Пить дорогое вино — это в первую очередь вкусно. Только как найти бутылку, соответствующую статусу и амбициям?
Еще лет десять назад, выбирая вино в одном из первых гастрономических ресторанов Москвы, приличный человек ориентировался по ценам. Вы позиционируете себя как гурмэ — заказывайте самое дорогое.
Отголоски этой доброй традиции до сих пор раздаются из разных точек на карте Москвы, преимущественно ночной. Соревнование столичных ресторанов и клубов на самую высокую цену за бутылку Cristal Rose — наглядный пример.
Но жизнь вообще и кризис 1998 года в частности приучили любителей вина к разборчивости. Одним из последствий дефолта стало понимание того, что и за 50 условных единиц можно найти вино интересное и достойное.
Глава московской виноторговой компании рассказывал мне, что начал серьезнее относиться к этой категории вин, когда один из его частных клиентов, совладелец банка, стал регулярно звонить и просить «закинуть ему несколько ящиков чего-нибудь в районе тридцатки», имея в виду цену около €30 за бутылку в прайс-листе импортера. Не каждый же день пить Grand Cru!
Термин Grand Cru, придуманный французами как раз для выделения престижных вин из общего ряда, уже давно не служит отчетливым опознавательным знаком для потребителя. Даже в Бордо, на исторической родине первых Grands Crus, его значение сильно размыто. Когда-то стройное пятиэтажное здание классификации левобережных шато, выстроенное к Всемирной парижской выставке 1855 года, за полтора века перекосилось и местами просело. Попавшее в хорошие руки поместье пятого уровня, 5-me Cru Classe (как, например, Chateau Pontet-Canet или Chateau Lynch-Bages), может котироваться на рынке выше третьего, как Chateau Desmirail, или даже второго, как Chateau Durfort-Vivens. В Сент-Эмильоне «обычное» Grand Cru в отличие от более престижного Grand Cru Classe на деле оказывается скорее эквивалентом медокского Cru Bourgeois. В Бургундии, с ее хитросплетением мелких виноградников и многочисленных собственников, имя производителя все чаще и чаще становится более важным элементом этикетки, чем категории Grand Cru или 1-er Cru. Ну а за пределами Франции все совсем запущенно. Последний кадр из десятидневной поездки по ЮАР: ирландский паб в аэропорту Йоханнесбурга, винная карта из десятка наименований дешевых местных вин и вдруг кричащее название Bellingham Premier Grand Cru… по $8 за бутылку.
Рыночная цена, в конце концов, самый верный индикатор престижности марки. Только при одном условии — рынок должен быть адекватным. Вино, отпущенное европейским производителем за €1, продается на полке московского магазина за €7, а вино, стоящее у производителя €10, здесь продается за €45. Вопрос, следует ли после этого считать адекватным российский рынок, остается открытым.
К выбору ценовой категории покупателя подталкивает ситуация, мотив потребления. Брать престижное шампанское кюве на пикник — пижонство, а старый урожай бордо или бургундского в походных условиях просто умрет. Об этом, кстати, по свидетельству осведомленного посредника, только сейчас начинают догадываться российские владельцы яхт и частных джетов.
Правильный деловой обед также предусматривает выбор не самых дорогих вин — иначе приглашенная сторона может предположить, что вы пускаете ей пыль в глаза или предлагаете взятку. Похожее ограничение актуально для некоторых корпораций, где сотрудникам запрещено принимать подарки дороже определенной суммы, например свыше 100 у. е.
Самые дорогие вина правильнее всего предлагать близким друзьям или любимым — тем, кого редкой бутылкой можно по-настоящему обрадовать, удивить или соблазнить. Остальные варианты при внимательном рассмотрении связаны с той или иной формой коррупции.
Виноделы говорят: «Вино учит смирению». Надо точно знать, что, покупая даже самое дорогое вино, вы рискуете остаться разочарованным, а иногда, рискнув купить вино недорогое, вы открываете сокровище. Правил здесь нет, кроме, может быть, одного, сформулированного Хью Джонсоном: «Не бывает великих вин, бывают только великие бутылки».