Достояние республики

Если в Башкирии вы захотите попробовать кумыс — пейте государственный. Кто знает, что бурлит в бутылках у частников, продающих заквашенное молоко кобылиц вдоль башкирских дорог? Я пью напиток, напоминающий одновременно кефир и ядреный квас, в кумысолечебнице «Юматово» в 30 км от Уфы. «Юматово» — государственное предприятие, как, впрочем, и остальные местные санатории, частных здесь нет. Дегустация проходит в современном, построенном на бюджетные деньги корпусе после короткой консультации врача. С кумысом, предупреждает доктор, нужно быть осторожным: с непривычки желудок начинает вести себя чересчур активно.

Осторожным следует быть и с башкирскими милиционерами, известными своей оперативностью в борьбе с оппозицией, а также акциями вроде той, что была проведена в Благовещенске (хулиганы тогда избили патруль, а местный ОМОН устроил в городе самосуд). Когда постовому в администрации президента Башкирии показалось, что корреспондент Forbes слишком задержался в здании, он отправился искать меня по этажам. Невиданная бдительность.

В бизнесе на территории Башкирии осторожность тоже не помешает. Как объяснил один местный предприниматель, надо «чтобы все было согласовано». Еще бы: президент Башкирии Муртаза Рахимов жестко контролирует региональную экономику. В 1990-х, когда в стране шла масштабная приватизация, Башкирия не спешила расставаться с госсобственностью. Санатории — лишь маленькая иллюстрация, во всех крупных предприятиях у республиканского правительства сохранился как минимум блокирующий пакет. От своей «вертикали власти» Башкирия многое потеряла, хотя что-то и приобрела.

СТОЛИЧНЫЕ ШТУЧКИ

Башкирия, где я первый раз побывал еще в перестроечные годы, поражает своей природой. Помню место на границе республики, где в Каму впадает Белая: полоса темной воды, полоса — светлой. У вод Агидели (башкирское название Белой) такой цвет, потому что она течет по известняку и гипсу.

Нигде не встретишь и такой растительности, как на Южном Урале: подлесок настолько густой, что даже в том районе Уфы, где нефтеперерабатывающие заводы отравляют воздух приторным химическим запахом, в глаза бросается буйное море зелени. Главный символ Уфы — чугунный Салават Юлаев на высоком берегу Белой. Конная статуя героя, возглавившего башкирские отряды пугачевской армии и сосланного после подавления мятежа в эстонскую крепость, не зря красуется на гербе Башкирии: очень уж выразительна. Однако сам город в перестроечные времена впечатления не производил: серый уральский миллионник.

С тех пор многое изменилось. В Уфе я наблюдаю картину, редкую и для Москвы: брусчатку возле торгово-развлекательного комплекса «Гостиный двор» моют шампунем. Маленькая деталь, напоминающая: в регионе есть деньги. Деньги прорастают сверкающими офисными зданиями и элитным жильем, которое в самом дорогом районе Уфы, на пересечении улиц Коммунистической и Цурюпы, стоит уже $2500 за кв. м. Стиль новой застройки вполне московский: богато, чисто, в меру безвкусно. Кинотеатр «Родина» с колоннами сталинского ампира вынужден уживаться на пятачке со стеклянной громадой банка «УралСиб» и жилой новостройкой в духе русских теремов.

Глава администрации Уфы Павел Качкаев приводит цифры: в 2004 году строительный комплекс Уфы освоил 12,9 млрд рублей — на четверть больше, чем в 2003-м. Жилья в городе в прошлом году построено более 416 000 кв. м — один из самых высоких показателей в России.

Уровень гостиниц тоже для провинции редкий: 4-звездный «Башкортостан», из номера которого я могу выходить в интернет, еще не самое лучшее место — есть «Президент-Отель». Свои магазины в Уфе собираются открыть IKEA, Metro и «Рамстор».

В прошлом году здесь открылся первый «Макдоналдс». Хотя, похоже, его появление за общим бумом ресторанного бизнеса сенсации не произвело. В сфере фаст-фуда у Уфы имелся свой иностранный инвестор — не столь именитый, но явно с более полезной, чем гамбургеры, едой. Турок Мустафа Дурмуш взял у себя на родине кредит, чтобы открыть в Уфе сеть «Мадо» — почти десяток бистро. Обед, состоящий из больших, как принято в Турции, порций, вполне уложится в 150 рублей и 15 минут.

— Я называю его Мустафа-бей, он меня — Азат-бей. Турецкий и башкирский языки похожи, можно понять друг друга. Но Мустафе, как человеку не местному, строительство ресторанов обходится дороже, — улыбается уфимский ресторатор Азат Равилов.

Равилов сделал ставку не на модные японскую и итальянскую кухни, а на башкирскую еду. Специальной литературы на эту тему было мало, и бывший милиционер даже проводил два года конкурс в газетах: отовсюду ему присылали старинные рецепты. Визитная карточка принадлежащих теперь Равилову заведений «Арба», «Арслан» и «Ханум» — рубленые куски вареной или вяленой конины (казы). Главный деликатес — сыровяленый гусь, которым Равилов недавно удивлял заехавшего в родную Уфу Владимира Спивакова: руководитель «Виртуозов Москвы» так и не смог догадаться без подсказок, что он ест, — принимал башкирское блюдо за испанский окорок. Как-то в одном из ресторанов Равилова пела местная певица Земфира, тогда еще не суперзвезда. В разное время в Уфе можно было слышать Шаляпина, Шевчука, сходить на Нуреева.

Трудно назвать Уфу провинцией и в смысле медицины. Например, к создателю и руководителю Всероссийского центра глазной и пластической хирургии Эрнсту Мулдашеву едут не только из России, но и из-за рубежа. Благодаря изобретенным им хирургическим материалам «Аллоплант» профессор лечит глазные болезни, считающиеся безнадежными, вплоть до атрофии зрительного нерва.

Столичные привычки и у Муртазы Рахимова. Как и московский мэр Лужков, башкирский президент чуть не каждую неделю открывает новые объекты — то отделение банка, то подземный переход. Можно провести и еще одну параллель со столицей: и в Москве, и в Уфе близкий родственник главы региона одновременно владелец бизнес-империи. В Москве это супруга мэра, основатель строительной компании «Интеко» Елена Батурина. В Уфе — сын президента Урал Рахимов. Фигурант «Золотой сотни» Forbes (с $550 млн он занял в этом году 49-е место) контролирует один из крупнейших в Европе нефтеперерабатывающих комплексов.

ДОМАШНЕЕ ХОЗЯЙСТВО

Ни президент, ни его сын интервью не дают. На слишком острые вопросы пришлось бы отвечать. Зато прочее население республики не устает строить свои версии взаимоотношений в благородном семействе.

— У Урала такой стиль: он приходил к руководителю республиканского минимущества и велел подписать бумаги, говоря, что с отцом все согласовано. Естественно, министр потом не рисковал идти к президенту переспрашивать, правда ли с сыном все обговорено, — рассказывает Forbes на условиях анонимности один из башкирских чиновников.

В 2002 году Муртаза Рахимов распорядился передать государственные доли в НК «Башнефть», «Башкирэнерго» и четырех уфимских НПЗ (совокупный объем продаж этих компаний — $4 млрд) контролируемому Уралом Рахимовым ООО «Башкирский капитал». Накануне выборов президента Башкирии в 2003 году это давало правящей семье гарантию экономического благополучия в будущем. После первого тура выборов позиции Рахимова пошатнулись — оппозиционный кандидат, совладелец Межпромбанка Сергей Веремеенко наступал на пятки. Но тогда в дело вмешался Кремль, и за три дня до второго тура Веремеенко неожиданно заявил о выходе из президентской гонки. Что потребовала Москва от Рахимова за такую поддержку? Не исключено, что речь шла о возврате в полную государственную собственность топливно-энергетических предприятий. «Башнефть» — это 12 млн т добычи (3% от общероссийской) в год, а куст уфимских заводов способен перерабатывать ежегодно до 50 млн т сырья — больше, чем предприятия любого другого региона.

В феврале 2005-го Муртаза Рахимов заявил о «заговоре» среди руководителей республиканского ТЭК. А в конце мая в своем ежегодном обращении к башкирскому парламенту он сказал: «Нас не устраивает эффективность управления государственной собственностью. Вы знаете, что здесь допущен ряд ошибок. Под вопросом оказался контроль над деятельностью ряда стратегически важных предприятий. В дальнейшем следует более ответственно подходить к определению степени участия республики в хозяйственных обществах».

Рахимов отменил свой указ трехлетней давности, но вопрос о реприватизации отошедших Уралу Рахимову предприятий ТЭК пока открыт. Недавно, 14 мая, арбитражный суд Башкирии постановил вернуть в госсобственность блокирующий пакет акций «Башкирэнерго» и контрольный пакет акций «Башнефти». Юристы ООО «Башкирский капитал», однако, намерены обжаловать это решение. Что же касается прочих активов — контрольных пакетов в четырех НПЗ и местной сети заправочных станций, то с ними сложнее: акции этих предприятий были перепроданы сторонним структурам.

— Центр не заинтересован в организации в Башкирии второго «дела ЮКОСа». Однако если президенту Рахимову не удастся по-тихому вернуть ТЭК в госсобственность, включить уголовный механизм будет куда проще, чем в случае с компанией Ходорковского, — говорит в интервью Forbes банкир Рамиль Бигнов, лидер оппозиции и основной критик правящего «клана».

Оппозиционер имеет в виду прежде всего «байконурские схемы», которые менеджеры нефтеперерабатывающих заводов использовали для минимизации налогов. Еще в 2001 году (тогда предприятия находились в госсобственности, но Урал Рахимов уже возглавлял башкирский ТЭК) три завода — «Уфанефтехим», Уфимский и Новоуфимский НПЗ — сдали свои производственные мощности в аренду двум фирмам, зарегистрированным на территории казахского Байконура, где действовал льготный режим налогообложения. С байконурских компаний не взимался акциз, а заводы на бумаге вообще перестали числиться производителями нефтепродуктов. Налоговики несколько раз пытались доказать незаконность этой схемы, но это им удалось только в январе 2005 года. Президиум Высшего арбитражного суда удовлетворил жалобу налоговиков по трем уфимским НПЗ. Заводам, годовая прибыль которых составляет порядка 10 млрд рублей, предписано заплатить в казну 12 млрд рублей.

Прошлый год для башкирских нефтепереработчиков оказался не лучшим: они переработали 24,6 млн тонн сырья, на 3% меньше, чем в 2003-м. Иначе обстоят дела на еще одном нефтехимическом заводе — в городе Салават. Контрольный пакет «Салаватнефтеоргсинтеза» был передан в доверительное управление «Газпрому», после чего подача сырья выросла в 4,7 раза. Уфимские заводы пока остаются без стабильного источника нефти: башкирской им не хватает, у всех крупных нефтяных компаний есть собственные НПЗ в других регионах — делиться сырьем с уфимскими предприятиями не всегда выгодно. К тому же при нынешней мировой конъюнктуре нефтяники стремятся максимально увеличить экспорт.

Вопрос, волнующий в Башкирии многих: готов ли Урал Рахимов серьезно противостоять политике отца на возвращение госсобственности или же публичная ссора отца и сына — тонко разыгрываемый спектакль? В июне, кстати, Минимущества Башкирии неожиданно сняло претензии к «Башкирскому капиталу».

Муртаза Рахимов не в первый раз страдает от оставленных на хозяйстве родственников. Я включаю телевизор: башкирская новостная программа сообщает, что депутат Госсобрания республики Азат Курманаев лишен мандата за «неоднократное отсутствие без уважительных причин на заседаниях Госсобрания». Бывший глава банка «УралСиб» Курманаев, которого в республике считают племянником жены президента Рахимова, а официальных данных на этот счет нет, манкировал своими обязанностями депутата неспроста. Его банк получил в управление госпакеты более трех десятков башкирских предприятий. А в конце 2003 года Курманаев организовал продажу 75% акций «УралСиба» московской финансовой корпорации «НИКойл», после чего банкиру пришлось бежать за границу.

Впрочем, Башкирия, входящая в десятку крупнейших доноров федерального бюджета (в 2004 году республика собрала 114 млрд рублей и 66% этой суммы перечислила в федеральную казну), — это не только ТЭК и скандалы.

НЕ НЕФТЬЮ ЕДИНОЙ

Второе место в структуре производства республики после ТЭК (12%) занимает машиностроение. Количество занятых в этой отрасли сокращается, но объемы производства растут — они увеличились на 6,5% в прошлом году, составив 42,4 млрд рублей.

— Наша беда — «газелизация» всей страны, — жалуется гендиректор ОАО «Башкирский троллейбусный завод» Владимир Барсуков. В цехах уфимского предприятия я тем не менее наблюдаю производственный процесс: рабочие красят каркасы рогатых машин (рога к ним, впрочем, еще не приделаны).

Барсуков приводит статистику: если в СССР годовое производство троллейбусов измерялось тысячами, то в прошлом году их по всей стране выпущено лишь 369 — на семь машин меньше, чем в 2003-м. Уфимское предприятие, бывшее лидером отрасли, в прошлом году сделало 122 машины, чуть уступив конкуренту из Энгельса (Саратовская область). Чтобы удовлетворить покупателей — городские администрации от Петербурга до Хабаровска — завод предлагает невиданное ранее разнообразие продукции: четыре модели, в каждой несколько модификаций. Москва берет дорогие троллейбусы по 5 млн рублей, а города в провинции — те, что попроще, по 2 млн рублей.

С точки зрения собственности троллейбусный завод не исключение: контрольный пакет принадлежит республиканскому правительству. И это как раз тот случай, когда госсобственность оказалась эффективной. После распада СЭВ производители троллейбусов остались без комплектующих, но Рахимов, по словам Барсукова, помог его заводу найти 25 предприятий-поставщиков внутри республики. Новые смежники делают сегодня все, что необходимо: от задних мостов до обивки сидений и стекол.

О том, что Рахимов лично вникает в тонкости производственных процессов, мне рассказывают не только на госпредприятиях. Еду в Стерлитамак, второй по величине город республики. Меня интересовало, как Стерлитамакский станкостроительный завод смог оправиться после банкротства.

Плакат на проходной: «Станки — серое вещество человечества». Невостребованность «серого вещества» российскими машиностроителями ввергла завод в кризис еще в середине 1990-х, приведя в 2001 году предприятие к финансовой несостоятельности. Единственное производство, как-то сводившее концы с концами, сборку обрабатывающих центров на основе импортных комплектующих, гендиректор завода Владимир Жаринов, к тому времени занимавший этот пост уже 15 лет, вывел в отдельное юридическое лицо — «Стерлитамак М.Т.Е». Примерно тогда же на эти системы, оборудованные ЧПУ, начал расти спрос. (Башкирские власти помогли и здесь, подыскивая заказчиков.) Жаринову удалось даже выкупить обратно ту часть завода, что находилась в конкурсном управлении.

Крановщица катает меня над сборочным цехом на мостовом кране. Рабочие под нами монтируют не менее десятка внушительного размера аппаратов с жидкокристаллическими дисплеями. Каждый делается под заказ. В соседнем цехе — станки более привычного вида.

— Может, с точки зрения экономики выкупать производство универсальных станков было преждевременно, но тогда мы потеряли бы коллектив. И в России бы не стало, скажем, своего сверлильного станка, — патриотично высказывается Жаринов. Главную проблему руководитель второго по величине в России производителя металлообрабатывающих станков обозначает так: «В развитых странах станкостроители на 75% работают на автомобильную промышленность, а мы — на 10–15%». Впрочем, трудности автопрома не помешали Жаринову, контролирующему предприятие вместе с несколькими другими менеджерами, в 2003 году продать станков на 250 млн рублей, в 2004-м — уже на 500 млн и в текущем году опять прогнозировать удвоение оборота.

Темпы роста производства по всей республике между тем замедлились: в 2003 году по отношению к 2002-му промышленной продукции было выпущено на 7,6% больше, в 2004-м — только на 3,3%. Наибольший рост — в черной металлургии (14,5%), химии и нефтехимии (9%). Все из-за благоприятной мировой конъюнктуры.

Президент Рахимов, однако, говорит о необходимости перехода «к инновационной модели региональной экономики». Но инвестиции в инновационные производства — это всегда риск. За чей счет рисковать? Если речь идет о бюджетных деньгах, то оценят ли такой шаг работники многочисленных госпредприятий и социальной сферы? А если о частных инвестициях — то для того, чтобы они хлынули в экономику, требуются свободный, незарегулированный рынок и гарантии неприкосновенности частной собственности.