Контекст

Традиционные западные методы взаимодействия с Россией больше

не работают. Запад сталкивается с государством двойственности,

чья элита помогает продвигать некоторые его интересы, но в то же время борется с западными принципами у себя дома.

— Лилия Шевцова, Фонд Карнеги, в Financial Times

Жонглирование местами

Очевидно, что предвыборное обещание Путина создать к 2020 году 25 миллионов высокопроизводительных рабочих мест выполнено не будет… В указе президента от 7 мая 2012 года задача уже формулировалась несколько по-иному: создать и модернизировать... Наконец, в декабрьском 2012 года послании Федеральному собранию было сказано, что «мы должны модернизировать 25 миллионов рабочих мест к 2025 году»… Власти ухватились

за идею, [появившуюся в предвыборных документах «Деловой России»]. Застолбили, несмотря на то что неправильно ставить задачу, если нет представления о том, какова ситуация на текущий момент, что с критериями «высокопроизводительности» и т. п. Понимание того, что с выполнением будут большие проблемы, начало приходить достаточно быстро. Вот и появилась эквилибристика

с терминами и сроками.

— Игорь Николаев, директор департамента стратегического анализа ФБК, в «Газете.ru»

Сами справитесь

Когда говоришь с конкретными людьми, отвечающими за поддержку экспорта в государстве, они признают, что для вас, ребята, у нас пока ничего нет. Вот для строительства атомной электростанции за рубежом или продажи партии гражданских самолетов, а еще лучше военных, у нас есть много инструментов. И я не могу избавиться от ощущения, что большинство этих инструментов — это механизмы поддержки госпроектов и госкомпаний. Пока никакой программы поддержки высокотехнологического экспорта для частных компаний нет, никаких конкретных людей в государстве, которые за это отвечают, я не нашел, и особенной веры в то, что российские технологические компании могут стать в мире крупными игроками, я не чувствую.

— Анатолий Карачинский, президент IBS Group, в «Ведомостях»

Баланс интересов

Я знаю [Сечина] почти 20 лет, с того момента как пришел на работу в управление делами президента. Все это время у нас были не просто рабочие отношения, но и неформальные — я хорошо знаю его семью, мы долгое время были соседями. Эти обстоятельства предполагают, что серьезными конфликтами наши отношения не могут быть омрачены. Но сейчас Игорь Иванович является руководителем нефтяной компании, в то время как я являюсь руководителем нефтепроводной компании. У каждого из нас свои интересы.

— Николай Токарев, президент «Транснефти», в «Коммерсанте»

Опасный генплан

Мне кажется, первое, что нужно сделать в Москве, — забыть о генплане. Город должен рассматриваться как органическая, гибкая, динамическая экологическая система… [Генплан же] диктует, ограничивает, принуждает. Генплан почти всегда становится инструментом земельных спекуляций. Логика развития города не может основываться только на экономике, мы должны думать

и о других вещах.

— Мигель Робле-Дюран, профессор урбанистики дизайн-школы Parsons (США), в «Эксперте»

Один из всех

Единственный российский министр, хорошо известный соотечественникам, —

Сергей Шойгу. 90% участников опроса Фонда «Общественное мнение» заявили, что знают о нем, 68% положительно оценивают его работу. Министр иностранных дел Сергей Лавров по этим показателям уступает Шойгу вдвое, глава МВД Владимир Колокольцев — примерно в шесть раз. Отвечающий за взаимодей-ствие с гражданским обществом Михаил Абызов известен только 1% опрошенных. Впрочем, россияне не особенно и следят за работой правительства. На диаграмме показано, как они высказались на этот счет.