Что неэтичного в том, чтобы публично доказывать свою правоту?
Майкл Льюис не видел Джона Гутфренда 20 лет. Гутфренд вообще никогда не видел Майкла Льюиса (а если видел, не заметил). Но когда Льюис пригласил Гутфренда пообедать вместе, тот без колебаний согласился. Им было о чем поговорить.
В конце 1980-х Гутфренд был генеральным директором Salomon Bros., одного из титанов Уолл-стрит и первого среди великих нью-йоркских инвестбанков, превратившегося из закрытого партнерства в публичную компанию. А Льюис — всего лишь сейлзом в том же банке, нанятым после Принстонского университета (где изучал не финансы, а историю искусства). Гутфренд был легендой, королем Уолл-стрит, и Льюис запомнил все три свои мимолетные встречи с великим CEO. Тот, естественно, ничего не запомнил. В его мозгу фамилия Льюис впервые зафиксировалась, когда бывший продавец ценных бумаг издал в 1989 году одну из самых популярных в истории книг об инвестиционных банкирах — «Покер лжецов». В ней Льюис раздал всем сестрам по серьгам: Гутфренду досталось за жадность и слабый контроль над действиями подчиненных, а всему Salomon — за пафос и роскошь в сочетании с корпоративной культурой, будто срисованной с младших классов школы для мальчиков.
Гутфренду пришлось покинуть Salomon Bros. через два года после выхода книги — поводом стал как раз недостаточный контроль над трейдерами.
Теперь, за обедом, отставник Гутфренд высказал претензию успешному писателю Льюису. «Твоя поганая книга, — сказал он, — разрушила мою карьеру и сделала твою».
Льюис не без гордости описал эту сцену в недавней большой статье для журнала Portfolio. И тут же признался, что сохранил и некоторый трепет перед бывшим начальником, и уж точно уважение к нему, хотя и убежден, что такие, как Гутфренд, заложили фундамент для нынешнего финансового кризиса. «Он участвовал в создании монстра, но в нем еще многое оставалось от старой Уолл-стрит, где люди были хозяевами своего слова, — писал Льюис. — На той Уолл-стрит не принято было уходить из фирмы, а потом создавать бывшим начальникам проблемы, сочиняя про них книги».
И в самом деле, Льюис, выставивший инвестбанковских гуру жадными, азартными мальчишками, сделал нечто не вполне приличное — даже теперь, через 20 лет, российские банкиры, с которыми мне доводилось обсуждать «Покер лжецов», говорили, что мелкий клерк просто решил отомстить фирме и начальнику. Сам Льюис видит дело иначе: он утверждает, что написал «Покер» как предупреждение людям чуть помладше него, чтобы те не тратили жизнь на бессмысленный пафос Уолл-стрит (подставьте название аналогичной улицы своего города). Правда, он тут же признает, что целевая аудитория восприняла книгу скорее как руководство по выживанию в этом гламурном мире. Да и в любом случае его позиция не без этического изъяна: Льюис проработал в Salomon три года и покинул фирму, неплохо в ней заработав. Вряд ли человек, остро чувствующий чудовищную аморальность всего, что творится вокруг, смог бы так долго сдерживать эмоции лишь ради очередного бонуса. Да и нынешнее злорадство Льюиса (смотрите, я ведь говорил, что Уолл-стрит — колосс на глиняных ногах, и вот его больше нет; статья в Portfolio озаглавлена «The End») выглядит так, будто знаменитый писатель до сих пор убеждает себя, что покидать Salomon действительно стоило.
Недавно я оказался почти в такой же ситуации, как Льюис. Я сгрыз все ногти, наблюдая, как менеджмент одного крупного издательского дома калечит — на мой, естественно, субъективный взгляд — журнал, который я запускал для этого ИД. И наконец весьма резко высказался об этом в блоге. Развернулась многонедельная дискуссия, с обеих сторон гремели залпы, публика запасалась попкорном. Издатель журнала объявил, что мое назначение в проект изначально было «кадровым промахом».
Поедатели попкорна, как это им свойственно, охотно обсуждали и меня, и издателя с этических позиций. Мне говорили, что неэтично столь громогласно клеймить позором бывших коллег и компанию, которая платила мне неплохую зарплату (и, кстати, чего не знали зрители, весьма достойно со мной рассталась, досрочно выплатив бонус за последний отработанный год). Издателя ругали за бестактный отзыв о бывшем топ-менеджере, которого он сам же и нанял.
Я не согласен ни с теми, ни с другими. Что неэтичного в том, чтобы публично доказывать свою правоту, если при этом не нарушаешь никаких юридических обязательств о неразглашении внутренней информации? Тот же Льюис много рассказал о нравах Salomon, но не опубликовал никаких сведений, которые конкуренты могли бы использовать против банка. Он высказал личное мнение о бизнесе фирмы, в которой работал, но не подорвал этот бизнес — с этой задачей оставшиеся в банке справились без него. С другой стороны, Гутфренд имел полное право в ответ на вопросы о Льюисе надменно произносить: «Я с ним знаком не был». Один искренне рассказывал о том, как у него выработалась аллергия на банкинг. Другой намекал, что караван идет, даже когда собаки так талантливо лают.
И все же, если уж выбирать, на чьей я стороне, голосую за Льюиса. Он оказался прав; уолл-стритовские банки погибли, разрушенные жадностью и тщеславием. И инсайдерам, и тем, кто никогда не сталкивался с этими банками вблизи, полезно было выслушать Льюиса. Возможно, если бы они его правильно поняли, это уберегло бы их от многих неверных решений. А что может быть этичнее, чем альтруизм, пусть и с примесью злорадства.