Главным архитектором Москвы назначен 35-летний Сергей Кузнецов, соратник и деловой партнер Сергея Чобана — самого и, возможно, единственного по-настоящему востребованного русского архитектора в Европе. И. о. директора НИИ Генплана Москвы назначена Карима Нигматулина. Нигматулина с отличием окончила знаменитый Массачусетский технологический институт. Затем поработала три года в элитном научном отряде Билла Гейтса в Сиэтле. И. о., как мне думается, все-таки потому, что Кариме еще не исполнилось 30 лет.
Политехнический музей Москвы закрыт на реконструкцию. На его месте будет Музей науки. Он должен стать одним из самых важных и технологически продвинутых музеев мира (бюджет около $1 млрд). Директором нового Политеха назначена почти ровесница Нигматулиной Юлия Шахновская, руководившая на стадии становления московским Центром современной культуры «Гараж». Если все получится, Музей науки будет самым знаменитым в мире музеем Москвы. Пока этот статус принадлежит ГМИИ им. Пушкина, где вечную Ирину Антонову сменила Марина Лошак, которая еще несколько лет назад считалась звездой неофициальной художественной жизни Москвы.
Если кто-то куда-то отлучался на несколько лет, потеряв связь с внешним миром, напомню и о Сергее Капкове, сподвижнике и культур-прорабе Романа Абрамовича. Капков за несколько лет превратил московский Парк Горького из излюбленного места встреч депутатов «Балтики №9» в цитадель хипстеров, а на самом деле — в современный городской парк.
Пока Алексей Навальный теснит, атакует власть, готовя политическую революцию в России, сама власть то ли по неосторожности, то ли, наоборот, повинуясь инстинкту самосохранения, запустила механизм смены элит эволюционным путем. Отдел культуры во всяком случае, как мы видим, уже разгерметизирован.
Проблема заключается в том, что никакого отдела культуры не существует. Отдел культуры был в ЦК КПСС. Еще отдел культуры функционирует в очень несовременных газетах. Вообще слово «культура» неплохо хотя бы ненадолго извлечь из употребления. Оно изрядно дискредитировано русской практикой последних 50 лет, когда культура существует в гетто, где тонкие люди делают возвышенные телодвижения. В этой практике культура низведена до уровня досуга. Досуг. Недорого.
Дорого, дорого, очень дорого — миллиарды и миллиарды — именно столько стоят стратегии, вверенные Кузнецову и Нигматулиной.
Эдуард Бояков, назначенный губернатором Гордеевым комиссаром культурной революции/эволюции в Воронеже, имея в виду девальвацию слова «культура», использует термин «семиотический уровень цивилизации». То есть знаковый. Потому что дизайн палатки, торгующей гамбургерами, — это знак. И Марина Лошак в Пушкинском — это знак. И архитектура — это знак. Причем знак самый важный и самый мощный. Знаки создают пространство, меняют пространство, а вместе с ним время и власть. Так во всяком случае было на двух самых крутых поворотах русской истории в ХХ веке. В 1917-м и в 1991-м. Русская культура начала ХХ века была пронизана ненавистью и презрением к самодержавию. Поздняя советская культура почти насквозь была антисоветской.
Стилистическое, идеологическое несовпадение новых генералов культурной политики и верховной власти России — драматически непреодолимо. Если власть не понимает важности этого несовпадения, трактуя его только как расхождения в области вкуса, то эту снисходительность к «культуре» можно признать ее роковой ошибкой. Если же верховная власть осознает решающее значение знаков цивилизации, то, очевидно, она вдохновляется китайским примером, где никакой разгул урбанистики и цветение артистических кластеров пока никак не сказываются на твердости рук рулевых КПК. Ну вот мы и посмотрим, какой цивилизации принадлежит Россия. В евроатлантическом мире культура, знаки целиком определяют характер власти.
А лучше, конечно, и смотреть, и что-то самим делать, чтобы наконец решающим образом определиться с ориентацией России.