Большая жатва

Председатель холдинга «новое содружество» Константин Бабкин не имеет личного кабинета. И вовсе не потому, что холдинг маленький — Бабкин ворочает сотнями миллионов долларов в год. Просто во всех офисах, которые когда-либо занимало «Новое содружество», Бабкин делил кабинет со своими партнерами и однокурсниками по Физтеху — Юрием Рязановым и Дмитрием Удрасом. Столы трех товарищей всегда стоят в комнате буквой П.

Компаньоны всегда вместе. Вместе в 1996 году приводили в чувство захиревший Московский мыловаренный завод, вместе в 1998 году налаживали работу остановившегося лакокрасочного завода «Эмпилс» в Ростове-на-Дону. Сейчас на объединении «Ростсельмаш» они запускают в производство новую модель зерноуборочного комбайна — «Вектор». Последний раз такое событие отмечали в Ростове-на-Дону 18 лет назад.

Неравный брак

Когда подъезжаешь к «Ростсельмашу» общественным транспортом, глупо спрашивать одноименную остановку — параллельно сельмашевским заборам проложены целые автобусные маршруты. Завод строили в расчете на мировую победу коммунизма: он должен был производить ежегодно 80‑000 комбайнов. Это примерно втрое превышает нынешний объем выпуска зерноуборочной техники на всей планете. Между тем в 1999-м ростовский комбайновый продал всего 864 машины. Для какого-нибудь финского Sampo Rosenlew это вполне приличные объемы. Но только не для «Ростсельмаша». На заводе площадью целых 230 га тогда трудились 15‑000 человек. Просроченные долги бюджету в $100 млн уже превышали балансовую стоимость завода. Рабочие, не получавшие свою мизерную зарплату — в среднем 900 рублей, ходили по Ростову с  гробом, который символизировал смерть отечественного машиностроения.

Руководство предприятия, владевшее крупным пакетом акций «Ростсельмаша», спешно искало спасителей. Тогдашний гендиректор завода Павел Покровский в беседе с Forbes вспоминает, что на роль стратегического инвестора «пробовался» даже главный мировой продавец комбайнов — американская корпорация John Deere. Ситуация разрешилась неожиданным образом. В начале 2000 года было объявлено, что москвичи Бабкин, Рязанов и Удрас приобрели у подконтрольной менеджменту завода компании «Сельмашинвест» блокирующий пакет акций «Ростсельмаша» и намерены инвестировать в предприятие $50 млн. Уже в скором времени инвесторы довели свою долю в предприятии до 75%, скупив акции у руководителей и работников завода. В Ростове принялись гадать, кто покровительствует молодым столичным предпринимателям.

«Никто не мог поверить, что гигантский завод и знаменитый советский брэнд купили коммерсанты средней руки, — рассказывает Forbes Дмитрий Удрас. — Хотя бизнес самого «Ростсельмаша» даже по российским меркам был тогда очень и очень скромным». Действительно, объем продаж предприятия не превышал $50 млн. «По заводу гуляли слухи, что за нами стоит то ли Березовский, то ли Потанин, — вспоминает Удрас. — Самая экзотическая версия гласила, что деньги инвестируют российские хоккеисты, играющие в НХЛ». Ближе всех к истине оказались те, кто считал, что предпринимателям покровительствуют власти Ростовской области, оценившие успехи «Нового содружества» на «Эмпилсе».

Назначенный вскоре на «Ростсельмаш» московский директор Григорий Попандопуло заявил, что ему все равно, где заниматься антикризисным управлением — на мыловарне, «Эмпилсе» или комбайновом заводе. «Ростсельмаш» и в самом деле поднимали методами, испытанными на двух первых проектах.

Первым делом разобрались с качеством продукции. Ростовские «Доны» и «Нивы» ломались, едва выйдя в поле. В том была вина не только сборщиков — комплектующие на «Ростсельмаш» поставляли более 600 смежников, уровень брака в этих поставках к 2000 году составлял в среднем 30–40%. А по некоторым узлам и деталям доходил и до 100%.

«Новое содружество» предъявило поставщикам ультиматум: либо они в течение месяца снижают долю брака хотя бы до 20%, либо даже с самыми незаменимыми разрывают контракт. Григорий Попандопуло откровенно давил на психику: к примеру, кабины для комбайнов обещал заказывать хоть производителям евроокон, лишь бы развязаться с нерадивыми прежними партнерами. Оконщики, говорил он, смогут хотя бы гарантировать высокую степень звукоизоляции.

До такого цирка дело не дошло, хотя «Ростсельмашу» на некоторое время пришлось подписать контракты с иностранными производителями гидравлики, кондиционеров и передаточных ремней, а за производство мостов взяться самому. «Но уже в 2001-м мы смогли вернуться к прежним поставщикам, и доля российских комплектующих снова составляет обычные 70%, еще 25–30% нам традиционно поставляет Украина», — поясняет Forbes нынешний гендиректор «Ростсельмаша» Валерий Мальцев. Ультиматум, стало быть, подействовал.

«Качество ростовских комбайнов в последние годы, безусловно, улучшилось», — говорит президент Российского зернового союза Аркадий Злочевский. «В этом сезоне мы купили 30 комбайнов «Дон» и пока замечаний по ним и отказов нет», — подтверждает директор по механизации агрохолдинга «Юг Руси» Виталий Ехименко. Представители «Ростсельмаша» утверждают, что импортные машины «нарабатывают на отказ» 100–150 часов — то есть столько они могут убирать урожай без серьезных поломок. У «Дона-1500Б» этот показатель сейчас в среднем 70 часов. А в 1999-м ростовский комбайн умирал уже на 20-м часу работы.

Лодыри в обмен на деньги

Самым благоприятным образом на качество комбайнов повлияло сокращение  персонала «Ростсельмаша», которое провело «Новое содружество». Увольняли в первую очередь нерадивых работников. Оставшиеся получали прибавку к жалованью и недвусмысленный намек: будешь плохо работать — вылетишь на улицу в два счета. Сейчас на производстве заняты 8000 человек, зато и средняя зарплата выросла до 9000 рублей. Инженерам-конструкторам, по информации Forbes, платят до $3000 в месяц.

На заводе появилась независимая охрана, а вскоре и ее полностью обновили — для большего порядка. Были отремонтированы и обнесены колючей проволокой десятки километров заводских заборов, введена тотальная проверка всех автомобилей на въезде и выезде с территории. Охранникам, поймавшим несуна, выплачивают премию в 100% стоимости спасенного имущества.

Воровство пошло на убыль, а «Ростсельмаш» смог в разы увеличить объемы продаж запчастей собственного производства. В этом году они, по расчетам специалистов «Нового содружества», превысят $20 млн.

Охране работать все легче: в последние годы «Ростсельмаш» был самым заметным в городе продавцом индустриальной недвижимости, в результате чего его производственные площади сократились вдвое. Часть подразделений комбайнового гиганта была выделена в самостоятельные дочерние предприятия, для которых «Ростсельмаш» оказался далеко не самым главным заказчиком. В некоторых «дочках» средняя зарплата сегодня выше, чем на головном предприятии.

Обслуживание заводских коммуникаций прошлым летом было передано «Российским коммунальным системам». Дошло до того, что на предприятии был проведен тендер на право организации питания в обеденный перерыв. Любопытный поворот: соседний с «Ростсельмашем» ресторан «Восход» предложил более выгодные цены и условия, чем заводская столовая. «Каждый должен заниматься своим делом», — любит повторять Константин Бабкин.

Итак, на «Ростсельмаше» были применены стандартные антикризисные процедуры: повышение качества продукции, пресечение воровства и сброс балласта. Есть у «Нового содружества» и четвертый фокус, который оно применяет на всех своих предприятиях.

Вектор перемен

Рассказывают, что в последний год существования СССР некий молодой художник предложил руководству «Ростсельмаша» расписать один комбайн «под хохлому» и пустить его в пробег по всему Советскому Союзу — для рекламы. Правда, после распада СССР художник подался на заработки в Германию, а переданная ему под роспись машина где-то затерялась. Но мысль была верная: превратить комбайн из стратегического оружия, каким он был в советские годы, в обычный потребительский товар. И привлечь покупателя яркой упаковкой.

Именно в такую яркую обертку еще в 1996 году «Новое содружество» предложило паковать хозяйственное мыло, изготовленное на Московском мыловаренном заводе (АО «Новый мыловар»). До этого, напомним, его продавали «в голом виде», неприглядными коричневыми брусками. А поскольку мелким оптом мыло покупают в основном женщины, завод стал расфасовывать свою продукцию в ящики по 5–8 кг, а не по 30–40 кг, как раньше. Не обошлось и без эффектного жеста — грузовик с продукцией мыловарни был «отправлен» в испанскую деревню Виллабаджио, страдавшую, как гласила реклама, от дефицита моющих средств. И дела на заводе пошли в гору. К весне 2001 года, когда «Новое содружество» продало предприятие, объем продаж «Нового мыловара» достиг $25 млн.

На «Эмпилсе» «Новое содружество»  действовало столь же нехитрыми методами. Раньше краски маркировали малопонятными кодами вроде ПФ-115 — москвичи дали продукции имена «Ореол» и «Расцвет», украсили жестянки яркими наклейками. Реклама сообщала, что именно новая продукция «Эмпилса» идет на покраску  крейсера «Аврора». Покупатель клюнул на наживку. Завод, шесть лет назад закрытый на ключ, сейчас «делает» $50 млн в год.

«Вектор», новый комбайн «Ростсельмаша», окрашен в серебристый металлик. «Тем самым мы хотели подчеркнуть его высокую технологичность», — заявляет гендиректор «Ростсельмаша» Мальцев. В рекламе «Вектора» «Ростсельмаш» впервые делает акцент не на производительность комбайна, а на его удобство для механизатора. Увеличенный топливный бак вместимостью 540‑л позволяет безостановочно работать более 17‑часов — меньше времени и сил уйдет на дозаправки. В помощь фарам по бокам корпуса на крыше кабины разместили шесть «галогенок» мощностью по 70‑Вт каждая — будет легче работать ночью. Аккумуляторы расположили как можно ниже, чтобы их легко было достать без стремянки.

Моторно-силовая установка на Векторе» вынесена за бункер — это снизит вибрацию и шум в кабине. Сферическая кабина из тонированного стекла расположена по центру корпуса комбайна, что в сочетании с зеркалами заднего вида обеспечивает хороший обзор. В самой кабине — псевдосенсорная панель управления, кондиционер, подпружиненные сиденья для комбайнера и его помощника, термос. По желанию заказчика «Ростсельмаш» устанавливает в машине автомагнитолу.

«Новый «Вектор» выглядит современно, хотя машина, возможно, еще «сыровата». Думаю, что механизаторам она понравится», — уточняет Василий Нагичев. Нагичев более двадцати лет возглавлял рабочую группу госкомиссии по испытаниям зерноуборочной техники в СССР, настроения механизаторов ему известны. В начале июля первые 20 «Векторов» были бесплатно на один сезон переданы сельхозпроизводителям России, Казахстана, Украины, Болгарии и Аргентины — крестьяне должны «распробовать» новинку. По итогам сезона станет ясно, прав ли был Нагичев.

На полную линию

Подведем итоги. В прошлом году «Ростсельмаш» продал 4000 комбайнов — больше в мире удается реализовать только компаниям John Deere (9000 машин) и немецкой Claas (4500). Бабкин утверждает, что завод рентабелен и при таком объеме продаж, хотя способен производить до 12‑000 комбайнов в год. План на‑текущий сезон — 6000 единиц техники. Правда, по доходам «Ростсельмаш» серьезно отстает от конкурентов.  Ростовская «Нива-Эффект» стоит $35‑000–40‑000, «Дон-1500Б» — $70‑000, а «Вектор» будет немного дешевле «Дона». Цены на иностранные зерноуборочные комбайны начинаются от $140‑000.

«Ростсельмаш» успешно выплачивает реструктурированные долги в бюджет. Если в 2002 году эта задолженность составляла 1,2 млрд рублей, то теперь — всего 470 млн рублей.

Директор ростовского филиала «Тройки Диалог» Иван Ковалев к оценке произошедших на комбайновом гиганте перемен подходит с калькулятором. «Господа Бабкин, Рязанов и Удрас потратили на покупку 75% акций «Ростсельмаша» порядка $6,7 млн плюс возвратные инвестиции в производство, — говорит Ковалев. — В любом случае общий объем вложений не превысил $70 млн. При планируемой в текущем году выручке в $300 млн комбайновый бизнес «Нового содружества» стоит порядка $100–120 млн».

Счастье близко? Не совсем так, ведь конкуренты не дремлют. Красноярский завод комбайнов (КЗК), входящий сейчас в «Агромашхолдинг», в советские годы был вчетверо меньше «Ростсельмаша». Но в прошлом году сибирское предприятие выпустило 2544 комбайна «Енисей», составив серьезную конкуренцию ростовчанам. Опаснее всего то, что красноярцы активно продвигают свою продукцию на юге и в центральном регионе России — традиционной вотчине «Ростсельмаша». Например, в апреле 2003 года КЗК открыл собственное производство в Орле. Да и новый комбайн «Енисей-950» («Руслан») с центральным расположением кабины и кондиционером КЗК выпустил еще в 2001 году.

Сейчас «Ростсельмаш» контролирует  53% продаж комбайнов в России, Украине и Казахстане, КЗК — около 38%. Оставшееся делят между собой иностранцы. Но и они, видимо, не хотят довольствоваться такими крохами. В конце июня немецкая Claas выпустила опытную партию комбайнов в Краснодаре, всего в 275 км от «Ростсельмаша». Если немецкие машины будут пользоваться спросом, то со следующего года Claas на своем новом заводе в этом городе будет делать до 1000 комбайнов в год.

Патриоты российской техники, разумеется, рассчитывают на лучшее. «Наша техника ломается часто, однако неполадки в ней легкоустранимы, в то время как импортная выходит из строя реже, но зато капитально», — объясняет Василий Нагичев. Примерно те же аргументы, заметим, используют владельцы «жигулей» в спорах с обладателями иномарок, что не прибавляет популярности продукции АвтоВАЗа.

На «Ростсельмаше» с господином Нагичевым соглашаются — отчего же не согласиться? Но на всякий случай раскладывают яйца по разным корзинам. В следующей пятилетке «Новое содружество» намерено превратить «Ростсельмаш» в холдинг, способный выпускать всю линейку агротехники, от комбайнов и тракторов всех размеров и назначений до навесных агрегатов. То же самое, между прочим, пять лет назад на «Ростсельмаше» задумывал и John Deere.