Татьяна Стрекаловская — владелица авангардного магазина в центре Москвы, модного убежища с налетом секретности. Выпускница МАРХИ, поклонница Рей Кавакубо. Способна на модный ликбез, но в отношении к вещам строга — предлагает им знать свое место. «Не исключено, что человек понравится мне больше, если и не будет хорошо одеваться». То ли клуб, то ли fashion-секта, SVMoscow насаждает хороший вкус и старается держать своих клиентов в экстрамодном тонусе.
SVMoscow
Татьяна Стрекаловская, совладелица SVMoscow
Ваш магазин, кажется, чуть больше чем продажа вещей. Он скорее похож на арт-проект. Что для вас этот бизнес?
Т. С. Про нас действительно так говорят. Что к нам приятно приходить, и что мы — место, где пытаются делать что-то кроме «купи-продай». На самом деле наши клиенты очень плохо вообще относятся к «купи-продай». Я и сама отношусь к этому процессу с сомнением и не уверена, что сознательно выбрала бы fashion-тусовку. Вокруг масса образованных людей, которые делом заняты, а в модном мире много поверхностного, много мишуры. С модой вообще сложно. То ли ты модный, то ли жертва моды. Где эта грань? Россия — не самая модная страна. И то, что мы делаем, многим совершенно непонятно. У нас очень развита культура хлопанья в ладоши. Когда все хлопают, тогда и я хлопаю. Не дай бог выступить против. А мода — это все-таки собственное мнение. В магазине мы пытаемся делать что-то для смелых людей, которые могут позволить себе надеть то, что они хотят, у которых есть свой взгляд. Они свободно создают образы, не боятся любых сочетаний.
То есть у вас бизнес для людей с интеллектуальным вкусом.
Т. С. Да. Я абсолютно в этом уверена. Вот сейчас авангард в моде. И это становится проблемой. К нам приходят «чужие» — клиенты, которые никогда не приходили. Что такое Rick Owens или Margiela, раньше невозможно было никому объяснить, а теперь авангард стал практически как Dolce & Gabbana. Существует очень много гламурных людей, которым кажется, что они одеты концептуально. А в моде ситуация такая: если все розовые — ты черный. Все черные — ты розовый. Не должно быть рамок, должна быть свобода. Получается замкнутый круг. Умные люди не всегда богаты, а для нашей одежды все-таки нужно иметь деньги. Бренды высокого уровня очень и очень дорогие.
Какая у вас пропорция коммерции и сакральной моды?
Т. С. У меня обычно так. Я делаю заказ, со мной работают логисты, которые пытаются меня хоть как-то контролировать. Сначала меня отпускают, дают мне нормально работать. А потом уже, в течение 8–10 дней, каждый заказ мы можем править, что-то убрать — особенно сейчас, во время кризиса. Ведь мы очень сильно рискуем, мы пытаемся добавить в торговлю какую-то долю искусства или удовольствия, немножко другой жизни. В магазинах продается так мало интересного, что хочется создать картинку. Вот сейчас у нас, например, на редкость шикарная подборка вещей. Что ни возьму в руки — прям ах!
А у вас бывает ценовой потолок? Вы себя когда-нибудь останавливаете?
Т. С. Я всегда заказывала вещи, не глядя на закупочную стоимость. Приходила и спрашивала: «Мне это нравится. Кто купил?» — «Никто». — «Значит, мы берем». Мы действительно продаем самое дорогое, что есть. Я прихожу на заказ Yamamoto и вижу костюм — красота неописуемая. «Сколько стоит?» — «€49 000 закупка». — «Кто купил?» — «Один — Гонконг, один — Лондон». Всё. В мире. Это вещи, которые потом будут в Музее моды. Как же от них отказаться?
Только сейчас мы стали аккуратнее. Однажды хотела купить вечернее, очень открытое норковое платье Céline. Очень красивое. Просто невозможно. Мне показалось, что это настолько круто — ты приходишь на вечеринку в норковом платье. В этом есть немалая доля иронии. Но я не смогла его купить, потому что понимала, что позиция сложная — там может остаться вся прибыль.
Или, например, на зиму я заказала роскошные пуховики Vetements, очень красиво сделанные. Но моя коллега-партнер их вычеркнула. Я спрашиваю: почему? Она говорит: «У них закупка — €1450. Такая же, как у кожаной дубленки Backlash». Но я понимаю, что вещь сшита из трех курток и что это гениально. И еще понимаю, что это очень-очень дорого, что курс евро сейчас другой. И приходится с этим считаться. А раньше я просто об этом я не думала.
Но русские ведь легко тратят деньги на одежду. Я правильно понимаю?
Т. С. Да, но у нас люди, которые тратят большие деньги, преимущественно хотят, чтобы на вещи было написано, сколько они за нее заплатили. Если никто не понял, значит деньги потрачены зря. Если «уходит» очень дорогая и очень модная вещь, я всегда спрашиваю у ребят, кто купил. Я выйду просто посмотреть на этого человека, мне приятно.
А сколько таких людей?
Т. С. Мало. У нас есть какая-то база, там 3000, может быть, 5000 человек. Есть особенные клиенты. Например, взрослая пара — мужчина и женщина. Они приходят каждые выходные и что-то покупают. Мы с ними шутим, здороваемся. Видимо, они как-то неплохо зарабатывают, хорошо одеваются. Смело, хорошо миксуют.
А ваш обычный клиент — это кто?
Т. С. Есть разные. Бывают необучаемые. Купят красивую вещь, а потом наденут с чем-то — жутко. Есть барышни, которые ничего не делают, заходят, покупают вещи. Есть барышни, у которых какой-то свой бизнес, и они делают его очень неплохо. Среди наших клиентов есть владелец крупных сток-магазинов, деньги зарабатывает в массмаркете, а одеваться приходит к нам. Или популярные певцы — некоторые очень любят Yamamoto и KTZ.
Есть люди, которые мне симпатичны, но я понять не могу, чем они занимаются, честно. Лучшие архитекторы Москвы приходят к нам. Но они просто в принципе много вещей не покупают, они в них не нуждаются. Им нравится то, что я делаю, они любят меня, если им что-то нужно — покупают, но они не тратят все деньги на вещи, потому что это нормальные люди.
Для человека из модной индустрии ваше отношение к вещам нетипично.
Т. С. Если ты не жертва моды, тебе не нужно много вещей. Я работаю по другому принципу. Иногда сама одеваюсь через силу, только потому, что это профессия. Не будь это моей профессией, я бы тратила на это гораздо меньше времени. В Москве и в Париже, например, приходится одеваться по-разному. Есть вещи, которые я здесь ношу просто для того, чтобы продвигать тему моды.
У вас есть онлайн-магазин. И он, кажется, международный.
Т. С. У нас пока нет конкуренции, потому что этого никто здесь не делает. Мне сразу хотелось создать международный проект. Почему-то принято работать только на российский рынок. Естественно, это выгоднее. Но для меня это имиджевая история. Если у нас подборка в магазине заслуживает внимания, мне очень приятно. Приятно, что о нас написал французский Vogue, добавив в список лучших авангардных концепт-сторов мира. Мне, например, сотрудники говорят: сегодня какой-то парень из Ирландии заказал у нас легинсы Gareth Pugh. Это удивительно: легинсы-унисекс, Ирландия, как он нас нашел? Или мне пишут из Австралии известные блогеры и спрашивают: кто вы, что вы, какие вы крутые, можно с вами встретиться в Париже, можно с вами поговорить? Мы спрашиваем: «Как вы нас нашли?» — «Искал марку». У нас сидят специалисты, они этим занимаются прицельно.
А что отвечает вашим представлениям о хорошем вкусе? Что сейчас ваше любимое?
Т. С. Ackermann. Я увлечена им уже несколько лет, с самого начала, как мы его впервые купили. Но в этом году это просто невозможно красивые коллекции — может быть, он был влюблен, я не знаю. Он делает очень дорогую одежду, она выполнена из шелка, парчи и других роскошных тканей, но ее можно использовать прямо каждый день — пойти в этой одежде за хлебом, выпить кофе, вина. Особенно в Париже. Такой абсолютный люкс, но который носится очень-очень небрежно. Совершенно новое сочетание. Кстати, Аккерманн — приемный ребенок. И у нас была смешная история. Однажды, когда мы пришли на шоу Haider Ackermann, наши места оказались заняты пожилой парой. Мы говорим им: «Вы сидите на наших местах». Они показывают нам пригласительный билет, а на нем фломастером написаны наши места, которые у нас пропечатаны. Я думаю: ну отлично — сейчас придется стоять или вообще уйти. А пожилой мужчина мне говорит: «Ну я могу постоять, вы садитесь». Мы как-то уместились рядом, потеснились и разговорились: «А вы давно его знаете, дизайнера, покупаете? Вы откуда?» Мы отвечаем: «Мы из Москвы, а вы?» — «А мы — его родители». Это был женский показ, все модели полуголые, а мама его так внимательно рассматривала каждую деталь одежды, с такой гордостью. Сильно переживала. Он, конечно, очень круто выступает.
Когда он сделал первый показ, все лучшие магазины мира купили, но все волновались, как будут продавать. Мы волновались больше всех — как это продавать в Москве? Это трудно: элементы с парчой, ярким люрексом — чистый авангард, в Москве тогда это ассоциировалось с дурным вкусом. К примеру, в зимней коллекции у него была шикарная шуба из нутрии. В Россию ее купили только мы. Для всех — моветон. А ему все равно, он вообще про нас не думает. И мне очень нравится такая грань вкуса, когда люди шарахаются: «О золото, о люрекс, ни в коем случае, никогда. Леопард». А это и есть искусство.
Или есть еще пример — молодые американцы Hood by Air. Такого раньше вообще не было. Графический рисунок с гигантской надписью, как Dolce & Gabbana, как будто тяжеловато, но прямо секси. Приходишь на показы других даже марок и видишь — в футболках с огромными надписями на груди сидят уважаемые, серьезные люди, сорокалетние байеры лучших магазинов мира. То есть планету просто всю трясет потому, что они так круто сделали. Просто помешательство. Мне кажется, наступило время молодых, они сейчас делают очень интересные вещи. Потому что даже в моде все немного надоело.
А вы часто совпадаете с настроением зала на показах?
Т. С. Бывает так, что я закупаю какую-то марку, просто вижу ее, и она мне очень нравится, при этом я ничего о ней не слышала и только потом узнаю, что она важная. Иногда просто вижу, что работа сделана очень чисто — графически, очень хороший дизайн, ничего лишнего, дорого смотрится, ткани хорошие, все это вместе идеально. Мы закупаем, нам не нужны рекомендации. Очень часто я даже не помню на слух, что заказала. Потом уже приходит вещь, и я привыкаю к новому имени. Это эмоциональные отношения. Как бы влюбляешься.
А вечные ценности?
Т. С. Очень люблю Yamamoto, Kawakubo. Kогда я вижу Кавакубо, не могу работать, я останавливаюсь и смотрю на нее. Она просто с виду даже очень крутая. Ей за 70. Она много работает, и я всегда вижу, что она работает. Дико модная. На ней, например, юбка в пол, косуха, кроссовки. Если бы не Кавакубо и Ямамото, то в моде было бы находиться очень грустно.
Кризис вас убивает или ничего?
Т. С. Как ни странно, но ситуация даже оживилась — то есть люди стали даже чуть больше покупать. Может, оптимисты, может, не знают, что вокруг происходит. Может, хотят радости.