Мы всю жизнь были где-то рядом: учились в соседних школах, жили в соседних районах. Оба еще до поступления в МГУ учились в Школе юного журналиста в одной и той же группе, но в разное время, потом оканчивали уже сам журфак МГУ. Я знал практически всех ее друзей — с ними мы дружим уже 25 лет. Потом мы оба работали в Останкино — я в главной редакции пропаганды, она в главной редакции новостей — и ходили по одним и тем же коридорам. Но официальное знакомство состоялось в ноябре 1993 года на НТВ. Мы начали вместе работать, обедали в одной компании. А под католическое Рождество коллеги из агентства Reuters прислали мне с другом-журналистом бутылку отличного шампанского, и Марианна пригласила нас домой — на дегустацию. Не помню уже, куда по пути делся коллега, но в итоге мы просто проговорили с ней несколько дней — они как раз пришлись на выходные, говорили обо всем на свете, по 20 часов подряд. Жизнь сдвигала нас постепенно, при этом мы оба не верим в мистику и Судьбу, а Марианна так вообще агностик. Все-таки человек сам определяет свою жизнь.
Поскольку я сын циркового клоуна, то для меня жить с человеком, который каждый день выступает перед многотысячной аудиторией, — достаточно органично. Я знаю оборотную сторону публичности. Об этом я могу говорить хотя бы как бывший телеведущий. Я всем этим переболел еще в юности, когда понял, что никогда не стану клоуном, как мой отец. Мне достаточно того, что меня знают в моем профессиональном кругу.
Марианна — журналист от бога, я же совсем не репортер, мне больше нравится быть сценаристом реальности, чем ее отображать. Еще мне нравится учиться и учить (преподаю PR в нескольких вузах), поэтому иногда я тестирую на Марианне какие-то вещи, смотрю на реакцию.
Единственное, что меня действительно раздражает в ее работе, — это телефон. «В комнате нас трое». Так до сих пор и не понял: Марианна живет в телефоне или телефон живет в Марианне. Они неразлучны. Иногда я иду на хитрость: выключаю звук, за счет чего у нас появляется возможность хотя бы в воскресенье утром поспать. Катастрофичность ситуации еще и в том, что она не меняет номер с 2003 года, и его знает огромное количество людей. Они звонят, что-то спрашивают, предлагают, просят совета, помощи. Сначала очень напрягало, но потом я убедил себя, что это «неизбежное зло» публичной профессии. Тем более что она не просто ведет программу, она ее делает как автор и руководитель, который полностью контролирует процесс.
Когда мы с женой только познакомились, то поняли, что мы — разные люди. Правда, именно это нас держит вместе, но если мы и ругаемся — то только из-за политики. У нас разные пристрастия, но одинаковые ценности, и это принципиально важно. В отношении споров у нас есть железное правило: мы не засыпаем, не помирившись, чтобы не нести в следующий день негатив и обиду.
Мы оба не любим пляжный отдых, хотя для Марианны это просто необходимость, с учетом постоянных перегрузок. Лишь однажды десять дней подряд пролежали на пляже. Мы — городские туристы. Выбираем страну, берем машину и тщательно все осматриваем. Редко отдыхаем одни, чаще с большой компанией друзей. Я, кстати, не сопротивляюсь, когда моя жена тащит меня на шопинг. Тем более что в Москве она этого почти не делает, а за границей совмещает приятное с полезным. Разница в том, что я сразу вижу свою вещь, а Марианнеа обязательно нужно потрогать, померить. Одежду для ребенка чаще выбирал я. Правда, когда дочь подросла, началась уже совсем другая история. Я не сопротивляюсь, когда жена просит сопровождать ее на какой-нибудь модный показ. Мы бываем на Russian Fashion Week, на показах Чапурина, и вообще довольно часто выходим в свет. Светскую жизнь воспринимаю как часть профессии жены. Однако все равно бывает очень смешно, когда папарацци снимают не только нас вместе, но и меня отдельно.
Моя жена — перфекционист до мозга костей во всем. Ей не просто важно, чтобы было все так, как надо, она без этого не может. Это проявляется не только в работе, но и в жизни вообще. Если я могу сгенерировать какую-то идею и успокоится, то у Марьяны процесс не заканчивается до тех пор, пока не будет поставлена точка в воплощении замысла. Строки Пастернака «Во всем мне хочется дойти до самой сути» в точности про нее.
Мы с самого начала постарались сделать так, чтобы дома бытовые проблемы не были определяющими, что сняло целый пласт забот. Например, у нас с 1994 года была няня для ребенка, Тамара Петровна, которая давно уже стала членом семьи. Сейчас дочери Саше 19 лет, поэтому теперь она наша няня и человек, без которого не может жить даже собака. У нас французский бульдог Трюфель. Он уже пожилой, ему 12 лет, и жизни без собаки мы не представляем. В обывательском понимании, быт — это чистка картошки. А у нас быт — это обустройство пространства. В нашем доме я отвечаю за стратегию, а Марьяна — за тактику. Могу сказать в какой-то момент: «А давай что-нибудь перестроим». И Марьяна сразу включается в процесс. А потом говорит: «Ну вот, опять подбил на авантюру!»
Еще в самом начале отношений Марьяна поставила шуточное условие: «Не буду ничего готовить!», которое я воспринял абсолютно серьезно и согласился. Во-первых, потому что я сам очень люблю готовить и меня это не напрягает, а во-вторых, наша домоправительница Тамара Петровна — отличный кулинар. Но у нас есть и «разделение труда». Так, в момент приема гостей я занимаюсь всем, что связано с готовкой: закупкой продуктов, меню и собственно готовкой, а на жене остается сервировка и уборка.
Семейным бюджетом у нас заведует Марианна. Я — скаредный. Была бы моя воля, вообще б ничего не тратил. А у моей жены редкий талант в управлении финансами. В частности, она обладает неженским даром предвидеть кризисы и падения курса доллара и рубля. Когда я говорил о ее прогнозах знакомым банкирам, они сначала смеялись, а потом оказывались, что жена все-таки была права.
У нас есть семейные привычки. К примеру, Марианна не любит есть одна, поэтому по пятницам, когда у нее до ночи подготовка к эфиру, мы выбираем часа полтора для совместного ужина. Я обязательно приезжаю к ней и в день эфира, чтобы отвести пообедать, а то так и будет голодной до вечера. В семье у меня роль первооткрывателя, потому что моя жена крайне консервативный человек.
Несмотря на внешнюю хрупкость, Марианна очень отважная женщина. К тому же во многих моментах она более последовательна, чем я. Думаю, что из нее получился бы политик. И в ее будущей партии уже состоит один человек. Это я.
У нее обостренное чувство справедливости. Это то, что меня в ней искренне восхищает. Причем это не просто чувство — оно всегда сопровождается действием. Она не может сидеть и рассуждать о справедливости, нет, она пойдет ее наводить. Причем такой Марьяна была с детства: даже если вес и рост обидчиков превышал ее в два раза, все равно шла до конца. Меня восхищает ее искреннее и честное отношение к профессии. Она физически не способна на предательство или компромисс. После того как рухнуло НТВ, наступило сложное время переходов и закрытия каналов. Важно было удержаться в рамках профессии, не скатившись при этом в маргинальность или оппозиционность. Решение уйти с топового, в то время, канала — это серьезное и ответственное решение. Я благодарен Ирене Лесневской, основательнице РЕН ТВ, которая поверила в Марьяну в тот тяжелый момент, когда у нас на глазах заканчивалась целая телевизионная эпоха. Моя жена смогла сохранить и себя как журналиста, и свою точку зрения, и свою общественную позицию. А ведь этих качеств недостает сегодня мужчинам, которые, по сути, оказываются более конформными — то есть принимающими предлагаемую форму.