Француз Жак Флери нашел на Кавказе и работу, и предмет коллекционирования
Генеральный директор компании Georgian Glass & Mineral Water (GG&MW) — производителя вод «Боржоми» — Жак Флери не знает, где он чувствует себя как дома. Офис в Боржоми? Квартира в Тбилиси? Жилье в Москве? Апартаменты в Париже? Поместье под Лионом? Молчит. Не дает ответа. Существует, однако, подозрение, что дом господина Флери там, где есть хоть один ковер из его фантастической коллекции.
С коврами, кажется, связано каждое важное событие в его жизни. «Моя жена, иранка, была изумлена, когда на французской таможне потребовали заплатить за ковер, присланный ее родителями нам на свадьбу, как за предмет роскоши, — эту историю Флери рассказывает, чтобы перейти к важному обобщению. — Для восточного человека ковер — привычный предмет интерьера, причем абсолютно универсальный. Это стул, стол, диван, шкаф».
С этим свадебным подарком, огромным 28-метровым персидским ковром, была связана еще одна забавная история. Три года назад на аукционе в Вене Флери нашел точно такой же — невероятная удача для коллекционера, ведь одинаковых ковров такого размера, учитывая, что на их производство уходит больше года, практически не бывает.
Со своей женой, Фаридой Нафиси, Жак познакомился совсем не в Тегеране, куда он попал позже, а во время учебы в Лондонской школе экономики. Там же он освоил свою менеджерскую специализацию — «развитие бизнеса в странах с нестабильной экономикой». Первым опытом в 1970-е годы, сразу после лондонских университетов, стал Иран: там Флери создал масштабное предприятие, занимавшееся выращиванием и экспортом овощей и фруктов. Собственником предприятия была шахская семья, и волей-неволей Флери оказался в‑эпицентре исламской революции. Европейцам находиться в Тегеране было небезопасно: их брали в заложники, совсем как сейчас в Ираке. Но Флери выжил и сохранил свои позиции при новом правительстве.
Собственно, в Тегеране Флери и приобрел свой первый ковер. Он познакомился с людьми, которые неделями пропадали в иранских селах, выискивая все новые и новые жемчужины. Прекрасный экземпляр тогда можно было купить за сто–двести долларов. Пятьсот была уже очень высокая цена. Для справки: сегодняшние цены доходят до десятков тысяч долларов за ковер.
В 1970-е через Тегеран пролегал один из путей еврейской эмиграции из южных советских республик. Среди немногих вещей, которые дозволяли вывозить из СССР, были ковры: туркменские, азербайджанские, армянские, грузинские — отсюда началась кавказская коллекция Флери. А через много лет кавказская тема получила неожиданное продолжение в карьере Жака, успевшего к тому времени поработать в сельскохозяйственных компаниях Египта и Греции. В самом деле, не странно ли, что именно он, собравший, по его словам, самую крупную в мире коллекцию кавказских ковров, получил предложение возглавить крупнейшую грузинскую корпорацию и переехать в Боржоми? Флери, кажется, и сам верит в знаки судьбы: если бы в день перед решающими переговорами, гуляя по Красной площади, не увидел бутылку «Боржоми», в Грузию бы не поехал.
Тогда, в 1997-м, «Боржоми» подделывали все кому не лень. Флери разработал остроумную программу по борьбе с подделками, одним из самых ярких моментов ее были российские пенсионерки — специально нанятая армия старушек ходила по торговым точкам, выявляя контрафакт. Эта история позже была даже включена в курс Гарвардской школы бизнеса. А марка «Боржоми» с годовым оборотом около $50 млн заняла лидирующие позиции на российском рынке природной воды (выручка всего GG&MW — $120 млн).
Возродив национальное достояние Грузии, Жак всерьез задумывается о том, чтобы возродить интерес к предметам российской имперской гордости — коврам ручной работы, поставлявшимся к императорскому двору с Кавказа и Туркмении. «Великая эпоха ковра закончилась, когда их стали ткать на машинах, используя химические красители вместо естественных составов из растений и минералов, — сокрушается француз. — Исчезли настоящий красный, синий, пропал цвет слоновой кости, золотисто-желтый... А ведь в Galerie Lafayette в Printemps начала века ковры, ввозившиеся из России, занимали почетнейшее место. Очень обидно — ведь, чтобы уважать ковер, нужно быть человеком высокой культуры. Я это наблюдаю даже и сейчас. Ковры не покупают на шальные нефтяные деньги».
Самый древний ковер в мире (ок. 2500 лет), кстати, тоже из России — его нашли при раскопках кургана на Горном Алтае и отправили на хранение в Эрмитаж. В стамбульских музеях есть гораздо лучше сохранившиеся тюркоманские ковры XVI века — объект воздыханий всех коллекционеров, даже Флери, хотя он и увлекается персидскими и кавказскими коврами, сотканными совершенно в другой технике. Особо любимы им азербайджанские ковры — за орнамент, который отлично вписывается в современный интерьер.
Достаточно внимательно присмотреться хотя бы к двум-трем экземплярам из собрания Флери, чтобы понять: не только коллекционирование ковров, но даже их разглядывание требует известных навыков. Неподготовленный глаз не заметит в замысловатых орнаментах деталей, которые приводят в восхищение гендиректора «Боржоми»: необычные в коврах XIX века ракеты, готовящиеся к взлету; свастики, занесенные на Кавказ из Индии; символы, обозначающие место для рук. Здесь почти нет человека и его быта, а только звери, птицы, узоры. «В кавказских и персидских коврах абстракция появилась задолго до того, как она пришла в мировую живопись», — поясняет Жак.
[pagebreak]
В коллекции Флери сейчас 150 «единиц хранения». Сто из них — это спасенные французским бизнесменом шедевры, от небрежения владельцев превращавшиеся в половые тряпки. За каждым ковром — два срока: год его ткала безвестная мастерица, еще полгода, уже в наше время, уходит на то, чтобы вернуть полотну первозданную свежесть, не говоря уже о том, что иногда его приходится собирать буквально по кусочкам. Реставратор, к которому обращается Флери, работает в Стамбуле. «Хорошо сохранившихся ковров немного. В основном это экземпляры из Грузии», — поясняет он. Почему? «Грузины не использовали ковры. Они просто хранили их в комодах».
Сам коллекционер не запирает ковры в пыльные комоды: их нужно регулярно проветривать. Вот и происходит бесконечный обмен между французскими домами Флери и троих его сыновей. Стоимость своей коллекции глава «Боржоми» определить не берется. Но и продавать ничего не собирается. Как собиратель картин стремится с кем-то разделить счастье обладания великим произведением, так и Флери мечтает о том, чтобы создать музей кавказского ковра. В Тбилиси, в Москве, в Париже — неважно. В любом случае недалеко от дома.
Автор — главный редактор газеты «На Рублевке»