Александр Кулаков экспортирует сырье — как многие. Но источником прибыли ему служит не скважина, а благородный алтайский олень
Александр Кулаков говорит что-то на алтайском языке сыну Евгению. Тот останавливает Land Cruiser на горном перевале. «Язычники мы. Горам поклониться надо, а то дороги не будет», — объясняет Кулаков, разливая по пластиковым стаканчикам водку. Перед тем как выпить, немного водки он выплескивает на камни.
Удача в дороге важна. Самый богатый фермер Республики Алтай отправляется из столицы республики в еженедельный объезд своих владений. До парка у села Экинур, где пасутся 800 алтайских маралов, — двести верст. Затем столько же — до парка у села Баранул, где гуляют еще 1200 благородных животных. Не менее трети пути — исключительное даже по меркам России бездорожье. И ни души вокруг.
По пути встречаем только табунки мохнатых алтайских лошадок: в каждом жеребец-вожак и 15–20 кобыл. «Мои», — гордо, как маркиз Карабас из «Кота в сапогах», заявляет Кулаков. Но что это за собственность, которую, когда к ней пытаешься подойти, будто ветром сдувает? «Для езды мы используем породистых лошадей — тех же ахалтекинцев. А эти пусть гуляют. Хотя и на них можно ездить. Просто разница, как между «крузером» и «уазиком», — объясняет язычник-фермер.
Горный воздух Алтая (не путать с соседним Алтайским краем), незамутненный промышленными выбросами, можно было бы консервировать и продавать — настолько он свеж. «Основная специфика промышленности Республики Алтай — ее небольшой масштаб», — говорится на сайте администрации региона. Действительно, промышленники привносят в ВРП республики всего 5%. При этом почти все основные отрасли сельского хозяйства, основы экономики Алтая, убыточны: 70% бюджета региона, в котором проживают всего 200 000 человек, формируется за счет дотаций из федерального центра. Но есть источник, который дает республике «живую» валюту, и это отнюдь не воздух. В прошлом году Алтай отправил в Юго-Восточную Азию 65 тонн рогов оленя на $10,5 млн — при общем объеме внешнеторгового оборота республики в $16,5 млн.
Молодые, покрытые пушком рога оленя (панты фактически — наполненная кровью костная губка) еще в древнем Китае использовали для лечения глухоты, пневмонии, импотенции, назойливого кашля и массы других недугов. Для здоровых людей, что признает и современная медицина, препараты из пантов являются сильным адаптогеном и стимулятором иммунитета. Впрочем, сейчас традиционная китайская медицина использует панты пятнистого и северного оленей, 99% алтайских рогов экспортируют в Южную Корею.
Мараловодство, спасибо корейским медикам, — единственная отрасль экономики Республики Алтай, которая по сравнению с советскими временами нарастила объемы производства в 1,5 раза. В регионе под оленьи парки занято 112 000 га, на которых пасутся около 40 000 животных. Крупнейшими производителями остаются колхозы, преобразованные в сельхозкооперативы, — такие как «Абайский» (более 4 тонн пантов в год) и «Новый путь» (более 3 тонн). Однако за рентабельный бизнес берутся и мелкие предприниматели, продающие в год по полсотни килограммов ценного сырья. Бизнес прибыльный, ресурс — восполняемый: срезал оленю рога, отварил для консервации и отправил в Корею, а к следующей весне вырастут новые. Эту операцию можно повторять 10 лет подряд, пока постаревший марал не потеряет продуктивность.
Александр Кулаков в прошлом году продал корейским оптовикам 1,5 тонны пантов на $500 000, став крупнейшим частным заготовителем рогов в республике. Даже при нынешней конъюнктуре, так и не выровнявшейся после кризиса 1997 года в Юго-Восточной Азии (до него рога стоили дороже $1000 за килограмм), Кулакову удается работать с рентабельностью до 200%. Помогает опыт, ведь этим бизнесом бывший прораб строительно-монтажного управления занимается более десяти лет.
Начинал Кулаков фактически с самозахвата пастбищ. Фермер вспоминает эту историю, когда мы проезжаем ущелье Кулах. «Приехали ко мне из соседнего совхоза. Спрашивают, на каком основании занимаешь нашу землю, — рассказывает Кулаков. — Отвечаю: моего прадеда звали Кулах, в честь него и названо это ущелье. Да и моя фамилия происходит от этого слова». Впрочем, сейчас все законно. ООО «Меркит», принадлежащее Кулакову, распоряжается 6000 га пастбищ и 1200 га пашни — большая часть этой земли куплена или арендована у колхозников.
В хозяйство у села Экинур мы приезжаем к кормежке. Я наблюдаю, как рабочие бросают лопатами из тракторного прицепа зерно в кормушку — длиннющее корыто на подставке. Два марала, не поделив место, встают друг перед другом на дыбы. Неужели я сейчас услышу знаменитый рев марала, подобием которого я с соучениками любил в школе пугать учителей? Дерутся благородные олени, однако, тихо. Кулаков объясняет (издавая для наглядности некие лающие звуки), что ревут они ближе к осени, в брачный период.
Кормят маралов, только пока на склонах нет сочной травы. Летом животные сами добывают себе пропитание. Впрочем, рога оленеводам все равно обходятся недешево. Еще три века назад бежавшие на Алтай староверы впервые занялись разведением маралов, но эти животные так и остались полудикими. В помещениях или загонах, как коров, их не удержишь. По зоотехническим нормам на каждого взрослого марала полагается 3 га свободного пространства. Чтобы обеспечить такой простор и при этом удержать оленя, Кулакову приходится обносить горы сеткой-рабицей. Высота изгороди — 2,6 м (марал, объясняет Кулаков, «зверь сильный и прыгучий»), километр забора обходится в 150 000 рублей, а общий периметр кулаковских парков превышает сотню километров.
Есть и другие проблемы. «Увеличение нынешней площади оленеводческих парков без нанесения вреда природе возможно всего на 10–15%», — говорит в интервью Forbes руководитель представительства Минэкономразвития и торговли в Республике Алтай Анатолий Каташ. В регионе действуют 150 мараловодческих хозяйств — кто из них получит оставшиеся пастбища?
Есть и внешние конкуренты. Большую часть спроса на лечебные рога в Южной Корее обеспечивают мараловоды из Канады и Новой Зеландии. И хотя у алтайских пантов репутация самого качественного продукта, новозеландские панты дешевле — так просто с рынка их не вытеснишь.
Внутреннее российское потребление погоды не делает. Но Александр Кулаков, впрочем, занят не только экспортом.
В 15 км от Горно-Алтайска на реке Катунь он выстроил базу отдыха «Меркит»: десяток комфортабельных номеров, алтайская кухня с блюдами из баранины, конины и оленины. На дальнем маральнике у села Баранул стоят гостевые домики для туристов, приезжающих понаблюдать за процессом заготовки пантов. Оборудован комплекс для принятия омолаживающих ванн с водой, в которой варили панты. Стоимость суток проживания с питанием и ваннами — 1500 рублей. Для своих состоятельных знакомых Кулаков организует охоту как на маралов, так и на диких козлов, сибирских косуль и медведей.
Свою компанию сам Кулаков оценивает в $2 млн. Капитал будет прирастать. Фермер рассказывает, например, о планах купить на паях с некими москвичами за $1,5 млн сырзавод в Горно-Алтайске. Но главным источником доходов для него останутся панты, производство которых Кулаков планирует в ближайшие годы удвоить. Доходнее бизнеса в родных горах не существует. ƒ