Человек с молотком

В лондонском аукционном зале дома Phillips de Pury жарко и шумно. Происходящее ничем не отличалось бы от светской вечеринки, если бы не сменяющие друг друга цифры с большим количеством нулей на световом табло. В задних рядах — шампанское, закуски и громкие разговоры на отвлеченные темы, в центре зала — утомленные зрители, с разной степенью интереса следящие за тем, как на сцене шестой час подряд неутомимый человек с гуттаперчевой пластикой продает искусство. Пятидесятисемилетнего Симона де Пюри любят называть аукционным Миком Джаггером, он размахивает руками, приседает, подпрыгивает, кричит, умоляет, угрожает — все, что угодно, лишь бы вы не забывали покупать. Давно ушло с молотка огромное панно очередных бабочек Дэмиена Херста, продан весь бесконечный Энди Уорхол, борьба идет за работу неизвестного большинству присутствующих художника Семена Файбисовича — цена уже многократно превысила эстимейт. Две модно одетые китаянки во втором ряду смотрят на табло, тревожно шепчутся, потом одна из них тихонько крутит пальцем у виска. Безумие, но Файбисович продается по цене в семь раз больше первоначальной.

Вообще-то Симон де Пюри хотел стать художником. Уроженец швейцарского Базеля, в юности он оказался в Японии, куда по деловой необходимости переехал его отец, сотрудник фармацевтической компании. Очарованный японской техникой живописи Симон поступил в Токийскую академию искусств. Для прохождения службы в швейцарской армии ему пришлось покинуть Японию. А потом, уже в возрасте двадцати с небольшим, он решил покорить Нью-Йорк.

«Я не знал ни единого человека на арт-рынке, поэтому купил New York Times и стал смотреть, у каких галерей самые большие рекламные блоки», — рассказывает де Пюри в интервью Forbes. Выбрав три объявления, он отправился предлагать галереям свои работы. «Первой в списке была галерея Knoedler, я вошел и спросил: «Могу я поговорить с господином Нодлером?» К тому времени господин Нодлер к галерее давно отношения не имел, она принадлежала Арманду Хаммеру, но мне-то что, я не знал ни того, ни другого», — смеется Симон. Попытка завоевать Нью-Йорк потерпела крах уже в третьей галерее, где де Пюри сказали, что его работы «не произвели впечатления». «Это был конец моей карьеры художника», — снова улыбается де Пюри.Ощутимый удар по молодому самолюбию. Вернувшись в Базель, Симон решил забросить искусство и стать юристом. Этому очень рады были родители де Пюри — наконец-то младший сын взялся за ум — но сам Симон выдержал лишь три недели занятий юриспруденцией. Помощь пришла от знакомого арт-дилера. «Он сказал: если ты любишь искусство, но не можешь быть художником — будь среди художников», — рассказывает Симон. Де Пюри устроился на работу в небольшой швейцарский аукционный дом Kornfeld, чтобы остаться в этом бизнесе навсегда.

В Kornfeld он проработал около двух лет, а в 1974 году 23-летнего де Пюри пригласил на работу международный аукционный дом Sotheby’s. Симон путешествовал между Лондоном, Женевой и Монте-Карло, продавал живопись, мебель, серебро — в мире нет такого антиквариата, которым не торговал бы Sotheby’s. А еще через пять лет молодой, но уже успешный аукционист получил предложение из разряда тех, от которых нельзя отказаться. Внук знаменитого стального магната Августа Тиссена, промышленник и меценат барон Ханс Хайнрих Тиссен-Борнемисса позвал де Пюри стать куратором его коллекции, второго в мире по величине частного собрания предметов искусства, уступающего лишь коллекции британской королевы. «В то время коллекция барона была очень закрытой, частной, и моей целью было сделать ее более доступной для публики, насколько это возможно», — рассказывает Симон.

С 1979 по 1986 год де Пюри работал на барона, организуя выставки работ из его коллекции по всему миру. За эти годы ранее закрытая для посторонних вилла Favorita в Лугано, в которой размещалось около 1000 картин из собрания Тиссена, превратилась в музей, который ежегодно посещали примерно 360 000 человек. «Мне очень нравилась эта работа, но в 1986 году люди из Sotheby’s предложили мне вернуться уже на пост главы управляющего директора по Европе», — рассказывает Симон. Он дал согласие, и следующие 11 лет работал главным аукционистом дома Sotheby’s в Европе, став одной из самых влиятельных фигур в международном аукционном бизнесе. Но в 1997 году де Пюри вновь оставил Sotheby’s — на этот раз ради собственного дела.

По словам Симона, его уговорила коллега по Sotheby’s Даниелла Люксембург, в то время глава тель-авивского отделения дома. Партнеры организовали фирму de Pury & Luxembourg Art, специализирующуюся на организации частных сделок с предметами искусства. «Часто владелец серьезной вещи не хочет привлекать к себе внимание, и мы как раз продавали очень дорогие вещи приватно, без малейшей публичности», — поясняет Симон. «Я не могу назвать имен и названий, это конфиденциальная информация, но мы с Симоном участвовали в продаже нескольких самых значительных произведений искусства за всю историю. Это было фантастическое время», — вспоминает в интервью Forbes Даниелла Люксембург. Но несколько лет спустя на горизонте появился еще один богатый человек — на этот раз Бернар Арно, владелец концерна LVMH, крупнейшего в мире производителя предметов роскоши.

В 1999 году Арно пытался купить контрольный пакет дома Sotheby’s, но потерпел неудачу. Богатейший человек Франции не привык сдаваться — он решил бросить вызов монополии Christie’s и Sotheby’s в аукционном бизнесе.

Тогда это вовсе не выглядело безумной затеей: Christie’s и Sotheby’s переживали не лучшие времена. Министерство юстиции США вело расследование их деятельности по обвинению в сговоре и намеренном завышении комиссионных. Арно решил создать собственную аукционную империю: LVMH в то время принадлежали 49,9% акций аукционного дома Bonhams и французский аукцион Tajan. В конце 1999 года концерн купил примерно за $100 млн аукционный дом Phillips, в то время третий по величине аукцион после международных гигантов, созданный еще в 1796 году Гарри Филлипсом, деловым партнером основателя Christie’s Джеймса Кристи. Арно предлагает де Пюри и Люксембург возглавить дом Phillips, который в дальнейшем должен был объединить свои операции в Великобритании с домом Bonhams. В 2001 году фирма de Pury & Luxembourg слилась с домом Phillips, образовав новый аукционный дом Phillips de Pury & Luxembourg, которой должен был начать атаку на позиции Sotheby’s и Christie’s.

План провалился. В начале 2000-х годов цены на искусство шли на спад, концерн LVMH приносил убытки, и акционеры критиковали Арно за неразумное, по их мнению, вложение средств публичной компании в непрофильный бизнес. Точка в этом проекте была поставлена 11 сентября 2001 года, когда многие решили, что наступил конец индустрии роскоши в ее тогдашнем виде. «На 11 сентября у меня как раз была назначена встреча с Бернаром Арно, я пришел к нему в офис, но вместо деловых переговоров мы сидели и смотрели телевизор, как и весь остальной мир», — вспоминает де Пюри. Через два дня Арно позвонил ему и сказал, что хочет выйти из аукционного бизнеса.

«Это была очень непростая ситуация», — скупо комментирует де Пюри тогдашнее положение. На самом деле это была почти катастрофа. Дом Phillips приносил одни убытки (по итогам 2000 года они составили $200 млн), поэтому все планы его развития строились в расчете на финансовые ресурсы LVMH, которых он в одночасье лишился. Тем не менее де Пюри и Люксембург решили бороться и в феврале 2002 года выкупили контрольный пакет акций дома Phillips у LVMH.

[pagebreak]

Вопрос о борьбе за мировое доминирование больше не стоял, единственной задачей было выжить. По итогам 2002 года убытки дома удалось снизить до $25 млн, но работать пришлось очень много и тяжело. Не выдержали даже самые близкие Симону женщины: в конце 2002 года из Phillips ушла исполнительный директор дома Луиза МакБейн, с которой де Пюри к тому же связывали романтические отношения, в 2003 году — Даниелла Люксембург. «Даниелла сказала мне: «Слушай, я хочу спать по ночам, я лучше снова стану арт-дилером». У меня нет на нее обиды, потому что я и сам тогда об этом думал», — признается де Пюри.

Phillips в начале 2000-х годов — достаточно «всеядный», традиционный аукционный дом, делающий основной упор на живопись старых мастеров и другой проверенный десятилетиями антиквариат. Де Пюри вначале пытался ставить на беспроигрышную карту предыдущего десятилетия — импрессионистов, но очень быстро понял, что интерес публики к ним уже не тот. В 2004 году Симон стал единственным владельцем дома Phillips (позже он передал 30% акций младшим партнерам) и решил поменять вообще все. Теперь аукцион занимался только четырьмя направлениями — современное искусство, фотография, дизайн и ювелирные изделия. «Но в этом мы решили быть на острие, самыми лучшими», — подчеркивает де Пюри.

В одиночку о схватке с гигантами можно забыть: по итогам 2007 года объем аукционных продаж Phillips de Pury & Company составил $308 млн — это вдвое больше, чем годом раньше, и примерно в 20 раз меньше, чем годовые продажи Sotheby’s и Christie’s, занимающих более 90% мирового аукционного рынка. В таких условиях можно либо собирать крошки с их стола, либо попытаться бежать «немного впереди паровоза». Де Пюри выбрал второй, рискованный вариант.

Правила работы и размер комиссионных (от 25% до 12%) у Phillips такие же, как у крупнейших домов. «Он продает самое модное, то, что часто трудно даже подвергнуть искусствоведческому анализу», — подтверждает Forbes коллекционер и куратор ряда арт-проектов Жанна Буллок. По ее мнению, чутье позволило Симону де Пюри сделать главную ставку на современное искусство и дизайн, которые за последние годы выросли в цене больше, чем любой другой сегмент арт-рынка (см. график). «Новые деньги» и те, кто их зарабатывает, просто пересиливают «старые деньги» и тех, кто имел возможность собирать искусство поколениями», — объясняет Буллок. Кроме того, современное искусство и то, что его окружает, модно само по себе, добавляет она. «Это такая социальная вещь: ты в тусовке, тебя всюду приглашают, о тебе упоминают, и Симон очень тонко уловил этот момент», — говорит она.

Phillips хочет не просто продавать современную культуру, он хочет быть ее частью, подчеркивает де Пюри. Поэтому его большие торги завершаются поп-концертами, а в наблюдательном совете Phillips аристократки Франческа фон Габсбург и Глория фон Турн унд Таксис заседают рядом с дизайнером одежды Марком Джейкобсом и создателем Sex Pistols Малкольмом Маклареном. «На самом деле я там в качестве провокатора и критика со стороны: прихожу на заседание совета раз в год, закидываю ноги на стол, кричу и рассказываю им всем, как ужасно нынешнее современное искусство», — говорит Макларен Forbes.

Phillips de Pury активно продвигает то, что на Западе принято называть wet paint art («картины с невысохшей краской»), то есть часто играет на поле арт-галерей. Именно галереи раскручивают новые имена и конкурируют друг с другом за право продавать работы звездных авторов. Более того, галереи обычно стараются контролировать и вторичный рынок искусства, заключая с покупателем соглашения, ограничивающие его возможности перепродать работу. Как действует Phillips de Pury? Например, продает ранние работы известных художников, попавшие в частные коллекции уже давно.

Впрочем, арт-рынок настолько тесен, что конкуренция часто перерастает в сотрудничество. В прошлом году, например, на торгах Phillips de Pury покупал и, что важнее, продавал Чарльз Саатчи, владелец лондонской Saatchi Gallery, одной из крупнейших в мире галерей современного искусства.

В последние годы де Пюри раскручивал современное китайское искусство, потом индийское, восточноевропейское. Последний объект его усилий — современное искусство из России. Де Пюри впервые приехал в СССР еще в 1982 году. Работая на барона Тиссена, он организовал четыре выставки по обмену с Эрмитажем и Государственным музеем изобразительных искусств им. А. С. Пушкина, именно тогда Запад впервые увидел советские собрания импрессионистов. Позже, в 1988 году, именно Симон де Пюри вел первые торги аукционного дома Sotheby’s в Москве, с которых начался огромный рост популярности советского авангарда в конце 1980-х — начале 1990-х. Именно на торгах Phillips de Pury в июне прошлого года был установлен абсолютный рекорд цены для ныне живущего русского художника — $4 млн за работу Ильи Кабакова «Номер «люкс».

«Такие русские художники, как Кабаков, Булатов, Васильев, для меня — художники мирового уровня, и даже $4 млн — это все равно пока еще очень-очень дешево, в конечном счете эта работа должна стоить намного больше, и этот день не так уж далек», — говорит де Пюри. На торгах в 2007 году современное русское искусство было разбавлено искусством западным — так, по мнению устроителей, убивали сразу двух зайцев: с русским искусством знакомились коллекционеры, ранее им не интересовавшиеся, и гарантировался некий минимальный уровень продаж. В конце февраля 2008 года в Лондоне прошли первые «чисто русские» торги Phillips de Pury — на момент подготовки этого номера Forbes их итоги не были известны, но российские коллекционеры и арт-дилеры ждали их с нетерпением. «Моды на русское искусство нет, это очень хорошо видно по международным ярмаркам, так что Phillips пошел на риск, и пока у него все получалось, а дальше посмотрим», — говорит Forbes известный коллекционер Игорь Маркин...

Октябрьские торги 2007 года Phillips de Pury (с русскими вкраплениями), о которых шла речь в начале, заканчиваются продажей всех лотов. Публика не спешит расходиться: сразу после аукциона объявлено выступление группы Chic. Симон де Пюри считает, что концерты делают его дом не таким, как у всех. Возле дверей Phillips стоит толпа человек в двести: охранники, еще пару часов назад самые приветливые люди на земле, сомкнув ряды, пытаются помешать лондонской богеме заниматься ее любимым видом спорта — «проходом» на вечеринки. Приезжают солидные бизнесмены с аккуратно одетыми детьми, старые заслуженные фрики и молодые красавицы. Веселье только начинается.