Холодная война давно закончилась. Почему сегодня риторика международных отношений вновь напоминает прежние времена?
Шестьдесят лет назад, в июле 1947 года, нью-йоркский журнал Foreign Affairs опубликовал примечательную статью под заголовком «Истоки советского поведения». Автор, скрывавшийся под псевдонимом «Икс», ввел в оборот термин «сдерживание», который стал ключевым понятием сорокалетней холодной войны США против СССР.
Сразу раскроем карты. Мистером «Икс» был американский дипломат и теоретик международной политики Джордж Кеннан, до этого исполнявший обязанности поверенного в делах США в Москве. Свою доктрину он изложил в «длинной телеграмме» (5300 слов) в Госдепартамент в феврале 1946-го. Собственно, на базе этой депеши и была подготовлена историческая публикация.
Депешу и саму статью хочется обильно цитировать — умозаключения взяты как будто бы из сегодняшних комментариев западной прессы. Вот для примера: «Неуважение русских к объективной правде, само их неверие в ее существование приводят к тому, что они рассматривают любые факты как инструменты продвижения к той или иной цели. Мало верится, что сам лидер [страны] получает сколь-либо объективную картину внешнего мира».
Или такой пассаж: «Нынешнее поколение русских понятия не имеет о самостоятельных коллективных действиях. Поэтому если произойдет нечто, что нарушит единство и эффективность партии как политического инструмента, то Советская Россия может мгновенно превратиться из одной из сильнейших в одну из самых слабых и жалких стран». Последнее, к счастью, не сбылось, но проблема обозначена точно. Отсутствие гражданского общества стало причиной и упадка после краха централизованной системы, и той легкости, с которой россияне сегодня отказываются от завоеваний демократии.
Некоторые рассуждения мистера «Икс» образца 1947 года звучат совсем уж злободневно: «Вполне возможно, что следующая передача неограниченной власти произойдет тихо и незаметно, без каких-либо пертурбаций. Но …не исключено, что связанные с этим проблемы приведут, говоря словами Ленина, к одному из тех «необычайно быстрых переходов» от «тонкого обмана» к «разнузданному насилию», которые характерны для истории России, и сотрясут советскую власть до основания».
Власть у нас, конечно, теперь не советская и совсем не такая неограниченная, но ее нервозность в преддверии выборов, похоже, отражает ту же неуверенность, которую отмечал в телеграмме Кеннан: «Российские правители всегда чувствовали, что их правление является относительно архаичным по форме, хрупким и искусственным в своей психологической основе, не способным выдержать сравнение или контакт с политическими системами в странах Запада...»
В конце 1940-х — начале 1950-х из анализа советской психологии делались практические выводы. В силу исторических и идеологических особенностей восприятия внешнего мира сталинский СССР заряжен на противостояние и экспансию во имя обеспечения безопасности. Жесты доброй воли Кремль будет считать слабостью, а аппетиты только возрастут.
Кеннан полагал, что советская система не переживет накопления внутренних проблем. Поэтому верная политика — это не военный конфликт, а планомерное, терпеливое сдерживание и ограничение по всем направлениям. В долгосрочной конкуренции, не сомневался он, демократия неизбежно победит, и Америка должна служить образцом этой системы.
Концепция нашла отклик. Президент Гарри Трумэн в отличие от своего предшественника Франклина Делано Рузвельта не был склонен «вовлекать» Москву в конструктивное взаимодействие. Однако когда рассуждения проницательного дипломата начали воплощаться в жизнь, нюансы, о которых писал Кеннан, исчезли. Директивы Совета национальной безопасности США 1948-го и особенно 1950-х годов содержали уже программу полномасштабного военного противостояния, что впоследствии стало называться «глобальным сдерживанием» — в отличие от «точечного сдерживания», которое предлагал Кеннан, то есть не повсеместного, а лишь там, где затронуты по-настоящему насущные интересы Америки.
Стратеги вашингтонской администрации исходили из того, что у Сталина имелся «большой замысел» мировой экспансии, соответственно сдерживание должно было носить тотальный характер. Джордж Кеннан, кстати, был с этим не согласен — по его мнению, советское руководство действовало спонтанно, реагируя на то, что оно воспринимало как угрозу. И чем решительнее вел себя Вашингтон, тем менее безопасно ощущала и соответственно более агрессивно вела себя Москва.
«Сталинское восприятие противника перекликалось с американским, — говорит историк холодной войны профессор Владимир Печатнов. — То же представление о противоположной системе как об имманентно враждебной и экспансионистской, но внутренне непрочной. Однако при всей классовой ненависти к империализму большевики, судя по всему, не вынашивали конкретных планов по «смене режима» в США или модификации американского поведения, никаких документальных подтверждений этому нет. Если где-то и существовал «большой замысел», то скорее как раз в Вашингтоне».
В 1951 году Кеннана направили послом в Москву, где он мог убедиться в масштабах антиамериканской истерии, вызванной уверенностью в том, что США готовятся к войне против СССР. В написанных спустя много лет мемуарах Кеннан признавался: «Я начал спрашивать себя, не мы ли сами милитаризованной тональностью наших документов и заявлений внесли вклад в убеждение Москвы, что мы готовимся к войне?»
Действительно, прочитав телеграмму Кеннана (а ее быстро заполучила советская разведка), Сталин «заказал» послу СССР в Вашингтоне Николаю Новикову «симметричный» ответ. В записке, отправленной в сентябре 1946-го, говорилось о стремлении США к мировому господству и об усилении роли реакционеров, открыто обсуждающих перспективы новой войны. Каждая следующая реакция была жестче и «откровеннее» предыдущей, стороны фактически подогревали друг друга, а подозрительность переходила во враждебность.
Механизм раскручивания холодной войны представляет отнюдь не академический интерес. В последнее время на Западе снова заговорили о сдерживании России, хотя объективных оснований для конфронтации не существует. Принципиальные идеологические противоречия отсутствуют. Нет военного противостояния и гонки вооружений. Геополитические конфликты носят локальный характер, и при желании почти везде можно договориться. Что же до экономической конкуренции, то трезвый подход способен удержать ее в прагматических рамках.
Но слово цепляется за слово, стороны не упускают возможности уколоть друг друга, каждое действие трактуется прежде всего исходя из своего рода «презумпции виновности» противоположной стороны. Тем более что западное сообщество теперь включает страны, которые торопятся свести исторические счеты с Москвой, а Россия не в состоянии спокойно переждать, пока у них иссякнет политический адреналин.
В весеннем номере за 2007 год журнала Foreign Affairs, того самого, где 60 лет назад появились «Истоки советского поведения», опубликована статья, подписанная лидером украинской оппозиции Юлией Тимошенко. Апеллируя к классическому тексту, «оранжевая принцесса» призывает расстаться с иллюзиями и вернуться к сдерживанию России.
Если Кеннан честно пытался разобраться в мотивах советского руководства, то автор этой статьи, напротив, призывает бросить гадания о намерениях Москвы, перейти к решительным действиям по ее ограничению и руководствоваться исключительно принципом баланса сил. Аналогия с нацистской Германией 30-х годов прошлого века довершает устрашающую картину. «Усилия Запада должны быть направлены на то, чтобы создать противовесы российскому экспансионизму, не делая ставку лишь на внутреннюю реформу в России», — говорится в статье. Вывод: никакие преобразования не изменят имперской сущности Москвы.
Неудивительно, что статья вызвала бурную реакцию и даже удостоилась специальной отповеди российского МИДа, который редко реагирует на публикации в журналах.
Но вернемся к Кеннану. «Отец сдерживания» прожил очень долгую жизнь и скончался весной 2005-го в возрасте 101 года. И до конца своих дней он сожалел, что тогда, в 1950-х, его не так поняли.
В 1947–1949 годах он был главным стратегом при госсекретаре Джордже Маршалле, который разделял идеи Кеннана о необходимости полагаться не столько на военную мощь, сколько на экономическую помощь союзникам и идейную привлекательность. Преемник Маршалла Дин Ачесон уже считал иначе — надо наращивать военное превосходство. Кеннан вскоре покинул дипслужбу.
Еще в 1947-м он говорил студентам Национального военного колледжа: «Где-то глубоко в каждом из нас спрятана частичка тоталитарного, и только живой свет доверия и безопасности способен сдерживать этого гения зла… Если доверие и безопасность исчезают, не думайте, что он не поспешит занять их место».
В 1960-е Кеннан доказывал, что США нечего делать во Вьетнаме, в 1990-е очень резко выступал против расширения НАТО, назвав это решение «стратегической ошибкой эпического масштаба», а незадолго до смерти осудил войну в Ираке. В 1999-м он говорил в интервью New York Review of Books: «Тенденция видеть себя самих в качестве светоча политического просвещения и наставника большей части остального мира представляется непродуманной, тщеславной и нежелательной. Я бы предпочел, чтобы наше правительство постепенно уходило от публичной защиты демократии и прав человека».
В телеинтервью середины 1990-х в ответ на вопрос о той «длинной телеграмме», с которой все началось, Кеннан выразил сожаление, что не прояснил тогда свою мысль. «Говоря о сдерживании, я должен был объяснить, что не подозреваю СССР в желании на нас напасть. Только что закончилась война, и предположение, что русские намеревались развернуться и атаковать США, было абсурдным. Мне казалось, это очевидно и не требует уточнений. Но теперь понятно, что это следовало сделать».
Возможно. Но помогло бы это? Ведь состояние конфронтации куда понятнее для политиков, чем усилия по налаживанию взаимопонимания. Трактовать все действия партнеров в соответствии с привычными стереотипами, то есть так, как подсказывает пресловутый «гений зла», намного проще, чем пытаться культивировать доверие и чувство безопасности.
В одной из статей последнего периода Кеннан сетовал, что упрощенное понимание его идеи о сдерживании стало одной из причин, по которым Америка была на 40 лет ввергнута в «ненужную, чудовищно дорогостоящую и дезориентирующую холодную войну».
Это непопулярная трактовка. Соединенным Штатам куда приятнее чувствовать себя победителями в исторической битве с «империей зла». Но празднование победы затянулось. Запад оказался не готов к тому, что события после окончания холодной войны будут развиваться столь быстро и непредсказуемо. И чем сложнее мир вокруг, тем сильнее инстинктивная тяга к простым схемам и знакомым стереотипам.
Может быть, поэтому Джорджа Кеннана, который до самого конца внимательно следил за мировыми событиями, по словам его дочери Грейс, в последние годы ужасно раздражали газеты и телевидение. Ведь выдающийся дипломат и историк всегда ненавидел, как он говорил, примитивные лозунги и нагнетание шовинистической идеологии, к которым все чаще сводится международная политика.
«Когда советская власть придет к своему концу, — писал Кеннан в 1951 году, — не будем с нервным нетерпением следить за работой людей, пришедших ей на смену, и ежедневно прикладывать лакмусовую бумажку к их политической физиономии, определяя, насколько они отвечают нашему представлению о «демократах». Дайте им время; дайте им возможность быть русскими и решать внутренние проблемы по-своему». Полезный совет современным политикам.