Один из самых уважаемых технологических предпринимателей — сооснователь PayPal и инвестор Facebook Питер Тиль — уже несколько лет пытается убедить своих сограждан, что Америка потеряла способность к инновациям. Он даже пишет в соавторстве с Гарри Каспаровым книгу о том, что прогресс остановился — и надо принимать меры, чтобы запустить его маховик заново.
Примеры, которые приводит Тиль, хорошо известны. Последний космический шаттл приземлился летом прошлого года, а ничего нового ему на смену так и не сделано. Количество новых лекарств, получающих допуск на рынки развитых стран, устойчиво сокращается еще с 1990-х. Самолеты 2012 года летают медленнее, чем «Конкорд». iPad сделан на патентах 20-летней давности, а интернет, уверяет миллиардер, заработавший на нем состояние, хоть и создает добавленную стоимость, но не меняет жизнь людей так, как изобретения прошлого.
Экономист Тайлер Коуэн написал книгу «Великая стагнация» — одну из самых цитируемых в прошлом году. Он задался вопросом, почему экономический рост в Америке замедлился после Второй мировой войны. Его ответ: первые 200 лет существования США срывали «низко висящие плоды» — капитализировали последствия промышленной революции и рост грамотности населения с низкой базы. Но с середины XX века, пишет Коуэн, открытий такого масштаба, которые могли бы двигать экономику на десятилетия вперед, не совершали. И поэтому каждый следующий шаг на этом пути будет даваться все сложнее.
Интернет изменил образ жизни миллионов людей, но экономический эффект отрасли, измеренный в выручке или рабочих местах, невелик по сравнению с традиционными отраслями. В Google работает 30 000 человек, население райцентра; в «Яндексе» — на порядок меньше.
Никто не утверждает, что изобретатели закончились, но масштаб их изобретений не сравнить с электричеством, пенициллином или реактивным двигателем. Отчасти это связано с недостатком амбиций по окончании холодной войны, отчасти — с тем, что маржинальность прогресса за последние полвека сильно сократилась. Каждый следующий шаг дает меньший прирост. Так что, пройдя конец истории, который не случился, мы, возможно, приближаемся к концу прогресса. По меньшей мере в его викторианском понимании главного движителя человечества.
Так что хотя бы в качестве эксперимента можно привыкать к мысли, что масштабных технических революций больше не случится. Расшифровка генома не даст нам новых лекарств, а если и даст, то они увеличат продолжительность жизни на месяцы, а не на годы. Солнечная энергия не станет дешевой. Новые корабли не будут бороздить просторы далеких галактик. В голове человека не поселятся всезнающие чипы. Ничто из происходящего и не предвещает иного развития событий.
Если поверить, что это так, становится ясно, почему способность изобретать совсем не так важна, как умение хорошо копировать изобретенное. В Китае, России или Африке гораздо полезнее воспроизводить достижения удачливых соседей, а не пытаться превзойти их. И это касается не только физических новаций, но и политических и гуманитарных. Имеющегося прогресса вполне хватит, чтобы все в мире жили счастливо, — надо лишь научиться пользоваться его плодами, хотя бы висящими у самой земли.
А после этого можно будет задуматься о том, что человечеству не хватает космических амбиций. Потому что зачем строить, не считаясь с тратами, дом на орбите для единиц, когда можно построить за те же деньги тысячи домов на опушке леса. Люди не хотят жить в космосе, Антарктиде или в Марианской впадине. Они хотят жить дома и поменьше ходить ногами. Им нужен Amazon, а не международная космическая станция. И если это признать, в конце прогресса не будет ничего грустного. Что плохого, если к 2018 году мы изобретем все, что нам нужно?