Банкир, который держит дома более 1000 сортов фиалок? Для него это более ценная коллекция, чем собрание картин
Председатель правления небольшого московского Хлебобанка Владимир Калгин не комментирует в прессе ситуацию на рынке межбанковского кредита или ставки по FOREX (хотя его банк и пропагандирует игру на валютных курсах). Зато Калгина можно услышать в радиопередаче «Времена года» на станции «Говорит Москва» или ознакомиться с его статьей в разделе «Ваши растения» журнала «Наука и жизнь». Калгин давно и всерьез занимается фиалками. Та же «Наука и жизнь» пишет, что коллекции, собранной банкиром, «может позавидовать ботанический сад». «Выращивание фиалок можно называть хобби, увлечением, но правильнее называть это болезнью» — так начинает Калгин одну из своих публикаций.
История «болезни» началась на заре восьмидесятых. В то время Калгин, завкафедрой Московского автомобилестроительного института, был далек от цветоводства. Впрочем, если бы ему сказали, что он когда-нибудь станет банкиром, он, пожалуй, покрутил бы пальцем у виска. Калгин вместе с семьей скромно жил в Подмосковье, в родительском доме с участком и садом. Цветами увлекалась разве что его жена Татьяна, тоже преподаватель вуза.
Однажды она посадила в цветнике новую партию гладиолусов. Они к осени дали несколько десятков маленьких луковиц. Именно в этот момент в Калгине проснулся садовник: «Мне понравилась легкость, с которой можно получить много новых растений. Мы купили еще несколько разных луковиц, и через пару-тройку лет у нас на участке цвели более 300 сортов гладиолусов».
Пока Калгины разводили цветы, началась перестройка. К 1990-м годам преподавать в вузе стало совсем невыгодно, и Владимир обратился к своим друзьям, которые порекомендовали его на работу в Хлебобанк: Калгин получил должность зампреда правления, занимался валютными операциями; прошел стажировку в одном из крупнейших банков мира, британском NatWest.
Впрочем, Калгина по-прежнему больше увлекали цветы, чем валютный дилинг. На этот раз не гладиолусы, а нежные комнатные фиалки, или, если точнее, сенполии (по имени барона Вальтера фон Сен-Поля, обнаружившего их в Танзании в конце XIX века). «Я увидел, сколько, оказывается, бывает их сортов!» — Калгина это поражает до сих пор.
Незнакомый с растениеводством человек вряд ли разделит радость Калгина. Тем не менее мир фиалок может увлечь точно так же, как увлекает любое собирательство. Любители растений, тщательно отслеживая их мутации и отбирая цветы с необходимыми признаками, постоянно выводят новые сорта. В России есть четыре признанных селекционера. Чтобы вывести такие сорта, как «Ночная бабочка» или «Радость встречи», у них уходит по 4–5 лет. Трудятся селекционеры с завидным упорством, параллельно разрабатывая десятки растений: новинки появляются практически к каждой выставке, которые в Москве проходят ежемесячно. К главным хитам на ВВЦ, в Тимирязевском музее и «Доме фиалки» выстраиваются в очередь коллекционеры: каждый хочет получить листок, чтобы вырастить шедевр дома.
Увлеченного фиалками банкира не потряс даже август 1998-го. К тому же именно валютные операции, за которые отвечал Калгин, помогли банку выстоять во время дефолта. Это обстоятельство повысило рейтинг Калгина: ему предложили пост председателя правления. Сейчас Хлебобанк занимает 331-е место по активам: 2 млрд рублей, рост — 41% за прошлый год. Но, как и раньше, финансы — только половина жизни Калгина. «В работе банкира много рутины, — говорит он. — И все это — пища для ума. А увлечение цветами — это для души».
Для души в 2002 году Калгин создал «Дом фиалки», который сперва был просто магазином, а теперь превратился в клуб. Здесь читают лекции и устраивают выставки. С профессорской основательностью Калгин все глубже уходит в эксперименты. Он ездит в США на слеты, посвященные сенполиям. Привозит новые сорта — не только для своей коллекции, насчитывающей свыше 1000 растений, но и для продажи в «Доме фиалки». На ежегодной национальной выставке Американского общества любителей фиалок (AVSA) Калгин пробил номинацию «Лучшая российская фиалка».
С начала 1980-х в жизни Калгина многое поменялось. Кажется, неизменным осталось только чувство, которое бывший научный сотрудник, а теперь банкир питает к своим цветам. «Фактически ты берешь на себя функции творца, — говорит он, — ведь без моего участия не родился бы новый цветок».