Новому президенту США придется создавать отношения с Россией заново.
«Россия на грани очередной смены курса!», «В то время как Билл Клинтон набирает свою команду для реализации новых идей, Борис Ельцин разгоняет свою» — такими заголовками пестрели американские газеты 20 лет назад, в декабре 1992 года. Американские комментаторы с тревогой писали о том, что Клинтон только что выиграл президентские выборы у Джорджа Буша, Ельцин же отказался от поддержки Егора Гайдара, предпочтя «крепкого хозяйственника» Виктора Черномырдина в качестве премьера.
Майкл Мандельбаум, главный внешнеполитический советник кампании Клинтона (из-за личного конфликта он так и не получил должности в администрации, став затем ее жестким критиком), вернулся тогда из Москвы в мрачном расположении духа. Его поразил масштаб экономического упадка, которым сопровождались реформы, а также требования оказать немедленную помощь, поскольку в противном случае Вашингтону придется иметь дело с коммунистическим реваншем. Недостаточное содействие трансформации России было одной из претензий, которые Клинтон предъявлял Бушу во время избирательного марафона. Теперь ему приходилось срочно вырабатывать собственный план преобразования недавнего противника…
За 20 лет российско-американские связи прошли полный цикл.
Во время завершившейся во время подготовки этого номера Forbes президентской кампании в США наиболее ярким высказыванием о России стало утверждение Митта Ромни о том, что она является геополитическим врагом США номер один. Ничего другого содержательного про Россию не прозвучало. Параллельно Москва решила окончательно избавиться от наследия 1990-х. Прекращена деятельность Управления международного развития (USAID), соглашение с которым было подписано в 1992 году. Россия сворачивает программу Нанна — Лугара, в рамках которой Вашингтон финансировал ликвидацию излишков российских ядерных боеприпасов, утилизацию устаревших ракет и химоружия. И то и другое продиктовано одной логикой. Эпоха, когда России приходилось соглашаться на договоренности с позиции младшего партнера и мириться с внешним участием в ее внутренних процессах, в прошлом. Свои проблемы решаем сами, а вам придется иметь дело с той Россией, какая есть, и на равных.
Проблема в том, что у США почти нет традиции равноправного партнерства. Как отмечал российский международник Алексей Богатуров, в нашей совместной истории есть лишь два таких примера — взаимодействие с Россией в эпоху Екатерины II, когда она во время борьбы североамериканских колоний за независимость держалась «вооруженного нейтралитета», и советско-американское союзничество в годы Второй мировой войны. Паритет был установлен и во время холодной войны — он означал не сотрудничество, а предотвращение столкновения, но обеспечивал равенство.
В остальном Америка, во-первых, строит отношения по принципу «ведущий — ведомый», во-вторых, партнер должен либо следовать ее представлению об общественно-политическом устройстве, либо хотя бы признавать его правильным. Современная Россия этим условиям соответствовать не намерена.
Российско-американским контактам предстоит кардинальная перестройка. Россия не настолько агрессивна, чтобы стать объектом сдерживания, как она видится Митту Ромни. Но Россия и не вернется к ожиданию помощи от США, не будет стремиться удовлетворять критериям демократии, разве что снова переживет коллапс, как в 1991 году. Она остается влиятельной мировой силой, и ее невозможно игнорировать, что, по сути, пытался делать Джордж Буш — младший. Однако российская позиция на международной арене слишком аморфна и в первую очередь нацелена на сохранение свободы рук, чтобы создавать с ней системные отношения. Москва недостаточно сильна, чтобы рассчитывать на полноценное равноправие.
Новая модель может возникнуть вокруг современной повестки дня. Прежде всего это Азия (Китай и связанные с ним региональные перемены), Арктика, Ближний Восток. Чем скорее Москва и Вашингтон перестанут фокусироваться на Евроатлантическом регионе с накопленным там потенциалом противостояния, тем вероятнее появление новой работающей конструкции. Для этого России нужно наконец-то преодолеть собственную зацикленность на унижениях недавнего прошлого, а Америке — осознать, что примат американских ценностей не может выдвигаться в XXI веке в качестве предпосылки сотрудничества.
Двум странам необходимо понять, что между ними никогда не появится линейность: они не будут ни однозначными врагами, ни полноценными союзниками, ни единомышленниками, ни идейными противниками. И стремление достичь взаимной ясности — любой — подрывает все попытки создать солидную базу отношений. Зато готовность гибко подходить к текущим проблемам позволяет добиваться конкретных результатов.