Квартиромания

Было время, когда к квартирам относились как к спутницам жизни — одна, заветная, другой не будет никогда. Но теперь, когда мы меняем машины и часы так же просто, как когда-то меняли рубашку, идея нерушимости квартирного брака должна исчезнуть. Квартиры пора коллекционировать.

Наименьший интерес вызывают у меня современные дома, слишком много о себе воображающие. Каждый из них — мир в себе, их реклама настойчиво подчеркивает их полную автономию, но самые вылизанные фотографии «лучших интерьеров России» предательски показывают виды из окон: кирпичные помойки и площадки собачьих свадеб за гаражами. Так же коллекционно безнадежны многоэтажные дома брежневского времени, даже их лучшие кирпично-цековские варианты. Их можно приобрести, но только для того, чтобы оставить детям, к тому времени эти квартиры уже созреют для коллекции. Исключения я бы сделал для современных чердаков и мансард, там, где ограничения заставляли архитектора демонстрировать свою изобретательность, а не богатство своего заказчика. Это как хорошая винная композиция, которая может родиться вне главных виноградников и удачных годов. Но это варианты на знатоков, которые нужно прикупать по пути, если подвернутся.

Я бы начал с квартиры в пятиэтажке. Хрущобы — настоящий памятник строительной революции, которую произвели для наших родителей Никита Сергеевич и его архитекторы. Если посчитать, сколько детей было зачато в этих «распашонках», они — материнская утроба целых поколений, которые, понятно, ворчат на них, как, бывает, дети ворчат на матерей, пока матери живы.

Я люблю пятиэтажки с их четкой эстетической программой минимакса. Они рождены тем же стремлением к созданию компактной человеческой оболочки, что и ушастый путинский «запорожец», ставший хитом автомобильных коллекций. Сейчас пятиэтажки собираются уничтожить. Но если кому-нибудь придет в голову сохранить хотя бы один утопающий в зелени корпус Новых Черемушек, я обязательно куплю эту ячейку нового быта и убью немало времени для того, чтобы обставить ее в духе знаменитого хрущевского пособия «Домоводство». Жаль только, что в этих домах давно поменяли газовые плиты и ванны, шедевры неуклюжего дизайна 1960-х, и даже на дачах не найдешь трехногих табуретов и торшеров с чешским стеклом.

Сталинские дома прекрасны, хотя и немного переоценены. У них тесные кухни и ванные, площадь редко превышает 120–130 метров — негласный предел роскоши партаппаратчика. Но они хорошо расположены, в них не экономили на лестницах и балконах. Многие из них, например квартиры в высотках, уникальны. Да и обставить такие комнаты гораздо легче, чем панельную ячейку: вещи из них уже опознаны в качестве художественной ценности и перекочевали с помоек в антикварные магазины.

Слишком мало ценят у нас дома конструктивизма. Там крошечные кухни (трудящимся предлагалось обедать в комбинатах питания), но зато большие окна и предельно рациональная планировка. Они нисколько не депрессивны, они оптимистичны, как молодежь с картин Дейнеки и Самохвалова. Хозяева теперь сносят в них перегородки, превращая трехкомнатную «машину для жилья» в однокомнатную студию. Зачем? Есть ведь готовые studio — на Новинском бульваре медленно, но верно разрушается знаменитый памятник конструктивизма, дом-коммуна Наркомфина гениального архитектора Моисея Гинзбурга. Его идею с успехом позаимствовал для своего прославленного марсельского дома Ле Корбюзье. Марсельский дом берегут как сокровище, «Наркомфин» зарастает травой. Через несколько лет московская мэрия, проливая крокодиловы слезы, поступит с ним, как с «Военторгом», меж тем из него вышел бы фантастический коллекционный дом, квартиры в котором били бы рекорды на аукционах. Столь же прекрасен, хотя и полная ему противоположность, Дом на набережной, который архитектор Борис Иофан выстроил для весьма придирчивой совдеповской гвардии. Квартиру в этом доме можно обставить по образцу сохраненного здесь музейного интерьера и пожить с видом на Кремль в роли сталинского наркома, не опасаясь при этом ночного стука в дверь

Жемчужина коллекции — квартиры в доходных домах XIX — начала ХХ века. Именно тогда был выработан самый комфортабельный тип городского жилья — многокомнатная квартира с парадной анфиладой, с семейными спальнями вдоль коридора, с кухней, привязанной к черному ходу, и комнатой прислуги. Что бы ни делалось с тех пор в проектировании квартир, все смахивало на опыты на людях, интересные для истории архитектуры, но неудобные для жилья. Наша беда в том, что уже несколько поколений не жило в таких квартирах, а разве что в их комнатах. По верному булгаковскому рецепту в них устроили разруху. До нас они дошли в виде коммунальных тараканьих ферм, со стенами, оклеенными пузырящимися обоями. Но и в этом старческом виде нетрудно разглядеть, если постараться, следы былой красоты. Правда, квартиры-девственницы — огромная редкость на рынке, обычно они уже измочалены двумя-тремя евроремонтами и продаются в виде ангара, ободранного до кирпича. Меж тем мы только сейчас доросли до старых квартир. Когда в серии проделанных мной ремонтов я впервые столкнулся с квартирами XIX–XX веков, я увидел класс работы царских архитекторов. Интерьеры, в которых ничего не надо придумывать, надо только постараться им не навредить.

Вам будут объяснять, что прежний образ жизни не вернуть. Не верьте. Мы почему-то исходим из того, что человек за 100 лет стал другим. Впервые я всерьез в этом усомнился, рассматривая альбом порнографических фотографий XIX века, выставленный на Sotheby’s. Жизнь наших прабабушек и прадедушек показалась мне ничуть не менее интересной и духовно насыщенной, чем наша. Если когда-нибудь на Sotheby’s появится коллекция русских интерьеров, мы сможем еще раз в этом убедиться.

Автор — руководитель блока «Культура» газеты «Коммерсантъ»