Как лучше бороться с правонарушениями? Российское государство все чаще отвечает на этот вопрос ужесточением административных, уголовных и разорительных штрафных санкций. Ожидается, что угрозы остановят тех, кто намерен преступить закон.
Превентивная функция наказания зависит не только от суровости кары, но и от ее неотвратимости. Нобелевский лауреат Гэри Беккер предложил экономическую теорию преступности, согласно которой потенциальный нарушитель закона соизмеряет издержки и выгоду от своих действий. Издержки оцениваются ожидаемыми потерями от применения санкций, и с этой точки зрения стотысячный штраф, от которого удастся уклониться в 90% случаев, и штраф в двадцать тысяч, который будет наложен с вероятностью 50%, одинаково предотвращают нарушение закона. Между тем ужесточение наказаний для государства «бесплатно», тогда как рост раскрываемости преступлений требует дополнительных затрат на правоохранительные службы. Из этого, казалось бы, следует, что свирепые санкции и в самом деле защищают общество от преступности не хуже и дешевле, чем умеренные наказания. В своей крайней форме эта логика известна как boil them in oil («сварите их заживо в кипящем масле») — и, разумеется, не применяется в цивилизованном мире.
Ужесточение санкций не только противоречит этическим требованиям соразмерности наказания тяжести проступка, но и чаще всего бесполезно. Анализ статистики правонарушений, как правило, не обнаруживает значимого воздействия тяжести наказаний на масштабы преступности. Превентивный эффект повышения неотвратимости санкций выражен куда отчетливее. Преступность в городах США, включая Нью-Йорк и Лос-Анджелес, удалось значительно сократить усилением полицейского патрулирования, распространением видеонаблюдения и ростом арестов нарушителей. Несмотря на популярность в обществе ужесточения наказаний, правительства и парламенты не теряют чувства меры. В Канаде не так давно штрафы за нарушение ПДД в нетрезвом виде были повышены с 600 до 1000 долларов (около 2% ВВП на душу населения против 100% ВВП на душу населения, предложенных в России).
Если верно, что строгость и неотвратимость наказаний отчасти заменяют друг друга, то «карающий уклон» в России едва ли объясняется желанием сэкономить на силовых ведомствах — национальная безопасность и правоохранительная деятельность остаются приоритетными статьями российского бюджета. Скорее,
речь идет о неявном признании низкой эффективности охраны правопорядка
в стране и попытке прочесть известный афоризм, приписываемый Салтыкову-Щедрину, наоборот — скомпенсировать необязательность исполнения законов их растущей строгостью. Это попытка с негодными средствами — чем более коррумпированы и манипулируемы полиция и суды, тем меньше шансов, что жесткие санкции возымеют желаемый эффект, поскольку от них можно откупиться связями, положением или взятками. Экономисты Эдвард Глэзер и Андрей Шляйфер обращают внимание на то, что эффективная юридическая санкция не может превышать «рыночной цены» правосудия в той или иной стране — в противном случае высокие штрафы уходят
в коррупционный «гудок». Парадоксальным образом суровые наказания могут позволить себе только страны с прочным верховенством закона, но они значительно меньше нуждаются в таких наказаниях ввиду эффективной и беспристрастной администрации правосудия.
В «тучные» годы власти в России откупались от институциональных реформ ростом бюджетных расходов. Карающий уклон в российском праве — это та же логика со знаком минус. Реальную реформу полиции и судов опять подменяют платежами — на этот раз граждан государству. Будет повод лишний раз убедиться, что качественные институты нельзя заменить ни щедростью, ни жестокостью власти.