Билет в тупик

Роскошный  особняк на Садовой-Спасской, увешанный дорогими полотнами, вечером 11 сентября 1899 года содрогнулся от топота полицейских сапог. Ревизия Министерства финансов учуяла в бухгалтерии Общества Москов-ско-Ярославско-Архангельской железной дороги черную дыру. Хозяина Общества и особняка обвинили в растрате, прокурор дал санкцию на обыск. В доме одного из самых влиятельных бизнесменов Российской империи, Саввы Мамонтова, искали миллионы.

— Всего 53 рубля 50 копеек наличности? — не мог поверить своим глазам следователь, обшаривший, казалось, все. Без церемоний он предложил кавалеру ордена Святого Владимира коммерции советнику Мамонтову вывернуть карманы. Обнаружилась банкнота в 100 марок, загранпаспорт, билет до Вены и «любимая косточка» следствия — заряженный (двумя патронами!) револьвер.

— Полноте, господа, слишком скромен этот набор для побега, — убеждал своих гостей Мамонтов. Но следователь уже сделал стойку. Савву Ивановича под конвоем, пешком, через пол-Москвы повели на Таганку. В одиночной камере знаменитых «Каменщиков» он провел больше пяти месяцев.

В 58 лет, с таким опытом, капиталом, связями, именем и интеллектом, — и стать сидельцем? Такое не укладывалось в голове.

Купец в третьем поколении, Савва Иванович умел вести бизнес с приумножением. Торговать учился у отца: Иван Федорович держал винные лавки в Ялуторовске под Тюменью. Там 2 октября 1841 года и родился Савва. Затем семья перебралась в центральные губернии и наконец в Первопрестольную. В середине ХIХ века Мамонтов-старший торговал каспийской нефтью, а в 1859 году выиграл конкурс на постройку железной дороги Москва — Троице-Сергиев Посад. Вот где открылся наследнику рецепт быстрого обогащения: дорога, обошедшаяся отцу в 460 000 рублей, строилась всего четыре года, а уже за первый год работы, 1865-й, принесла 476 000 рублей прибыли.

Отец умер в 1869 году. Дело перешло в руки Саввы. Справочник купеческого общества за 1873 год содержал такую запись о Мамонтове: «Купец первой гильдии, потомственный почетный гражданин, в купечестве с 66 году. Торгует лесом». В 1872-м Мамонтов скупил контрольный пакет акций Московско-Ярославской дороги и возглавил ее правление. Привыкнув к путейским доходам, он получил в правительстве концессию на Донецкую каменноугольную дорогу. Достроил ее в 1882 году и стал доставлять уголь и металл с предприятий Донбасса в Мариупольский порт.

Такой оборотистый человек просто не мог сидеть сложа руки, когда в России в 1890-е начался экономический бум. За 1893–1899 годы объем промышленного производства вырос в два раза, а в тяжелой промышленности — в три раза. Промышленный подъем был бы невозможен без транспортного строительства: в последнее десятилетие XIX века в России было проложено 21 000 верст железных дорог. Для сравнения: за предыдущие полвека — 37 000. Железные дороги потребляли 36% добываемого в империи угля, 40% нефти, 40% металла. Казалось, в стране заработал механизм самоподдерживающегося экономического роста, которому не будет конца.

Ажиотаж подогревала биржа. Котировки акций, в том числе Саввиных, бодро росли. Постоянно появлялись вести о новых бумагах, которые выводились на биржу чуть ли не каждую неделю. С 1893-го по 1899 год учредительная лихорадка увеличила число акционерных обществ в России с 648 до 1369. Крупные капиталисты получили возможность финансировать свою экспансию, отдавая акции в залог под банковские кредиты. Мамонтов был в их числе.

Любой читатель деловой прессы знает, что такое margin call. Когда после бурного подъема акции резко теряют в цене, иной мультимиллионер оказывается обычным гражданином: у него нет денег ни на то, чтобы расплатиться с банком, ни на то, чтобы увеличить сумму обеспечения под выданный кредит. Мог ли не понимать этого такой опытный бизнесмен, как Мамонтов, на глазах которого произошло несколько биржевых крахов?

Определенно, бизнес не был для Мамонтова главным. После того как он купил подмосковное Абрамцево у дочери Аксакова, в гости к нему потянулись художники, писатели, актеры. Пообщаться, поработать на природе, а порой и получить конверт с ассигнациями к Мамонтову заезжали Репин, Поленов, Васнецов, Суриков, Коровин, Врубель. Савва Иванович не просто скупал шедевры в пику Третьякову или Демидовым. Он и сам любил написать пьеску, срежиссировать, расставить декорации. Скульптор Антокольский писал из Италии: «Вчера уехал один из новых друзей моих, некто Мамонтов… Он — прост, добр, с чистой головою; очень любит музыку и очень недурно сам поет. Приехавши в Рим, он вдруг начал лепить — успех оказался необыкновенный. Недельки две полепил, потом уехал в Москву по делам, где успел сделать три бюста в очень короткое время».

Не увлечение ли изящными искусствами ослабило деловую хватку Мамонтова? Желание пригласить в гости кумира порой превращало его в авантюриста. Чтобы выманить из Парижа в Абрамцево старика Тургенева, Савва Иванович клятвенно пообещал писателю угостить его мясом мамонта. На удивленно-недоверчивый взгляд ответил: «Привезем с Таймыра. Там, рассказывают, самоеды до сих пор находят в ледниках туши мамонта и едят это мясо».

Эта история — ключ к дальнейшей судьбе предпринимателя. Рожденный в Сибири, Савва грезил севером. Но это были грезы не гурмана и благотворителя. И не патриота, задумавшего оживить тундру, хотя именно этот аргумент помогал Мамонтову проталкивать идею в правительстве и газетах.

Дело готовилось не один год. Поначалу Савва Иванович открещивался от идеи своего компаньона Федора Васильевича Чижова строить железную дорогу до Архангельска и дальше. Что по ней возить? Таежный край богат лесом, солью, рыбой, пушниной. Но этого недостаточно для железной дороги. Везти из архангельского порта иноземные товары? Русские капиталисты закупали на Западе машины и оборудование, только ввозить их было проще через порты Балтики.

И все-таки Мамонтов сдался. Тем более что можно было строить не на свои, а получить казенный подряд. Германия модернизировалась и перевооружалась, Балканы представляли собой бочку с порохом, и дорогу на Архангельск можно было «продать» государству как стратегическую ветку на случай войны.

В начале 1894 года Мамонтов написал министру финансов. Россия должна наконец начать извлекать несметные сокровища своего севера, но без железных дорог эти богатства так и будут лежать под спудом, убеждал он Сергея Юльевича Витте. Министр недолго колебался; уже 10 июня Савва обрадовал сына Всеволода, директора правления Московско-Ярославской железной дороги: «Дело по Северной дороге кончено и нами подписано». Четырнадцатого июня «главный куратор дорог страны» Витте сел в Вологде на пароход и начал ознакомительное путешествие на север. Мамонтов собирался плыть на другом пароходе, но министр любезно пригласил его к себе. Впечатление от этого знакомства предприниматель описал весьма эмоционально: «Это ходячий ум, знание и постоянная рассудочная работа — просто завидно смотреть на такой роскошный экземпляр. Это настолько умный и дельный человек, что ему нет надобности хитрить и скрывать свои мысли».

Парадоксально, но современники обвинили в крахе Мамонтова именно Витте. Высказывались также подозрения, что первоначальные взаимные симпатии двух дельцов были замешены на корысти. Но ни взяток, ни мести, похоже, не было: просто так сложились обстоятельства.

В 1896 году Мамонтов воспользовался случаем, чтобы представить свой проект на высшем уровне. Площадкой стала Нижегородская ярмарка, которую курировал Витте, включивший Савву в число устроителей. Мероприятие было весьма пафосным: оно проходило сразу после коронации Николая II и все ждали приезда венценосной семьи. Для проектирования и росписи павильона «Крайний Север» пригодились художники «абрамцевского кружка».

Гвоздем программы был тюлень. Он сидел в оцинкованном ящике у входа в павильон, а самоед Василий кормил его рыбой и заставлял кричать «Ура!». Император от невиданного зверя был в большем восторге, чем от электрической иллюминации и железной дороги, опоясавшей павильоны. Мамонтову высочайше был дан зеленый свет.

«Я желал бы провести такие железные дороги, чтобы Россия поминала меня в худую годину», — пафосно заявлял после этого Мамонтов. Тщеславен он был и раньше. Всех пятерых детей он назвал по первым буквам своего имени: Сергей, Андрей, Всеволод, Вера, Александра.

При всех артистических завихрениях Мамонтов был трудягой. В дорогу из Абрамцева до Москвы, которая занимала четыре часа, он брал кучу документов, счетов, «Биржевые ведомости». А еще он не боялся доверять людям. Художник Коровин вспоминал, как однажды Савва попросил его довезти до железнодорожной конторы огромный тюк. Удивленный габаритами поклажи, художник спросил, что это. «Десять миллионов», — не моргнул глазом Мамонтов.

Заранее было ясно, что Северная дорога будет убыточной. И дело не только в расходах на строительство, хотя проложить шестьсот верст путей до Архангельска по непроходимым лесам, болотам и тундре стоило вдвое дороже, чем в Центральной России. Эксплуатация тоже не сулила скорых барышей: никто не знал, когда по дороге пойдет нормальный грузопоток. Но Мамонтов подстелил соломки: казна обещала дотировать перевозки, а потом выкупить всю ветку. Схватив подряд, Савва решил строить быстро и недорого. Инженер Гарин-Михайловский восторгался увиденным: «…В мостах и трубах вместо дорогой облицовки простые цементные бетоны. Это удешевляет на 50–60 процентов стоимость работ и по прочности так же отвечает своим целям, как и самая роскошная облицовка». При этом, отмечает писатель-путеец, «почва какая-то помойная… готовая насыпь садится, исчезает». Не вникая в суть мамонтовской спешки, он фиксирует: «Срок дороги до 1 января 1898 года. Строители же хотят сдать ее в эксплуатацию уже в октябре 1897 года».

Быстрый успех обещал новые заказы, концессии, деньги от правительства и инвесторов. Савва все чаще решался покрывать убытки за счет новых проектов. Трудно усомниться в путеводной звезде Мамонтова, когда за один год 150-рублевые акции общества Московско-Ярославско-Архангельской дороги вырастают до 600–700 рублей, а дивиденды подскакивают с 19 рублей за акцию до 40. Акционеры-миноритарии (сейчас бы их назвали портфельными инвесторами) Джамгаров, Грачевы, Солодовников, как малые дети, голосовали своими паями за любой «проэкт» директора. Министерство финансов без звука отдало Мамонтову концессию на прибыльную дорогу Петербург — Вятка.

На имидж миллионщика работает и гигантская стройка у самого Кремля. Савва Иванович пишет весной 1898 года: «Вместе с несколькими товарищами арендовал на 25 лет целый квартал в Москве». На участке возводится «Метрополь» — больше чем просто отель. Газеты восторгаются будущим залом Частной оперы, который спроектирован в шесть ярусов для 2700 зрителей. Такого нет и в Вене. Именитые архитекторы и художники доводят до совершенства интерьеры номеров, ресторанов, салонов.

Кто все это финансирует? Тут Мамонтов делает ставку на продажу паев мелким инвесторам: проект-то модный. Сам он девелопер и деньгами почти не участвует. Главный инвестор, Петербургское страховое общество, как завороженное, уже «на этапе фундамента» выделяет 1,2 млн рублей.

А чем дурна другая идея: дорого продать казне Донецкую дорогу, чтобы по дешевке купить пару бывших казенных заводов? Раскручивается «патриотическая» легенда: в пику иностранным конкурентам заводы будут выпускать паровозы, вагоны, рельсы. Для своих дорог и подешевле. К слову, в конце 1890-х доля иностранного капитала в России была весьма высокой: около трети оборотных средств принадлежало иностранцам.

Мамонтову подвернулся «лежащий» Невский механический завод. Риск? Да, оборудование аховое и кадров нет, но, уверяют чиновники, в предприятии заинтересовано Морское министерство, покупавшее у него минные тральщики, другие суда и паровые котлы. По свидетельству адвоката Плевако, «ожидался заказ не на один миллион рублей из тех 90 000 000, которые ассигнованы на поднятие русских морских сил». Тогда же предприниматель влезает в еще один проект — Николаевский металлургический завод в Иркутской области. А в Мытищах строит вагоноремонтный завод на месте лесопилки и столярного цеха.

Однако управлять заводами дистанционно оказалось не так просто, как грузовыми и пассажирскими составами. Первые же паровозы Невского завода были забракованы северными дорогами, так как работали на угле, а не на дровах. «А что касается до цены, — отмечалось позднее, — то работы шли по ценам ниже того, во что они обходились заводу, чем открывался счет убытков, впоследствии разросшийся в громадную цифру». Импортозамещение по-мамонтовски споткнулось о непреодолимый барьер: продукция конкурентов была дешевле.

Мамонтов начинает жаловаться на нехватку заказов, прежде всего правительственных, и оборотных средств. Денежная реформа, проводимая Витте в конце 1890-х, многих заставила ужаться. Введение золотого рубля на время усекло денежную массу в обороте и затормозило и без того хилое российское кредитование. Ссуды Московского купеческого банка и Общества взаимного кредита (основанных компаньоном Мамонтовых Федором Чижовым) не покрывали новых трат Саввы.

Привыкший к триумфам, Савва Иванович, пожалуй, впервые в жизни оказался на перепутье у «васнецовского камня». Для начала он решил заткнуть черную дыру Общества Невского завода сторонними деньгами. Проще всего казалось брать средства из кассы Ярославского железной дороги и показывать их как авансы под будущие заказы, размещенные на Невском заводе. Один и тот же заказ авансировался по два и более раз. Опасно? Но вера, что вот-вот прольется золотой дождь из госказны, берет верх над страхом и расчетом.

Но казна заказов не давала. У Мамонтова оставалось два выхода: глубокая модернизация Невского завода или его продажа. Бизнесмен выбрал второе. А чтобы получить хорошую цену, счел незазорным поднадуть дело. В отчетах Невского миллионные убытки вымарываются и рисуется даже небольшая прибыль. О дыре в кассе Ярославской дороги до поры до времени никто не догадывается. Потенциальные покупатели завода верят в Мамонтова, поскольку акции дороги резко растут на пропаганде Северного пути.

Кто же инвесторы? Главный — петербургский Международный коммерческий банк, близкий к Витте. Его директор Адольф Ротштейн, по словам журналиста Колышко, «уродливой внешности, нагло-грубый в обращении... был гением банковского дела». В августе 1898-го Мамонтов продал Международному банку 1650 акций Ярославской дороги и получил от него кредит под залог контрольного пакета акций дороги и векселей Невского завода. Банкиры вроде бы увлеклись идеей Саввы поучаствовать в синдикате железных дорог со смежными заводами.

Весной 1899 года любитель прекрасного поправлял здоровье на водах в Германии. В Европе разгорался экономический кризис, еще не затронувший Россию. Но в пасмурном Петербурге уже прозвучал margin call: оставшийся на хозяйстве сын, директор правления дороги, не смог собрать денег, чтобы погасить часть ссуды Международному банку. Слухи о неплатежеспособности дороги дошли до Минфина, и Витте не оставалось ничего другого, кроме как выслать ревизию. Во-первых, часть оборотных средств Ярославской дороги была бюджетной, во-вторых, миноритарные акционеры требовали защиты. Ревизоры сразу нашли строительные приписки. Потом увидели выведение денег в адрес Невского и Николаевского заводов. Недостачу оценили сначала в шесть, потом в девять миллионов рублей (когда вся прибыль дороги за 1898 год составляла 5,2 млн). Акт с цифрами передали следователю.

Разгневанный Витте отобрал у Мамонтова концессию на Вятку. Биржа запаниковала, инвесторы избавлялись от акций Московско-Ярославско-Архангельской дороги по бросовым ценам. Ротштейн потребовал от Мамонтова увеличить обеспечение. Денег у Мамонтова не было, и контроль над дорогой перешел к банкирам. «Но и банк от этого не выиграл», — вспоминал тогдашний прокурор Москвы Алексей Лопухин. Решением Минфина все акции Общества «были принудительно отчуждены в казну по убыточной для акционеров цене». Наивно видеть в этой национализации лишь злой умысел Витте. Антикризисные меры начала ХХ века мало чем отличались от современных: государство спасало производство и рабочие места, а не акционеров, которые довели бизнес до ручки.

Глобальный кризис оказался продолжительнее, чем думали многие. Вместе с Мамонтовыми разорились десятки, если не сотни русских капиталистов. Вскоре и Международный банк, самый крупный в России, зашатался: его хозяева-немцы стали выводить капитал. Ротштейн пытался спасти бизнес, слив Международный с Русским торгово-промышленным банком, но Минфин запретил создавать монстра.

А что же Мамонтов? Крах. Разорение. Потеря репутации. Никто не хочет ссужать вчерашнего магната, раз от него отступилось государство. Суд постановил, что Савва должен возместить кредиторам 2 230 000 рублей. Ему оставалось только с жалостью смотреть, как с молотка уходит дом на Садовой, имение, музыкальная и художественная коллекции. Этюд Врубеля оценили в 25 рублей, «Корабли» Коровина в 50 целковых.

Все же судьба отвела от Саввы Великолепного суровое наказание. «Невиновен», — сказали присяжные в Московском суде 30 июня 1900 года. Обвинитель Курлов не смог доказать факт присвоения и растраты. Для двенадцати гласных главным было, что Мамонтов не залез в чужой карман и не пополнил свой. А незаконное перемещение активов, двойной счет, пузыри — с кем не бывает.

Азартная игра или нерасчетливость, государственная машина или подкативший кризис — что сорвало в пропасть энергичного бизнесмена? Знавшие Савву отвечали на это по-разному. Возможно, накатила усталость, сначала от побед, а потом от борьбы. Он принял личную рецессию по-философски и доживал дни, обжигая свои любимые изразцы.