Драгоценный сплав

О золотой лихорадке на реке Клондайк на Аляске знает каждый — хотя бы благодаря Джеку Лондону. Но лишь немногие слышали, что за 30 лет до Клондайка золотая лихорадка случилась в России. В середине XIX века в Иркутской губернии, в притоках реки Лены нашли золото. В 1870-х годах здесь работало несколько сотен старательских артелей, в 1896-м построили первую электростанцию, в 1906-м — железную дорогу. При советской власти золото добывали сначала английские концессионеры (их пустил сюда зампред Совнаркома Серго Орджоникидзе), затем заключенные. Созданное в 1921 году объединение «Лензолото» работает до сих пор. Запасы золота на Клондайке исчерпали за полвека, в Иркутской области конца им пока не видно.

Столица сибирского золота — не Иркутск, а город Бодайбо, названный по имени самой золотоносной речки области. Сюда два часа лета от Иркутска на дребезжащем Ан-24. В Бодайбинском районе живут всего 30 000 человек, и, кроме как добывать золото, делать там решительно нечего. Знающие люди предупреждали меня, что в Бодайбо бывает нелетная погода и тогда в этой глуши можно «зависнуть», например, на неделю. Сперва я воспринял это как шутку, но, когда стюардесса объявила, что в Бодайбо туман и сядем мы в Ленске (это в соседней Якутии), стало не до смеха. В итоге, полюбовавшись на обветшалый ленский аэропорт, мы в тот же день долетели все-таки до Бодайбо.

С самолета можно оценить масштабы золотоносной провинции. Огромные сопки, заросшие пожелтевшим лесом. Русла рек раскурочены экскаваторами — золотоносные пески лежат на 40–50 метров глубже дна реки, и, чтобы начать добычу, реку в прямом смысле слова передвигают. Роют новое русло, а на месте старого огромные шагающие экскаваторы вскрывают породу. Добравшись до золотоносного слоя, грузят песок на БелАЗы и везут на промывочный «прибор». При промывке поток воды уносит породу, а тяжелые крупинки золота оседают на резиновых ковриках, напоминающих автомобильные.

«Россыпи — это еще цветочки, — уверяет гендиректор местного предприятия «Лензолото» Владимир Кочетков. — Россыпи почему образовались? Прошел ледник, стесал золото с гор, потом все это размылось по долине. В горах золота гораздо больше». Действительно, недалеко от речных промыслов «Лензолота» расположено месторождение Сухой Лог — крупнейшее в Евразии по залежам золотой руды. Нынешний владелец «Лензолота», компания «Норильский никель», надеется получить лицензию на Сухой Лог, но государство все никак не определится с условиями продажи.

Бороться есть за что. В 2003 году «Норникель» заплатил на аукционе по приватизации «Лензолота» $152 млн. Эти деньги будут окупаться 15 лет, так как себестоимость россыпного золота достаточно высока — около $320 за унцию при нынешних мировых ценах в $470. Себестоимость рудного золота куда привлекательнее — менее $200 за унцию.

Как бы то ни было, вместе с «Лензолотом» «Норникель» приобрел ключ к Сухому Логу. На балансе «Лензолота» находятся единственная в районе ГЭС и грунтовая дорога, соединяющая все районные прииски. Без электростанции и дороги будущему обладателю Сухого Лога не обойтись.

Охота на соболя и на туристов

А вот другой окраине Иркутской области, Катангскому району, который по площади превышает территорию Чехии и Словакии вместе взятых, повезло меньше. Золота здесь не нашли, и по большому счету тут мало что изменилось с тех пор, как в XVII веке казачьи отряды заселили Восточную Сибирь. Коренные жители, эвенки, как и 300 лет назад, добывают соболя, а пришедшие на смену купцам заготовительные конторы скупают шкурки — по 1000 рублей (на мировом рынке шкурка соболя идет по $100). Только теперь эвенки ездят в тайгу на снегоходах, которые предоставляют им заготовители. Они же «кредитуют» охотников патронами, продуктами и водкой.

Не перестреляют ли всех соболей? Наоборот, добывают меньше, чем могли бы, уверяет исполнительный директор Ассоциации общин коренных и малочисленных народов Катангского района Андрей Кошкин. Благодарить за сохранение популяции соболя нужно, как ни странно, нефтяную компанию «Сургутнефтегаз». Она строит нефтепровод от Талаканского месторождения (Якутия) до Усть-Кута на БАМе, откуда нефть можно вывозить по железной дороге. Труба тянется по Катангскому району, и охотники уходят работать на строительство нефтепровода. За сезон охоты на соболя (ноябрь — февраль) удачливый охотник добывает 50 шкурок — для него это 50 000 рублей, из которых еще нужно вернуть кредит заготовителям. А за двухмесячную вахту на строительстве можно заработать 60 000 рублей «чистыми», не залезая в долги и не бороздя в одиночку тайгу.

Те охотники, кто не хочет бросать привычный промысел, часто едут с добытыми шкурками в Иркутск — тут за соболя дают в полтора раза больше, чем в Катанге.

Иркутск, заложенный еще в правление царя Алексея Михайловича, отца Петра I, долго служил центром колонизации Восточной Сибири. Достаточно сказать, что Иркутская губерния некогда включала в себя пространство от Енисея до Аляски. Сейчас столица Восточной Сибири — ухоженный город с населением почти 600 000 человек. Много деревянных домов, но есть современные магазины и кафе, приличные дороги. А вот окраина: асфальт кончается, начинаются ухабы. Деревенского вида дом, к которому съехались несколько автомобилей, — заготовительная контора «Дивирс», куда и прибывают охотники с добычей. Их встречает висящий на стене лозунг: «Стоимость шкурки зависит от вас — бейте белку точно в глаз!»

«Дивирс», скупающий ценные шкурки у населения, отправляет их затем на пушной аукцион в Петербург. «Раньше мы тоже громко назывались — «Сибирская пушнина», но потом отказались от этого названия», — рассказывает гендиректор «Дивирса» Виктор Романов. Все из-за воровства. По авиационным правилам на мешках с грузом должна быть бирка с названием отправителя. Мешки с говорящим названием «Сибирская пушнина», случалось, долетали до Питера облегченными на несколько соболей.

Роль, которую соболь играет для жителей тайги, для обитателей Байкальского побережья выполняет омуль — эту рыбу вылавливают, коптят и продают туристам. Поселок Листвянка в 70 км от Иркутска — это ближайшие ворота на Байкал, сюда привозят всех иностранных путешественников. Местные жители сдают жилье, предлагают прогуляться на катере и за 20 рублей сфотографироваться с медведем. Иностранцы фотографируются охотно.

Пять лет назад иркутская группа компаний «Новая реальность», помимо своего основного бизнеса — производства аккумуляторов, решила вложиться в обслуживание туристов. Для нового бизнеса придумали иностранное название — Green Express, купили и построили с нуля несколько деревянных гостиниц. «Нам захотелось «продать» Байкал, раскрутить его как турпродукт, — рассказывает президент «Новой реальности» Валерий Афанасьев. — Основной проблемой была низкая загрузка в зимнее время, поэтому мы придумали Зимниаду». Это фестиваль зимних игр, в числе которых гонки на снегоходах, волейбол на снегу, подледная рыбалка, ралли и др. Green Express привезла с Камчатки беговых собак хаски и стала устраивать заезды на собачьих упряжках. Сейчас и другие последовали ее примеру. По данным администрации Иркутской области, за последние четыре года турпоток на Байкал вырос в 5 раз.

Темпы роста впечатляют, но абсолютные цифры мизерны. В прошлом году на Байкале побывало 290 000 туристов, в том числе 40 000 иностранцев. В соседней Монголии, где основная достопримечательность — озеро Хубсугул (в 12 раз меньше Байкала), побывало аж 300 000 иностранных туристов, в основном китайцев и корейцев. Монголия сумела «продать» себя: она предлагает посмотреть «юрту Чингисхана», театрализованные представления и даже парк динозавров. Как раскрутить Байкал хотя бы до уровня Монголии? Местные власти лоббируют идею создания здесь особой зоны — рекреационной. В готовящихся сейчас поправках в закон «Об особых экономических зонах» такой тип зоны есть, и на Байкале рассчитывают, что федеральные власти профинансируют инфраструктуру вокруг озера — дороги, вертолетные площадки, причалы. А за участие в строительстве курортных объектов частный бизнес сможет рассчитывать на льготы.

Впрочем, на Байкале можно зарабатывать, даже ничего не строя, ведь в нем пятая часть мировых запасов пресной воды. Игорь Глушков, владелец компании Aqua Baikal, качает воду прямо в Листвянке, из Байкала, с глубины 500 метров. Ежедневно Aqua Baikal добывает и разливает по бутылкам 180 тонн воды — три вагона. «Вода — это ресурс XXI века, — уверяет Глушков. — Емкость рынка питьевой воды в России не менее $2 млрд». Правда, миллиардером Глушков пока не стал. Линия по разливу стоит $2‑млн, дорого обходится сертификация воды за рубежом, а кроме того, в Европе запрещено продавать воду из открытых водоемов. Но это ограничение Глушков готов обойти: в соседней Бурятии у него есть скважина, качающая с глубины 150 метров воду, схожую с байкальской. До конца года Глушков собирается наладить в Москве и Питере продажи байкальской воды в 10-, 15- и 20-литровых упаковках bag-in-box — в таких сейчас продается недорогое вино.

Жидкая энергия

Байкал — источник благосостояния Иркутской области, причем в прямом смысле слова: из него берет начало Ангара. Единственная река, вытекающая из крупнейшего пресного озера планеты, — это огромный ресурс, ставший после Второй мировой войны такой же основой развития экономики Иркутской области, какой когда-то были золото и соболя.

Ангару перекрывает каскад гидроэлектростанций — Иркутская, Братская и Усть-Илимская. Вода делает свою работу бесплатно, и электричество здесь самое дешевое в стране. Больше всего оно нужно производителям алюминия. Были бы глинозем и мощная линия электропередачи — и можно строить алюминиевый комбинат. Ангарские электростанции входят в компанию «Иркутскэнерго», чей контрольный пакет принадлежит алюминиевым холдингам Олега Дерипаски («Русал») и Виктора Вексельберга (СУАЛ). Они получают электричество дешевле, чем население области, и втрое дешевле, чем промышленные потребители в других регионах. Чтобы подстраховаться, алюминиевые магнаты выкупили даже высоковольтные ЛЭП, которые тянутся к их заводам.

В Иркутской области выпускается 35% всего российского алюминия. Головное предприятие СУАЛа — Иркутский алюминиевый завод — сейчас за $400 млн строит новую очередь. Братский алюминиевый завод «Русала» — крупнейший в мире. Городу Братску вообще свойственна гигантомания. Здесь и крупнейший в России по объему переработки древесины Братский ЛПК (корпорация «Илим Палп»), и самая крупная в России ГЭС, и, как упорно утверждают местные предприниматели, самая мощная преступная группировка. «Братских» знают даже в глухом Бодайбо. «Чтобы настоящую рекогносцировку сделать, тебе надо еще в Испанию слетать, к Тюрику, — посоветовал мне один тамошний промышленник. — Это Владимир Тюрин, лидер братской группировки. Без него в области до сих пор ни один серьезный вопрос не решается». Сам предприниматель, правда, свои проблемы решил: на стене у него красуется грамота спецподразделения «Вымпел» ФСБ России.

Братская ГЭС поражает воображение: плотина высотой 125 метров. С первого раза увидеть ее не удалось: над Братским морем (водохранилище этой электростанции) светило солнце, а у основания плотины с утра стоял туман. ГЭС видно не было, прямо из тумана тянулись высоковольтные провода, электричество трещало в них, как миллион кузнечиков, даже волосы на голове начали приподниматься. «Штатив опусти! А то он может как громоотвод сработать», — предупредил фотографа Forbes сопровождающий. Отсюда мы отправились на другой конец города (он растянут на 50‑км) на Братский ЛПК. От его причалов до самого горизонта тянутся плоты — лес, отбуксированный сюда катерами из леспромхозов на берегах Братского моря. Огромный кран с щупальцами выхватывает бревна из воды, хорошая древесина отправляется на пиломатериалы, плохая вместе с отходами — на целлюлозу. Крупнейший покупатель этого сырья — бумажная промышленность Китая.

На БЛПК до сих пор вспоминают, как в конце 2001 года на комбинате с судебными приставами появились менеджеры «Базового элемента» Олега Дерипаски. «Они начали отправлять готовую продукцию самым разным потребителям, игнорируя наши контракты», — рассказывает один из менеджеров БЛПК. Месяц спустя «Базэл» продал комбинат «Илим Палпу», в нагрузку вынудив купить Усть-Илимский ЦБК за баснословные $200 млн. Но цены на целлюлозу выросли, и сделка для «Илим Палпа» окупилась всего за год. В конце 2002-го «Базэл» решил повторить операцию. Но тогда менеджеров «Базэла» и два автобуса спецназа встретил живой щит из работников БЛПК. Всю ночь они держали оборону и жгли костры. С тех пор захватов больше не повторялось, корпоративная война «Базэла» и «Илим Палпа» шла исключительно в судах и высоких кабинетах. Победил в итоге «Илим Палп», но Дерипаска не отступился от лесного бизнеса: скупил в области несколько леспромхозов и Байкальский ЦБК.

Иркутская область — самый лесной регион России. Ежегодно здесь заготавливается 20 млн кубометров леса — 15% от общероссийских объемов. Наиболее популярна ангарская сосна, у которой высококачественная плотная древесина. В Бодайбо все вертится вокруг золота, а в Братске кажется, что здесь все занимаются именно лесом. По городу непрерывно снуют КамАЗы, груженные бревнами. Из окна поезда Братск — Иркутск на каждой станции видишь склады, с которых бревна грузят вагонами — на экспорт.

Почему бревна, ведь в одном Братске около 40 деревообрабатывающих предприятий? «Дело в том, что самый качественный круглый лес стоит $70 за кубометр. Пиломатериалы из него выходят слишком дорогие, неконкурентоспособные по цене, — объясняет бывший мэр Братска Александр Петрунько. — Такой лес выгоднее экспортировать, а на переработку идет более дешевый — по цене до $40 за кубометр. Зато клееный брус или мебельный щит из него можно продать на порядок дороже — по цене более $400 за кубометр».

Китай близко

Брус идет в основном в Японию, Европу и США, а круглый лес покупают китайцы. Они вообще охотно покупают сырье, но никогда — готовую продукцию. Рассказывают, что китайцы даже закупают небольшие партии леса на деньги, заработанные здесь же на продаже овощей. «У нас в районе из земель, отведенных под овощеводство, 5–10% обрабатывают китайцы. Их здесь примерно 300–400 человек работает», — рассказывает начальник сельхозуправления Иркутского района Владимир Чернов. Хорошо это или плохо? Чернов уверен, что плохо. Китайцы не платят налогов, а кроме того, они склонны демпинговать, выживая местных конкурентов.

Чернов вспоминает, как в начале 1990-х Китай стал предлагать мясокомбинатам Иркутской области дешевую свинину — по 70 центов за кг. Местные свинофермы не выдержали конкуренции и быстро закрылись. Когда конкурентов не стало, китайцы подняли цену на свинину до $2,2–2,3 за килограмм. «Теперь они хотят сделать то же самое с нашими тепличными комбинатами», — говорит Чернов.

Многим, правда, наплыв китайцев выгоден. Гендиректор строительной компании «Труд» Сергей Тен очень ценит китайскую рабочую силу: «Это квалифицированные рабочие, мы их задействуем в жилищном строительстве. Работаем с ними так: 500 000 рублей за этаж. Наши бы строили этот этаж полтора месяца, а бригада китайцев строит за две недели. За те же деньги. Можно сказать, что китайцы втрое больше получают, но на самом деле они просто втрое быстрее работают».

На улицах Иркутска китайцев не видно, но азиатское влияние чувствуется. Например, маршрутками здесь работают корейские микроавтобусы Kia и Hyundai, а самая распространенная машина для такси — японская Toyota Corolla с правым рулем. Ездить на иномарке с левым рулем считается особым шиком — это удел очень успешных бизнесменов и чиновников.

Иркутская область традиционно была форпостом России на азиатском направлении. Последние полвека здесь готовились противостоять китайской угрозе. Собственно, и БАМ построили из-за этого: Транссибирская магистраль стратегически уязвима, тянется прямо вдоль китайской границы. Ангарский нефтеперерабатывающий завод (сейчас АНХК) — самая восточная окраина теперь уже изрядно потрепанной империи ЮКОСа — строился для снабжения топливом танков и самолетов, охраняющих границу. Самолеты, кстати, делают поблизости на Иркутском авиазаводе — основном предприятии корпорации «Иркут». Сейчас миллиардные заказы на поставку истребителей Су-30 для Индии и Китая идут на убыль, и «Иркут» переориентируется на выпуск гражданской продукции. Еще в советское время он делал санки, а сейчас осваивает производство автожира (гибрид самолета и вертолета) и запчастей для европейского концерна Airbus.

А вот АНХК в упадке: работает на треть мощности и, вместо того чтобы перерабатывать нефть, гонит ее в Китай. Комбинат пока принадлежит ЮКОСу, а нефть — уже нет. В частности, в Китай прокачивается нефть «Роснефти» и ЛУКОЙЛа. Пока Михаила Ходорковского не посадили, ЮКОС лоббировал строительство нефтепровода из Ангарска до китайского Дацина. Но правительство велело строить нефтепровод до Дальневосточного побережья (чтобы не зависеть от одного Китая), правда, с ответвлением на Китай. Точно такая же интрига закручивается сейчас вокруг газового месторождения Ковыкта — куда пойдет газовая труба, в Китай или на Дальний Восток?

«Сто лет назад Александр III связал Россию железными дорогами, сейчас Россию надо связывать газо- и нефтепроводами, — дипломатично отвечает вице-губернатор Иркутской области Лариса Забродская. — Вместе с тем надо создавать плацдарм для энергетической экспансии в Азию». То есть, по ее логике, тянуть трубу надо и на юг, и на восток. Пока правительство думает, Иркутская область и ТНК-ВР, контролирующая месторождение, нашли применение ковыктинскому газу прямо на месте. Его пустили на подконтрольный Виктору Вексельбергу (совладелец ТНК-ВР) завод «Саянскхимпласт», где газ пригодится для выпуска полиэтилена, а также на газификацию области.

Местные власти числят в списке стратегических направлений областной промышленной политики «разработку и внедрение наукоемких технологий, направленных на улучшение экологии, энергосбережение… производство экспортно-ориентированной и импортозамещающей продукции». Вряд ли этим планам суждено сбыться. Сейчас основа экономики региона — лес и цветная металлургия (читай: алюминий), но ресурсы области разведаны лишь на 8%. Здесь и нефть с газом, и железная руда, и даже алмазы. Так что будущее Иркутской области, скорее всего, в ее недрах, а никак не в импортозамещении.