Кремниева долина в России?Это возможно
Рождение Кремниевой долины можно датировать с точностью до дня. 11 января 1971 года была опубликована первая из серии статей американского журналиста Дона Хофлера о растущем на глазах секторе кремниевых микропроцессоров и полупроводников в графстве Санта-Клара штата Калифорния. В ней это название было употреблено впервые.
Отцом Кремниевой долины многие считают декана инженерного факультета Стэнфордского университета Фредерика Термана, которому пришла идея создания индустриального парка. Однако истинным зачинателем проекта был Ле-ланд Стэфорд — создатель самого университета, вокруг которого и вырос первый и самый эффективный в истории центр создания и коммерциализации технологий.
С начала 1970-х десятки стран с разной степенью успеха пытались повторить американский проект. Кремниевые долины возникли в английском Кембридже, Тель-Авиве, Хельсинки, французском Антибе, корейском Тэджоне, индийском Бангалоре, на Тайване…
В конце прошлого года дошла очередь и до России.
Рабочее название отечественной Кремниевой долины — Инноград (Город инноваций). По замыслу президента Медведева, он должен стать центром инновационного развития страны, основой «умной» экономики.
Окончательные параметры Иннограда не определены. Есть общая идея и финансирование. Есть осознание «догоняющего» характера проекта и необходимости учесть лучшие зарубежные практики. При этом уже сейчас ясно, что создается не очередной технопарк или наукоград (таких попыток было предпринято уже множество без очевидной отдачи), а многофункциональный научно-индустриальный комплекс. Он должен включать в себя университеты, предприятия и бизнес-инкубаторы, образуя целую экосистему получения, передачи и коммерциализации инновационных технологий. Конечная цель — производить высокотехнологичные товары и услуги с высокой добавленной стоимостью, востребованные на глобальных рынках.
Успех проекта совершенно не гарантирован. Но Россия может воспользоваться своим конкурентным преимуществом — мы сильно отстали и можем извлечь выводы из опыта развитых стран. Большинство научных парков было создано во второй половине 1980-х. В начале XXI века интерес к созданию технологических кластеров различных модификаций вспыхнул с новой силой: больше четверти всех Кремниевых долин появилось именно в этот период.
Создателям российской Кремниевой долины полезно помнить четыре принципа.
Инноград нельзя построить быстро.
Международный опыт свидетельствует, что между моментом начала планирования и началом работы научно-технологического парка в среднем проходит три с половиной года. Строительство нового города может занять 5–10 лет.
Систему воспроизводства инноваций нельзя организовать в чистом поле.
Научные и технологические парки по большей части — городское явление. 66% современных научных парков расположены на территории города, а 27% — в достаточной близости от него, то есть в радиусе до 50 км.
Иннограду нужен университет.
60% научно-технологических парков соседствуют с пятью университетами и более. В окрестностях еще 20% технологических парков насчитывается до 20 университетов.
Государство должно играть ключевую роль, но не доминировать.
Роль государственного финанси- рования в ин- дустрии научно-технологических парков оправданна в силу трех обстоятельств. Во-первых, это весьма долгосрочные проекты, во-вторых, они требуют значительных начальных инвестиций, в-третьих, у таких проектов наравне с чисто экономическими имеются и социальные цели. В шести случаях из десяти мировые технопарки находятся в собственности государства, и лишь 12% — это частно-государственные проекты.
Нужно помнить, что даже создатели относительно успешных «кремниевых» проектов делали ошибки. Какой смысл их повторять?
Например, в одном из старейших технологических кластеров Европы, Кембриджской «Кремниевой топи» (Silicon Fen), не сразу была отработана цепочка «технология — предпринимательство — финансирование», что долгое время сдерживало уровень коммерциализации технологий. Дороговизна недвижимости в окрестностях Кембриджа ограничивала доступ рабочей силы, а жесткое архитектурное регулирование тормозило строительство новых офисов и жилья. У компаний в Кембридже почти нет филиалов в Кремниевой долине, чем отличаются, например, компании израильского сектора высоких технологий. Тайваньский кластер «Кремниевый остров» (Silicon Island) сумел избежать повторения этих ошибок: там основным источником передачи технологий стали около 4000 инженеров, вернувшихся из Кремниевой долины в США, а приток молодых кадров обеспечили находящиеся поблизости исследовательские университеты.
Финляндия в прошлом десятилетии совершила настоящий технологический рывок. Но модель, при которой главным двигателем технического прогресса выступает компания Nokia, имеет проблемы с воспроизводством инноваций и развитием, например, серийного предпринимательства. В результате все, как правило, заканчивается созданием предпринимателем только одного успешного бизнеса.
В Израиле, где сектор высоких технологий вырос «по приказу» военных, Армии защиты Израиля, и на государственные деньги, не хватает эффективных менеджеров, сильно наследие «старой экономики». Связи между университетами и технологическими компаниями непрочны по причине доминирования армии. Большинство инвестиций в израильский hi-tech идет из США, внутренний рынок страдает от чрезмерного регулирования. Естественно, что большая часть прибыли тоже оседает за пределами Израиля.
Основной проблемой технологического кластера в индийском Бангалоре остается слабая связь между университетами и технопарками. Исследования в индийских вузах носят теоретический и фундаментальный характер, что не всегда отвечает потребностям технопарков. Единственный значимый вуз Бангалора — Индийский институт естественных наук (Indian Institute of Science) — не обеспечивает нужды индустрии в кадрах. Проблема с притоком свежих сил не решается, несмотря на огромную конкуренцию при поступлении в вуз — более 30 человек на место.
Выделить главный фактор, отвечающий за провал конкретного инновационного кластера, невозможно. Зато можно сформулировать, что в нем обязательно должно быть, чтобы он мог претендовать на успех. В Иннограде должна быть создана экосистема обучения и передачи инновационных технологий. Для этого на его территории или в окрестностях должен находиться ведущий исследовательский университет или интеллектуальный центр. Внутри самого кластера необходимо обеспечить высокий уровень предпринимательской культуры, подкрепленный государственными субсидиями и комфортными условиями работы. Наконец, система воспроизводства и передачи технологий работает исключительно в среде с низкими политическими рисками, в стабильной и открытой политической системе.
В России увлеклись технопарками более пяти лет назад, после визита Владимира Путина в Индию в декабре 2004 года. Однако скопировать опыт Бангалора не получилось.
Из запланированных правительством еще в 2005–2006 годах 10 технопарков реально начал работать только один — в Казани. Большинство других проектов застряли на стадии составления проектно-сметной документации. В общей сложности на эту затею было потрачено 7 млрд рублей, половина из них — деньги федерального бюджета. Для сравнения: в 1981 году Нараяна Мурти вложил всего $250 000 и создал IT-компанию Infosys со штатом пять человек, сегодня в Infosys работает более 60 000 человек. Из 8 млн жителей Бангалора 450 000 являются программистами, еще 250 000 работают в бэк-офисах и колл-центрах американских и европейских компаний. Ежегодно университеты (государственные и частные) выпускают около 140 000 программистов. Всего в секторе аутсорсинга IT-BPO (Information Technology — Business Process Outsourcing) в Индии занято больше 2 млн человек.
Причина провала российского начинания в том, что ни федеральный центр, ни регионы не имели отчетливого понимания, что они собираются строить. Например, в одном из российских технопарков, создаваемых по государственной программе, было запланировано место под… кладбище. Механизм контроля со стороны федеральной власти оказался абсолютно недостаточным. Не было разработано четких требований к оценке эффективности проектов, претендующих на федеральное финансирование.
Но проблема не только в ограниченности и неорганизованности чиновников, непосредственно отвечавших за идею технопарков. В России так и не была осуществлена реформа высшего образования и Академии наук. Существующая система работы российского научного сектора просто не способна обеспечить исследовательскую поддержку деятельности технопарков. Не решена проблема передачи знаний от научных центров к инновационным компаниям. Наконец, так и не получили развития инструменты венчурного финансирования, притом что сложности с получением доступных кредитов и других оборотных средств представляют серьезную проблему даже для инноваций в сверхкрупных корпорациях.
Как сказал поэт Владимир Вишневский: «В готовности к облому — наша сила!» «Кремниевый проект» Дмитрия Медведева может с треском провалиться по целому ряду общеизвестных причин, включая отсутствие финансирования, коррупцию, высокие политические риски, нежелание предпринимателей развивать свой бизнес в Иннограде. Даже погода играет не на стороне третьего президента России. Один из лидеров американской венчурной индустрии Питч Джонсон так высказался о российском климате: «Трудно думать об инновациях там, где зимой надо брать лопату и разгребать снег».
Надежду на успешный переход России на инновационный путь развития вселяет только тот факт, что смена экономического курса — это уже не просто вопрос повышения эффективности. Речь идет о реальном выживании отсталой экономической системы, рискующей навсегда выпасть из глобальных и конкурентных рынков. Чтобы не проиграть конкурентную гонку, необходимо в течение ближайших пяти лет повысить уровень коммерциализации результатов НИОКР в нашей стране с нынешних 5% до 25%. Задача амбициозная, но реализуемая: в Европе сегодня до 65% всех результатов научных исследований становятся объектами коммерческих сделок.
Другим источником оптимизма является недоиспользование в России такого ресурса, как институциональные реформы. Их отсутствие было важным фактором провала предыдущей версии российского «кремниевого проекта». Набирает обороты реформирование высшей школы, правительство выделило несколько университетов-лидеров, в которых будут концентрироваться бюджетные ресурсы. Пока не ясно, смогут ли национальные исследовательские и федеральные университеты стать поставщиками новых технологий, но создание при университетах малых инновационных предприятий, законодательно закрепленное прошлым летом, несомненно, повышает их шансы.
На первых этапах строительства Иннограда не должно быть проблем и с финансированием. С одной стороны, в стране действуют хорошо капитализированные институты развития — в первую очередь «Роснано» и РВК, которые в состоянии наполнить проект содержанием и финансированием. С другой стороны, сегодня средний стартап в секторе информационных технологий можно довести до рынка при инвестициях до 15 млн рублей. Необязательно ждать, пока все элементы Иннограда будут созданы, можно начинать работать и зарабатывать уже сейчас.
Инноград можно построить только с максимальным привлечением лучших российских и международных специалистов. Уже сегодня можно начать обучать инноваторов не столько доведению продукта до совершенства, сколько управлению проектами, стратегическому менеджменту, маркетингу и рекламе в сфере высоких технологий. Создание подобной программы вместе с инфраструктурой не требует огромных вложений. Школа «Сколково», например, в сотрудничестве с Массачусетским технологическим институтом вполне в состоянии разработать и запустить такие программы уже в 2010 году.
В течение года можно сформировать и общенациональный банк инновационных идей, куда предприниматели со всей страны будут присылать свои разработки с гарантированной обратной связью. Поможет специальный бесплатный телефонный номер, например, 8-800-ИНОГРАД, где любая, даже самая бредовая идея может быть услышана.
К работе в качестве экспертов должны активно привлекаться ведущие представители российской научной диаспоры и иностранные специалисты. Сотни инженеров и исследователей российского происхождения играют ведущую роль в развитии технологических кластеров в Кремниевой долине и Израиле. Облегченный визовый режим для инвесторов и исследователей поможет сделать Инноград привлекательным и доступным.
И последнее. История не знает примеров создания инновационной экономики в условиях закрытого общества, ограничения базовых прав и свобод человека. Это значит, что в нашей стране Инноград пока не заработает в полную силу. Но если его не начать строить прямо сейчас, то через пять-десять лет, когда в России сформируется зрелый и конкурентный политический режим, начинать будет уже поздно.
Автор — проректор Российской экономической школы