно, что эта тема его очень задевает.
— Да, конечно же, коррупционный элемент очень силен во всех сферах жизнедеятельности.
— Какой процент?
— Процент обычный, стандартный.
— Какой — стандартный?
На этом вопросе и без того подвижный Потанин почти подпрыгивает на стуле и призывает корреспондентов Forbes «к порядку». «Стандартный» для российских мегапроектов процент откатов он так и не назвал, но он явно не маленький. «Коррупционная составляющая в нашей стране имеет макроэкономический характер» — таким комментарием решил ограничиться Потанин.
— Скажу к этому еще такую вещь. Я понял, что у нас есть кризис философско-мотивировочный. Вот условно говоря, если мы построим этот курорт и не обанкротимся, — это будет хорошо или плохо? Для меня, например, очевидно, что это будет очень хорошо. Но это не для всех очевидно.
— Вы кого-то конкретно имеете в виду?
— Представители краевой и городской администрации, различных министерств и ведомств, политики, депутаты Государственной думы. Следственных органов даже не надо… Мы бы не нашли консенсуса в том, хорошо ли, если некий конкретный богатый гражданин Потанин заработает в результате того, что построил здесь курорт. И нет критерия оценки. И вот это очень плохо, потому что вы мне говорите, а чего это ты ввязался в это дело без гарантий, ты же нормальный бизнесмен. А по-другому у нас невозможно, в такой общественной обстановке у нас любой проект венчурный. Ты в любом проекте не знаешь, тебя, грубо говоря, осудят или наградят.
На вопрос, стоило ли тогда вообще затевать венчур в таком масштабе, Потанин отвечает встречным вопросом.
— Не стоило государству или не стоило мне?
— Вы рискуете своими деньгами. Государство рискует, извините, нашими. Может, имело смысл больницы новые построить?
— Не путайте причину со следствием. Если есть отдельные вороватые личности, то, грубо говоря, они украли бы и на больнице, и на дороге.
Сразу после выигрыша сочинской заявки в 2007 году Потанин в победной эйфории сравнил значимость этого события для страны с выводом советских войск из Афганистана или даже с полетом Юрия Гагарина в космос. Накануне проведения Олимпиады мы припоминаем ему это сравнение.
Заканчивая олимпийскую стройку, Потанин настроен философски: страна пытается улететь в далекий космос, а живет по законам, по которым в космос летал еще Юрий Гагарин.
— А если бы мы поставили своей целью прилететь на Марс и потратили такие же ресурсы, это дало бы больший мультипликативный эффект для страны, чем Олимпиада?
— Если страна не может построить лучший в мире курорт, то про Марс лучше не заикаться. Невозможно летать на Марс, когда у тебя никуда не годные чайники, дубленки, сапоги — ну нельзя! — горячится Потанин.
Но через полчаса, когда его «Розу Хутор» накрыл новый снегопад и в свете фонарей городок стал выглядеть как на рождественской картинке, Потанин вновь доволен и расслаблен. Выйдя из Radisson, он гуляет у городской ратуши: Потанину явно нравится все, что удалось построить, да и вся затея с Олимпиадой, кажется, не разочаровала его до сих пор.
— Да, дорого, да, криво, но вот как смогли. И получилось значительно лучше, чем многое другое, что у нас строилось. Давайте серьезно говорить. У нас столько распилочных в государстве, а здесь сделано хоть что-то для людей. Здесь отдыхать будет можно, здесь много отелей будет, что-то здесь отремонтируют, — рассуждает Потанин, снова став серьезным. — Пусть это немного пафосно, но для меня лично это очень важный индикатор того, что я вообще нужен. Или все и без меня справятся? — добавляет он, еще немного подумав. — Если нет, я пока что-нибудь другое придумаю: пойду студентам лекции читать.