Вспомнить все

Врачи поставили Денни Крэйну, престарелому основателю юридической фирмы из Бостона, тяжелый диагноз: его мозг постепенно разрушает болезнь Альцгеймера. Самый способный юрист той же фирмы Алан Шор попытался через суд добиться, чтобы боссу разрешили лечиться экспериментальным русским препаратом димебон, не прошедшим всех клинических испытаний. Но Верховный суд в иске отказал. Эта грустная история лишь сюжет одной из серий идущего в США сериала Boston Legal (в декабре прошлого года ее посмотрели более 9 млн зрителей). Но русский препарат — не выдумка сценаристов.

На многочисленных интернет-форумах, посвященных болезни Альцгеймера, тысячи людей обсуждают, как принять участие в клинических испытаниях, чтобы иметь возможность получить вожделенное лекарство. А американская компания Pfizer, один из крупнейших в мире производителей лекарств, минувшей осенью заплатила аванс $225 млн за право продавать димебон по всему миру, пообещав выплатить еще как минимум $500 млн после фактического начала продаж.

Вряд ли талантливый советский химик Алексей Кост в 1969 году подозревал, какая удивительная судьба ожидает синтезированную в его лаборатории на химфаке МГУ молекулу, позднее названную димебоном. Коста всегда интересовало взаимодействие химических веществ и живых организмов: он работал над выведением штаммов бактерий, способных очищать промышленные стоки, создал репеллент кюзол, которым спасались от комаров на стройках в Сибири, а его лекарства ветразин и зилаин использовались в акушерстве. Вот и у нового вещества при исследовании обнаружились противоаллергические свойства.

Клинические испытания препарата на основе открытой Костом молекулы из-за неповоротливости Минздрава затянулись на 14 лет. В 1983 году димебон наконец внедрили в производство — его выпуском занялось новокузнецкое объединение «Органика» Минмедпрома СССР (Кемеровская область). За последующие 14 лет советские врачи выписали аллергикам более 10 млн курсов димебона. Тем временем в стране случилась перестройка, СССР распался, и российские границы открылись для западных фармкомпаний. Те тратили миллионы долларов на продвижение своих препаратов, в том числе антиаллергических. «Кларитин» бельгийской компании Schering-Plough и «Супрастин» венгерской Egis быстро вытеснили димебон с рынка — последние партии этого препарата объединение «Органика», ставшее акционерным обществом, произвело в 1997 году.

На этом история димебона могла бы закончиться, если бы чуть раньше на него не обратили внимание в академическом Институте физиологически активных веществ (ИФАВ РАН) из подмосковного наукограда Черноголовка. ИФАВ создали в 1978 году для оборонных разработок — институт, например, изучал механизмы воздействия токсинов на нервную систему человека. Но в начале 1990-х вместо синтеза новых ядов ИФАВ на полученный международный грант занялся поиском веществ, которые, наоборот, защищали бы нервную систему. Протестировав тысячи химических соединений, ученые остановились на группе так называемых гамма-карболинов. Проверяя, какие из них уже используются в медицинской практике, наткнулись на димебон (он тоже относится к гамма-карболинам). «Мы выбрали димебон за высокую активность, плюс к тому он был уже одобрен Минздравом, что позволяло сократить клинические испытания», — поясняет генеральный директор ИФАВ Сергей Бачурин. Да и стоил тогда димебон дешево: на упаковке значилась советская еще цена 62 копейки.

Эффективность димебона проверили вначале in vitro (в пробирке), потом in vivo (на крысах). Опыт проводится так: крысу изо дня в день выпускают в маленький бассейн, где под водой спрятана платформа. Поначалу животное плавает хаотично, пока случайно не наткнется на невидимый островок, на который можно выбраться, чтобы не утонуть. Видеосъемка позволяет фиксировать все передвижения подопытных и нарисовать их маршруты — «треки». После двух недель «обучения» крыса запоминает, где подставка, и плывет сразу к ней. Затем животному вводят нейротоксин, нарушающий память, — теперь крыса не в состоянии запомнить, куда нужно плыть. Но после лечения димебоном способность к обучению восстанавливается.

Бачурин пошел на хитрость, чтобы не тратиться на клинические испытания нового эффекта димебона на людях. Он договорился с московской психиатрической больницей им. П. Б. Ганнушкина — врачи давали димебон пациентам, страдающим одновременно и от аллергии, и от болезни Альцгеймера (таких набралось 14 человек). Официально их лечили от аллергии, отслеживая при этом, как улучшается память. Результаты оказались обнадеживающими, и десять участвовавших в исследовании ученых во главе с Сергеем Бачуриным немедленно оформили на себя патент на новый способ лечить болезнь Альцгеймера. Но для финансирования официальных клинических испытаний и получения международных патентов нужен был инвестор, причем, как понимал Бачурин, иностранный. На его поиски у него с коллегами было мало времени: по международному законодательству, если заявка не подана в течение 30 месяцев после первичной регистрации патента в России, препарат может производить кто угодно.

Человеком, согласившимся вложить деньги в препарат без всяких гарантий успеха, стал Сергей Саблин, бывший аспирант Бачурина, который в начале 1990-х уехал в США работать в Калифорнийском университете (Сан-Франциско). У него была собственная венчурная компания Selena Pharmaceuticals, и в 1999 году Саблин приобрел у российских ученых права на патент, пообещав роялти с будущих продаж. Для оплаты регистрации американского патента Саблину пришлось заложить свой дом и даже занять денег у знакомых по секции карате. На клинические испытания средств уже не хватило, и Саблин в свою очередь принялся искать партнеров. «Если у тебя нет имени и успешных проектов за плечами, серьезных инвестиций тебе никто не даст, — сетует Саблин. — Да и к российским лекарствам в США сильное недоверие». Многие потенциальные инвесторы, услышав, что речь идет о российском препарате, тут же отказывались.

Только спустя пять лет на одном медицинском конгрессе он познакомился с Дэвидом Хангом и Патриком Машадо, опытными венчурными инвесторами: основанная ими фирма ProDuct Health потратила $22 млн на разработку нового способа ранней диагностики рака груди, а продали ее уже за $167 млн. Ханг и Машадо заинтересовались проектом и, не испугавшись суровой российской зимы, в конце 2003 года приехали в Черноголовку. «Доктор Ханг был весьма впечатлен результатами, которые предоставили ему российские ученые, а также потенциалом димебона», — вспоминает представитель компании Medivation, созданной Хангом и Машадо специально для разработки лекарств на основе димебона. Условия, на которых Selena передала ей свои патенты, не разглашаются, но, по данным Forbes, в качестве оплаты Саблин получил пакет акций Medivation.

В конце 2005 года Medivation разместила на бирже 5,6 млн акций по $2 за штуку и на эти деньги начала официальные клинические испытания димебона как лекарства от болезни Альцгеймера. Исследование проводилось на 180 пациентах в 11 российских клиниках. «Когда вскрывали конверты с результатами клинических испытаний, у Ханга и Машадо было предынфарктное состояние, — вспоминает Бачурин. — Еще бы, они вложили в проект около $20 млн и в случае неудачи были бы разорены». Однако результаты оказались сенсационными: димебон не просто тормозил развитие болезни Альцгеймера, но и обращал ее вспять, способствуя восстановлению разрушенных связей в мозге. Стоимость акций Medivation взлетела сначала до $12 за штуку, а к июню 2007 года, когда завершился годичный цикл клинических испытаний, — до $20. Сейчас Medivation приступила к третьей фазе клинических испытаний, и в случае успешного завершения препарат можно будет продавать на крупнейшем рынке — в США. Капитализация Medivation достигла $655 млн, стоимость акций — $21,8.

Наконец, в сентябре прошлого года фармацевтический гигант Pfizer заключил с Medivation соглашение о совместном развитии и продвижении димебона на мировом рынке. Pfizer заплатила Medivation $225 млн и обязалась выплатить в два раза больше после начала продаж, не считая бонусов. «Учитывая то, что более 18 млн человек во всем мире страдает от изнурительной и пока неизлечимой болезни Альцгеймера, мы выбрали борьбу с этим заболеванием в качестве приоритетного направления работы, — говорит Мартин Маккей, президент отделения по научным разработкам и исследованиям компании Pfizer. — Мы постараемся снабдить пациентов димебоном как можно скорее».

В последнем можно не сомневаться — чем скорее препарат поступит в продажу, тем скорее он начнет приносить прибыль. Минувший год выдался для Pfizer не слишком удачным: прекратились сроки действия лицензий на несколько популярных препаратов, таких как Zyrtec и Camptosar, выручка компании упала на $100 млн, до $48,3 млрд. А димебон может стать новым хитом. Рынок лекарств от болезни Альцгеймера только в США, где одобрены к применению всего четыре препарата, оценивается в $8 млрд. Кроме того, Pfizer, Medivation и ИФАВ обнаружили, что димебон помогает от еще одного разрушающего мозг заболевания — хореи Гентингтона. Это заболевание встречается в 1000 раз реже, чем болезнь Альцгеймера, но лекарств от него пока нет совсем.

Успех димебона не остался незамеченным и в России. «У нас весь рынок заполонен импортными препаратами. Иностранцы нам говорят: вы, дескать, сами ничего придумать не можете, поэтому покупайте наше. Димебон доказывает обратное», — говорит Дмитрий Морозов, владелец фармкомпании «Биокад», которая также занимается разработкой оригинальных препаратов, в том числе на основе советских еще материалов. Интерес к новому лекарству от болезни Альцгеймера в США настолько велик, что американцы не ленятся звонить в Новокузнецк, на завод «Органика», чтобы узнать, нельзя ли там приобрести димебон частным образом. Начальник отдела маркетинга «Органики» Екатерина Загородняя говорит, что завод планирует возобновить прерванное более 10 лет назад производство димебона. Первая партия уже проходит сертификацию. «Мы будем производить его как хороший отечественный противоаллергический препарат, — объясняет Загородняя. — Ну а использовать его, конечно, каждый может как сочтет нужным». Medivation придраться не к чему.

А вот Бачурин с коллегами от открытия новых свойств димебона пока получают лишь косвенную выгоду. «Очень сильно повысился авторитет нашего института, расширились возможности получения новых контрактов и грантов. Только за минувший год институт получил около $1 млн», — перечисляет Бачурин. Он рассчитывает, что коллектив авторов, которому по договору с Medivation положены «десятые доли процента» от продаж, внакладе не останется. Если, конечно, все пойдет благополучно и препарат будет продаваться так, как прежние хиты Pfizer.