И за большие деньги мы не готовы разбиться в лепешку, чтобы хорошо сделать то, за что взялись
Ниндзя, в отличие от самураев, делали свое дело крадучись, исподтишка, были вероломны и коварны. Но хотя все знали, что эти ребята себе на уме, заказчики не переводились и дорого платили за услуги синоби. Потому что Крадущиеся могли обмануть кого угодно, кроме клиента. Приняв заказ, они выполняли его, чего бы им это ни стоило, и были готовы умереть страшной смертью, но сделать то, для чего их подрядили.
Речь, впрочем, пойдет не о японских традициях и даже не о том, насколько честность может быть избирательной, а о постепенно уходящем в прошлое отношении к делу.
Мы с женой решили провести отпуск в Ливане. Поселились в Бейруте в полупустом пятизвездном отеле с видом на море и 50-метровый бассейн, бродили одни по прекрасно сохранившимся античным руинам, пробовали в шато местное вино, ничем не уступающее лучшим кларетам. Все бы хорошо, но на пятый день нашей идиллии в Ливане началась гражданская война. Правительство не позволило организации «Хезболла» расширять собственную телефонную сеть — у этих суровых шиитов под предводительством шейха Насраллы есть такая в южных районах Ливана. Насралла воспринял это как объявление войны, и его люди вышли на улицы и дороги — сперва просто в масках и с дубинками, а потом и с «калашниковыми» да гранатометами. Армия держала нейтралитет, а противостояли «Хезболле» суннитские дружины Саада Харири, кстати, обладателя степени МВА Джорджтаунского университета. Сторонники «Хезболлы» стали перегораживать важнейшие трассы баррикадами из горящих шин и перевернутых мусорных баков. Сунниты ответили тем же, даже в районах, где никакой «Хезболлы» и в помине не было: раз вы так, мы чем хуже?
Пора было выбираться из страны. Но дорога в единственный в Ливане международный аэропорт была блокирована. Утром 9 мая оставалась последняя возможность покинуть Ливан, не прибегая к военной силе, — направиться на север страны, в Триполи, оплот сторонников Харири, недалеко от этого города перебираться через сирийскую границу и ехать в Дамаск. А там — международный аэропорт.
Нас вывез из Ливана приземистый дядька — назовем его Хусейн — лет пятидесяти, угрюмый, давно не бритый, на «мерседесе» середины 1970-х — нашем ровеснике, когда-то нежно-голубого цвета, а теперь лоскутном: темно-синее переднее крыло, белое заднее… «Мерседес» был единственный кормилец Хусейна. Когда не было пассажиров — а не было их почти никогда, — он с друзьями, владельцами таких же музейных агрегатов, проводил время в грязной кофейне в дальнем пригороде Триполи. Получив сотню долларов в ливанских фунтах, Хусейн погрузил нас в драндулет и резво припустил в сторону границы.
Мы проехали пару строящихся баррикад из покрышек, едва притормозив: Хусейн знал тех, кто их строил. Но очередное препятствие показалось непреодолимым — самосвал перед нами выгрузил внушительную гору щебня. Серьезно настроенные хозяева дороги требовали, чтобы Хусейн разворачивал машину и проваливал. Водитель упрямо повторял, что ему нужно в Сирию. Наконец местные уступили его напору, перестали размахивать кольями и указали путь в объезд. На пути громоздился валун, который можно было переехать разве что на «хаммере». Но Хусейн видел, что иначе — только назад. Он уже взял деньги и в любой момент мог сказать: все, приехали, дальше дороги нет. И мы бы его поняли — дороги в самом деле не было. Однако водила направил машину прямо на камень. Мы почувствовали, как под нами вздыбился насквозь прогнивший пол. Хусейн дал газу, и «мерс» с ревом устремился к границе.
Скачок через валун не прошел даром для допотопного агрегата. В салоне распространился бензиновый запах. Хусейн остановился, заглянул под днище и сокрушенно покачал головой. Мы поняли, что оставшиеся до границы километров десять придется идти пешком, с боем, через очередные баррикады. Из грязного гаража неподалеку за нами наблюдали трое мальчишек — старшему лет 13, отец, видимо, жжет покрышки на дороге. Хусейн подозвал парня, всучил ему отвертку, и они полезли под машину. Через десять минут мы уже гнали под вой древнего мотора прочь из этого тоскливого места.
На сирийской границе Хусейн лез с нашими паспортами без очереди и даже подрался с потным гастарбайтером, пытавшимся его не пустить. Еще через три часа мы были в Дамаске. За свою сотню Хусейн домчал нас до места — и покатил обратно в Ливан, думая, наверное, о пробитом бензопроводе и о том, не начали ли еще стрелять в его деревне.
Без него мы бы не выбрались. Он подрядился — и сделал все, чтобы выполнить заказ, упустив несколько прекрасных возможностей умыть руки и остаться при своих. Ему явно были незнакомы арабские эквиваленты распространенных русских выражений «так сойдет» и «себе дороже».
В Москве я каждый день встречаю людей, которые за $100 поленились бы встать со стула. Я и сам такой. Но и получая гораздо большие деньги, мы не готовы разбиться в лепешку, чтобы хорошо сделать то, за что взялись. Мы редко рискуем своим спокойствием, не говоря уж об имуществе, просто потому, что порученное нам дело не выходит.
В каком-то смысле это несправедливо, что Хусейн там, а мы здесь.
Автор — управляющий директор инвестиционного банка «КИТ Финанс»