Человек, называющий себя Адамом Смитом (чуть дальше вы оцените иронию), недавно устроил мне в моем собственном блоге разнос. «Вы слишком «материалистический» человек, чтобы понять, в чем смысл жизни. Вы [болтуны из журналов] находите последователей среди людей, которым не нужно ничего, кроме денег, позволяющих якобы купить счастье. У вас еще есть время отказаться от чепухи, которую вы несете, и заняться поисками смысла жизни — а он точно не в том, чтобы делать деньги. Желаю удачи».
Простите, мистер Смит, но я вовсе не считаю стяжательство смыслом жизни. И никогда не считал. По-моему, смысл жизни в том, чтобы воспользоваться талантами, дарованными Богом. Тем не менее стяжательство (поиск наживы, если хотите) имеет свою цель. Деньги (прибыль) — это инструмент. Это капитал. Без капитала нет капитализма. А без него увядают новые идеи, общество загнивает, чахнут дары, данные нам Богом. Это особенно остро чувствует по-хорошему сумасбродная часть человечества: художники, изобретатели, предприниматели. Им капитализм нужен больше, чем кому-либо.
Таким образом, деньги хороши, потому что хорош капитализм. Он создает, в прямом смысле слова, товары и делает это лучше, в широком и узком смысле, чем любая другая формация. Уго Чавес поспорит с этим, но он глуп.
Можем ли мы зайти еще дальше и сказать, что капитализм хорош, потому что он нравственен? Можем ли мы, следуя этой логике, сказать: чем капитализм рафинированнее, тем он более нравственен? Является ли капитализм безупречно нравственным — настолько, что это позволяет ему существовать на протяжении поколений?
Да, скажут последователи Айн Рэнд (она же Алиса Зиновьевна Розенбаум, американский философ с российскими корнями, ярая сторонница теории рационального эгоизма). Но в большинстве своем мы все же не заходим так далеко. Мы полагаем, что капитализм без морального влияния и давления извне, без нравственных ограничений и гарантий рано или поздно потерпит крах.
Скончавшийся в прошлом году капиталист Билл Зифф, добившийся успеха в медиабизнесе, выразил мнение большинства: «[Капитализма] самого по себе недостаточно для создания ценностей. Он зависит от того, какие социальные и религиозные ценности мы сами привносим в наши дела. Как только эти ценности исчезнут, мы все скатимся к преступному, бесчеловечному, кровожадному обществу, которое уже не будет пристанищем для нашей цивилизации».
Американские консерваторы сегодня мало в чем согласны с либералами. Но в одном большинство и тех и других сходится: капитализм работает, хотя он и недостаточно нравственен. Консерваторы верят, что капитализм работает наилучшим образом, когда в него вплетены золотые нити нравственности: старые добрые ценности, усвоенные в церкви, благотворительных учреждениях, общественных организациях и т. д.
Либералы более скептичны. Они знают, что капитализм порождает наряду с победителями и неудачников. Они убеждены, что победителей нужно заставить помогать неудачникам. Консерваторы возражают: принудительная помощь причиняет ущерб и тем и другим. Перераспределение расхолаживает и победителей, которые не стремятся производить больше, и неудачников, которые не пытаются улучшить свою жизнь.
Именно вокруг этого ведутся сейчас споры в Америке. Минимальный размер отплаты труда — это разновидность перераспределения. Он заставляет работодателей платить работникам больше, чем заслуживает их производительность, сколь бы маленькой ни была установленная минимальная зарплата. Торговые ограничения — еще одна разновидность перераспределения, хотя, быть может, вы таковыми их не считаете. В ответ на пошлины, вводимые США, другие страны устанавливают свои пошлины. Собственно, к этому и сводятся все торговые войны. Они вынуждают американские компании из числа лидеров мировой экономики — IBM, FedEx, Citigroup и др. — отказываться от своих завоеваний ради того, чтобы выжили американские производители текстиля и промышленного оборудования. Торговый протекционизм заставляет богатую Калифорнию субсидировать бедные Огайо и Южную Каролину.
Как правило, демократы в большей степени поддерживают принудительное распределение, нежели республиканцы. Республиканцы — опять же, как правило, — предпочли бы устранять недостатки капитализма при помощи добрых дел и благотворительности. Это, между прочим, заставляет республиканцев следовать более высоким моральным стандартам управления: облеченные властью плохие люди могут заниматься перераспределением столь же легко, как и хорошие люди, но только хорошие люди могут вдохновить нас на добрые дела и благотворительность.
А что говорит о капитализме и морали Адам Смит — настоящий, а не мой критик?
Великий шотландец сформулировал два тезиса, вроде бы противоречащих друг другу. Его знаменитая фраза из «Исследования о природе и причинах богатства народов» (1776) гласит: «Не от благожелательности мясника, пивовара или булочника ожидаем мы получить свой обед, а от соблюдения ими своих собственных интересов. Мы обращаемся не к их гуманности, а к их эгоизму и никогда не говорим им о наших нуждах, а об их выгодах». Звучит эгоистично: жадность — это хорошо.
Но Смит никогда так не считал. В своем более раннем труде «Теория нравственных чувств» (1759) он определил собственную выгоду не как эгоизм или жадность, а как психологическую потребность человека заслужить благосклонность общества, в котором он живет. Смит переработал «Теорию нравственных чувств» после того, как написал «Богатство народов», но он остался верен своему убеждению, что нравственные чувства и собственная выгода — одно и то же.
Давайте помнить нашего Адама Смита. Когда мы забываем о нем, капитализм теряет свой моральный авторитет, и побеждают «перераспределители».