Несчастливы вместе

Так жить нельзя. Бригадир Рустам почти каждый день мотается в новогиреевскую промзону на юго-востоке Москвы — он подкарауливает директора небольшой строительной фирмы «МИК-2000», задолжавшей его парням около миллиона рублей. Тот либо не приходит на встречи, либо говорит одно и то же: нет денег.

Рустам приезжает в Россию четвертый год подряд. Начинал чернорабочим, сделал карьеру. И тут кризис; 27 человек, включая самого Рустама, остались на мели. Самый простой выход — сесть на поезд и уехать домой — исключен. Нет денег на билет.

Ошибались те, кто рассчитывал, что армия таджикских гастарбайтеров в панике покинет Россию при первых же раскатах кризиса. Рустам, например, вместо того чтобы, как обычно, переждать морозы дома с семьей, нашел новую работу и остался в Москве на всю зиму. То, что для россиянина стало бы трагедией, для приезжих из Таджикистана — рутина. Они никуда не уйдут, тем более из-за такой мелочи, как кризис.

В начале марта в Таджикистане уже тепло, столбик ртути поднимается выше 20 градусов. Словно спасаясь от приближающейся жары, сотни тысяч мужчин стекаются со всей страны в Душанбе. Они оставляют родные кишлаки и небольшие города. Такие как расположенный на юге, в Хатлонской области, Сарбанд с населением 10 000 человек. Единственное местное предприятие, производитель карбамида «Таджик Азот», в перманентном кризисе — то нет электричества, то, как сейчас, спроса на продукцию. По оценке таджикского социолога Саодат Олимовой, из городков вроде Сарбанда на заработки уезжают почти все трудоспособные мужчины.

Зажатый между враждебным Узбекистаном на северо-западе и Памиром на юго-востоке, Таджикистан с душевым ВВП $1800 в год — одна из беднейших стран мира. После распада СССР здесь несколько лет шла гражданская война, которую удалось остановить только после вмешательства Москвы. С тех пор в республике расквартирована российская 201-я дивизия, а местное население может въезжать в Россию без виз. Это очень важно для страны, основной предмет экспорта которой — трудовые ресурсы: денежные переводы таджикских гастарбайтеров превышают 45% ВВП, по этому показателю Таджикистан занимает первое место в мире.

Подавляющее большинство держит путь из Душанбе в Россию. Самые зажиточные за $250 летят в Домодедово. Основная масса добирается на поезде. Состав на Москву отправляется трижды в неделю и ползет к месту назначения четверо суток. Ранней весной пассажиров в нем как сельдей в бочке. «Всю дорогу простоял на ногах в тамбуре», — вспоминает о последней поездке 24-летний строитель Изатулла, просивший не называть его фамилию в печати, поскольку он работает нелегально.

По данным Федеральной миграционной службы, каждый год на заработки в Россию приезжают около 800 000 таджиков. Услугами кадровых агентств в Душанбе пользуются единицы. Мигранты не доверяют посредникам (по данным правозащитников из Human Rights Watch, некоторые агентства занимаются, по сути, торговлей людьми), предпочитая опираться на связи среди соотечественников, обосновавшихся в России, благо ежегодно в нашей стране оседает около 200 000 таджиков. Всего же, по оценкам организаций таджикской диаспоры, в России постоянно проживает около 1,5 млн выходцев из среднеазиатской республики. Рустам, которому из-за отсутствия денег пришлось отказаться от зимних каникул на родине, — один из них.

Болтаясь без зарплаты, Рустам занял у знакомых 20 000 рублей, но долг вернуть не смог. Тогда по совету соотечественников незадачливый бригадир обратился за помощью к Каромату Шарипову. Отставной подполковник российской армии Шарипов возглавляет движение «Трудовые мигранты Таджикистана».

На столе в кабинете Шарипова — статуэтка Ленина и изображение главной святыни мусульман, Каабы. Хмуря брови, импозантный хозяин кабинета рассказывает, что за прошлый год нечестные работодатели задолжали обратившимся к нему гастарбайтерам около миллиона долларов. «Отбить» удалось примерно половину. Как работают с должниками? Офицеры-отставники регулярно навещают компанию, которая задолжала мигрантам, — капают на мозги. Один из самых веских аргументов — угроза обратиться в миграционную службу (штраф за незаконное использование труда мигрантов — от 250 000 до 800 000 рублей) или на телевидение.

Вот типичный случай. Крановщик Бой Ибрагимов пожаловался Шарипову на строительную компанию «Остов», которая задолжала ему 50 000 рублей. Один из руководителей фирмы объясняет, в чем источник конфликта: Ибрагимов четыре месяца работал сдельно, а когда его перевели на оклад, стал халтурить, почему и получил меньше оговоренного. Но после общения с Шариповым компания все-таки выплатила крановщику 45 000 рублей, и он по-прежнему работает в одной из структур «Остова».

Далеко не все истории заканчиваются так хорошо. Бригадир строителей Додалишо Назоршоев и его брат Назаршо пытаются вытребовать у компании «Энком-Стройпроект» 100 000 рублей за два с половиной месяца работы. Фирма строит в самом центре Москвы, на Воздвиженке, административный корпус Центра развития русского языка, патронируемого Людмилой Путиной. «Работали с мая, платили с задержкой. Приходилось бастовать. Осенью платить совсем перестали», — рассказывает Додалишо, в прошлом учитель географии. С декабря он работает на другом объекте, где платят регулярно. За помощью бригадир обратился в центр «Миграция и закон», который оказывает юридическую помощь гастарбайтерам. Директор центра Гавхар Джураева рассказывает, что в прошлом году ее попросили о помощи выходцы из Таджикистана, работавшие на 45 российских компаний. Работодатели задолжали им около 9 млн рублей. Вернуть удалось более половины. Назоршоевым, похоже, счастливый исход не светит. Официального контракта у Додалишо нет, на руках только акты о сдаче-приемке работ и договор подряда, который подписал с компанией его брат. На запрос из центра Джураевой директор строительной компании Александр Петров ответил, что договор с Назаршо Назоршоевым — поддельный. «Миграция и закон» финансируется фондом Сороса и шантажом нечестных работодателей не занимается.

Более 70% таджикских гастарбайтеров заняты на стройках. Они первыми приняли на себя удар экономического кризиса.

Выгнать рабочего-мигранта проще простого. В подавляющем большинстве случаев он работает нелегально — даже если у него есть официальное разрешение на работу от ФМС. Дело в том, что иностранному сотруднику необходимо иметь еще и официальный договор с работодателем, а бизнес, как правило, не стремится узаконить свои отношения с гражданами бывшего СССР. Мало кому охота платить за них единый соцналог и подоходный налог по ставке 30%. Драконовские штрафы — а в 2008 году ФМС собрала с фирм, незаконно использующих труд иностранцев, 5 млрд рублей — мало кого пугают. Во-первых, на налогах работодатели экономят гораздо больше, во-вторых, нелегальному работнику и платить можно меньше, и качать права он не станет. На крайний случай в кадровом отделе крупной компании всегда сидит отставник из МВД, решающий проблемы с бывшими коллегами.

Правозащитники упрекают бизнесменов в бесчеловечном отношении к мигрантам, предприниматели в свое оправдание ссылаются на крайне низкое качество труда и огромное предложение рабочих рук из Таджикистана. «Это сейчас их поменьше, а раньше было как грязи», — рассказывает Петр, ведущий инженер строительной фирмы, просивший не называть его фамилию. «Если доверишь таджику работу каменщика, за ним нужен глаз да глаз, — объясняет строитель. — Все запорет, если вовремя не пнуть».

Фирма Петра строит элитное жилье. Между ее иностранными работниками сложилось такое разделение труда: самые сложные работы выполняют турки, таджики занимаются подготовкой стройплощадки и стоят на подхвате. «Некоторые в России уже пять-шесть лет и до сих пор работают подсобниками, мешки таскают», — подтверждает Изатулла.

Данные социологов объясняют скепсис работодателей. Таджикистан — несостоявшееся государство, где практически отсутствует профессиональное образование. Олимова говорит, что 60% таджикских мигрантов, впервые отправляющихся в Россию, не обладают никакими техническими навыками. Еще хуже ситуация со знанием русского языка — в таджикских школах его преподают по два часа в неделю. «Зачем нам русский? — недоумевают мигранты. — Вокруг одни таджики, бригадир русский знает, а мы видим русских лишь с высоты пятого этажа».

«Необразованные мигранты строят некачественные дома», — разводит руками Азим Махсумов. Внук одного из первых руководителей Таджикской ССР, в прошлом ученый-математик, Махсумов открыл в Рязани кадровое агентство «Золотой челнок» и выписал из Таджикистана 40 парней, чтобы выучить их на монтажников, слесарей и бульдозеристов. Махсумов рассчитывал, что соотечественники, освоив специальность, получат хорошую работу и в течение двух лет расплатятся с ним за учебу.

Ничего не вышло. Курсы Махсумова окончили лишь 14 человек из 40. Из них только один до сих пор работает по специальности. Остальные разбежались, получив в качестве первого заработка гораздо меньше 20 000 рублей — такую сумму называл своим ученикам Махсумов, желая обозначить их карьерные перспективы. «Они думали, сразу будут получать высокую зарплату», — объясняет Махсумов. Провалившийся проект обошелся ему в 2 млн рублей, и теперь Махсумов собирается продавать квартиру, чтобы расплатиться по кредиту.

Махсумова подвел идеализм. На самом деле сделать выходца из Таджикистана добросовестным работником не так трудно — требуются правильные стимулы и организация труда.

Тот, кто бывал на Черкизовском вещевом рынке, наверняка видел молодых людей с нагруженными доверху тележками, которые с криками «Дорогу, дорогу!» лавируют между покупателями. Черкизовские грузчики — это бача, по-таджикски «мальчик», одна из низших ступеней в иерархии неквалифицированных рабочих из Таджикистана. С тележки бачи начинали в Москве многие таджики. «Был даже доктор наук», — рассказывает Иса, начальник бригады таджикских электриков. Лет десять назад здесь произошла драматическая история: сцепились два бачи — бывший офицер правительственных войск и его враг из бывших полевых командиров. Ситуация в принципе нехарактерная: война в Таджикистане шла между областями, а на Черкизовском рынке бачи работают по зонам, строго разделенным между землячествами, рассказывает бригадир носильщиков по имени Али, высокий бородач средних лет в черном спортивном костюме.

Под началом Али работают 250 выходцев из Ленинского района. За каждым закреплен свой участок, каждый платит бригадиру 50 рублей в день за аренду тележки. В хороший день бача может заработать 500 рублей, желающие занять это место выстраиваются в очередь. За 5000 рублей новичку сделают московскую регистрацию и оформят медицинскую книжку.

Бригадир для бачей — командир и отец. Он решает проблемы тележечников, не знающих русского языка, разбирает споры, проводит «партсобрания», на которых устраивает разносы нарушителям дисциплины. «Чтобы другие не воровали и не пили», — объясняет Али. У бригадира хранится касса взаимопомощи, куда отчисляют часть своих средств бачи: деньги могут понадобиться на лечение или на то, чтобы отправить гроб с телом на родину. «Здесь все как в Советской армии: за бачу все решает бригадир, но он знает, что его здесь не обидят и никто не отнимет у него деньги», — говорит бригадир электриков Иса, в прошлой жизни — офицер, прикрывавший отход советских частей из Афганистана.

В Екатеринбурге слова «таджик» и «наркоторговец» — синонимы», — жестко говорит Евгений Ройзман, основатель фонда «Город без наркотиков». Добровольцы под началом Ройзмана выслеживают наркодилеров и сдают их в правоохранительные органы. По милицейской статистике, среди задержанных преобладают таджики, многие из них, по словам Ройзмана, «с натруженными руками», то есть строительные рабочие.

Таджикистан — главная перевалочная база афганских опиатов. Отправляясь на заработки в Россию, многие соглашаются проглотить пакетик с героином, чтобы перевезти его через границу. Иногда это навязанный выбор. «[Наркодилеры] находят самую бедную семью, начинают помогать, а потом внезапно требуют отдать долг и помочь перевезти героин», — рассказывает бывший сотрудник МВД Таджикистана.

Бедность и отсутствие жизненных перспектив толкают таджиков и на другие преступления — в основном это грабежи и убийства. В России отбывают наказание 5000 выходцев из Таджикистана, в прошлом году милиция зарегистрировала около 7000 преступлений, совершенных гражданами этой страны (0,2% от общего числа преступлений).

В декабре прошлого года скинхеды обезглавили рабочего-таджика Салеха Азизова — чтобы отомстить за смерть московской старшеклассницы, убитой гастарбайтером из Узбекистана. Но угроза для таджикских нелегалов может исходить и от своих. Бригады, образованные по земляческому принципу, устраивают настоящие побоища, когда не могут поделить подряды. В январе разборка между представителями таджикской диаспоры Екатеринбурга кончилась смертью Алишера Мухаммадиева, лидера одной из группировок мигрантов.

«Это война, гибнут молодые ребята. Каждый год 2000 гробов отправляем в Таджикистан», — восклицает Шарипов. Его организация проанализировала данные одного из столичных моргов и пришла к выводу, что от рук соотечественников таджики гибнут в два раза чаще, чем от нападений нацистов.

Выходец из Горного Бадахшана Дилдор не пал жертвой междоусобной брани, а сделал успешную — по таджикским меркам — карьеру в Москве. В российскую столицу он приехал в 1998 году, сразу после школы. Трудился разнорабочим, бачой на Черкизовском рынке. Первое время жил в однокомнатной квартире вместе с шестью соотечественниками. Регулярно откупался от милиции — регистрации не было.

Спасла женщина. В Твери Дилдор познакомился с русской и женился на ней. Это решило все проблемы с легализацией и получением российского гражданства. Сейчас он командует бригадой строителей, работает по шесть дней в неделю, 10 часов в день. Зарабатывает 25 000 рублей в месяц, $100 посылает родителям. Хорошо говорит по-русски. В России ему хорошо, и он не собирается уезжать.

Дилдор — пример для своего младшего брата Шахбуза, покоряющего столицу уже четвертый год. Шахбуз и еще 14 таджиков делят голую трехкомнатную квартиру на юге Москвы. Спят на полу. За жилье платят по 3000 рублей с носа в месяц. Шахбуз доволен, на родине перспектив все равно нет. Но Дилдор отговаривает друзей, с которыми общается по интернету, ехать в Россию — работы становится все меньше. «Настоящая преграда — это кризис, а не скинхеды», — говорит он.

Вряд ли предупреждения Дилдора подействуют на соотечественников. В России плохо, но дома хуже. «Начался исход таджиков из Таджикистана», — говорит Олимова. Русский паспорт хотят получить 99% граждан среднеазиатской страны, утверждает Шарипов. Для таджиков Россия — как земля обетованная для народа Моисея. Несмотря на широко освещаемые в республиканской прессе истории про нападения скинхедов, притеснения милиции, издевательства работодателей, 90% таджиков называют Россию дружественным государством.

«Пока Россия соизволит нас терпеть, мы будем приезжать», — говорит бригадир носильщиков Али. Неподалеку, в огромном железном контейнере, на сложенных картонных коробках спят вповалку бачи. Таджики неприхотливы, берутся за любую неквалифицированную работу и смогут адаптироваться к любому кризису, убеждена социолог Олимова. Не будет работы в строительстве, они займутся сельским хозяйством или пойдут в дворники (там платят меньше, чем на стройке). «Как голодный волк, мигрант будет искать пропитания», — подтверждает Шарипов.

Крах строительной отрасли оставил без средств к существованию десятки тысяч гастарбайтеров из Таджикистана. Но милицейские сводки пока не фиксируют всплеска преступности в этой среде. Судя по тому, что мы знаем о таджиках, выброшенных на улицу из-за кризиса, всплеска и не будет — они просто найдут другую, пусть и хуже оплачиваемую работу и продолжат борьбу за существование. С каждым годом их число будет только расти — неважно, какие решения принимают российские власти о сокращении квот для трудовых мигрантов.

«Наши люди очень динамичны, они легко меняют профессии, — обобщает Олимова, имея в виду опыт первых беженцев начала 1990-х. — Артисты, чиновники, милиционеры таскали тележки на Черкизовском рынке, потом стали строителями».

Станут ли когда-нибудь таджики своими в российском обществе? Непреодолимых препятствий к этому, вроде исламского радикализма, практически нет. «Когда человек работает по 70 часов в неделю, ему не до идеологии и политики», — говорит директор Центра этнополитических и региональных исследований (ЦЭПРИ) Владимир Мукомель. Жизненная стратегия у таджиков-гастарбайтеров в России примерно такая же, как у рабочих из Турции в Германии 1960-х годов. В отличие от французских алжирцев таджики и турки не сбиваются в гетто, а значит, им и их детям будет легче раствориться в новой среде.

Процесс уже пошел. По опросам ЦЭПРИ, 40% молодых таджикских мигрантов выражают твердое желание остаться в России. Они еще не скоро станут своими здесь, но уже стали чужими на родине. «Многие, приезжая в Душанбе, смотрят на город глазами иностранцев», — говорит Мукомель.