Когда вас отправили с ВГТРК на ТВЦ, не было ощущения, что вас сослали из столицы в провинцию?
Ю. Б.: Честно говоря, когда мне поступило это предложение, я, конечно, сказала «нет», потому что программа «Вести» — такая чудесная. Люди, с которыми я там работала 12 лет. Люди, которыми я горжусь. Мне казалось, что более комфортную ситуацию трудно себе представить. Так что я вся такая растревоженная пришла к мужу и говорю: «Ты представляешь, что происходит? Как такое может быть?» На что он мудро ответил: «Иди, пробуй. Все равно все, что могла, ты в «Вестях» сделала».
Но вы же не просто в «Вестях» работали. Вы были большой начальницей на ВГТРК.
Ю. Б.: Да, я была заместителем Олега Борисовича Добродеева. Но когда ты что-то создаешь совсем сама, через трудности, через успехи, через проблемы, чем-то жертвуешь, отдать это кому-то очень трудно. Мы ведь из «Вестей» сделали совершенно прекрасную гоночную машину, блестящую, которая быстрее всех едет, тише всех шумит, ну, в общем, самую-самую-самую.
Так что перейдя даже на административную работу, я все равно оставалась директором «Вестей». Я вся из информации — и на телевидении работала только в информации: в программе «Время», на НТВ.
Вы ведь окончили военный институт?
Ю. Б.: Да, у меня профессия была переводчик. Но я точно знала, что это совсем не мое, что я не могу просто передавать чужие слова из одного уха в другое. Очень настаивал папа, он — военный. Сказал, что нет, журфак — это просто гнездо разврата, пойдешь учиться в военный институт, где дисциплина, форма и никто по улицам не шатается. А я всегда интересовалась с каких-то там детских лет программой «Время», что там происходит в мире. И как только у меня появилась возможность, я немедленно забросила все свои переводческие навыки и пошла устраиваться на работу в программу «Время». Мне сказали: «Мы тебя не возьмем ни при каких условиях. Нам не нужны девочки, и, может, ты даже не умеешь написать «мама мыла раму». Но упорства мне было не занимать, меня в результате взяли.
А в чем был смысл этого проекта — отправить вас на ТВЦ? Чтобы кто-то опытный из центра контролировал Москву?
Ю. Б.: Мне нужно было сделать канал более современным, более интересным для зрителя. Разговор был совершенно предметный, конкретный, задача такая — справишься, не справишься? Что нужно для того, чтобы справилась? И вообще ТВЦ — федеральный канал, просто за годы существования, как бы это сказать поделикатнее, его не использовали на сто процентов. Поэтому создавалось ощущение, что канал рассказывает не очень интересную историю о московской жизни. Мы же стали делать новости. И оказалось, что ребята, которые здесь работали, просто ждали, когда эту грядочку кто-нибудь польет. И все стало прорастать.
Ваша школа — это школа Добродеева?
Ю. Б.: Когда я пришла на телевидение, сразу же моим начальником был Олег Борисович. Менялось в жизни все: друзья, мужья, места жительства, но Олег Борисович был моим начальником все время — 21 год работы. Он меня всему научил. Вообще всему. Понятно, у меня было желание, у меня был энтузиазм дикий. Я за ним следила, смотрела, как он делает, и применяла это к себе. Хотя, он, конечно, никогда со мной не возился, он был как Зевс на Олимпе, а мы были тут все маленькие такие.
Вы когда-нибудь сомневались в государственной трактовке новостей?
Ю. Б.: Я абсолютный государственник. Для меня ни на одном из каналов, где я работала, не было никаких, как это называется, сделок с совестью. Никогда в жизни мне не приходилось делать то, за что мне было бы стыдно или что мне бы не нравилось.
А что это значит — быть государственником?
Ю. Б.: Благо отечества гораздо важнее блага личного. Я из семьи военных. У меня и папа военный, и дедушка военный, и прадедушка военный, и прапрадедушка — все. И поэтому у нас в семье всегда это культивировалось.
Где для вас граница между информацией и пропагандой?
Ю. Б.: Пропаганда — это совершенно особая наука. Этому учат людей в специальных институтах, специальные они проходят дисциплины. А журналистика — это совсем другое. Я смотрю много новостей. И совершенно убеждена, что все каналы и все руководители информационные, которых я знаю, стараются соблюдать баланс. Это очень важно уметь. Зритель сам должен понимать, что главное в любой новости. Вот сегодня Евтушенков, например, и нужно рассказать все как есть. Все, что мы узнали, не впадая ни в одну из крайностей. Ни в осуждение, ни в чтение морали, ни в оправдание. Просто вот есть новость, любая.
А у вас звучит в сюжетах линия «Роснефти», интересов руководства «Роснефти»? Если мы говорим о том, что люди должны знать.
Ю. Б.: «Роснефть» обвиняют, но, на мой взгляд, компания очень удачно все эти обвинения разбивает. У нас в сюжетах звучит что? Что за человек? Откуда есть пошел? Что ему предъявили? С чем это может быть связано? Все.
Это большой миф, что чего-то нельзя упоминать, что-то случится не так, потом всех снимут, всех расстреляют во внутреннем дворике. Нет.
Я хочу вернуться к тому, что вы окончили военный институт. Кажется, сейчас такое время, когда вам это должно пригодиться.
Ю. Б.: Мне это пригождалось всю жизнь. Как вы думаете, чему учат в военном институте?
Честно говоря, смутно себе представляю.
Ю. Б.: Самое главное, чему учат в любом военном институте, — это умению подчиняться и умению командовать. Вот и все. Самодисциплина — то, что всегда помогает в жизни.
Вы в этом смысле человек военного типа, если можно так сказать?
Ю. Б.: Да. У меня, я думаю, с самодисциплиной точно все в порядке.
Когда я говорила про время, имела в виду скорее освещение ситуации с Украиной.
Ю. Б.: Слава богу, ситуация вокруг Украины пошла на спад. Перемирие, Рада приняла закон про особую территорию. К нам приходил Сергей Лавров, министр иностранных дел, в нашу новую, прекрасную, на мой взгляд, программу. Даже у него, если вы смотрели интервью, как мне показалось, была такая робкая надежда на то, что ситуация переломится. Мне кажется, что все пошло на спад, все стало успокаиваться и что уже обострений ждать не стоит, если только в Киеве все с ума не сойдут.
В последние месяцы вы жили по правилам военного времени? С самоограничениями?
Ю. Б.: Нет. Во-первых, надо признаться честно, поскольку у меня еще много очень другой работы, я не руковожу новостями так, как я это делала в «Вестях». Когда я устраивала летучки, читала все тексты, когда верстала-переверстывала. Сейчас у меня есть ребята, которые занимаются новостями очень плотно. Я просто их смотрю и, если мне что-то не нравится, высказываю свои замечания.
Вас, как информационщика, все устраивало в подаче информации у вас и у коллег?
Ю. Б.: Да. То, как отработали эту сложную ситуацию наши коллеги, ребята даже погибли там. Мы ездили на прощание, все рыдали. Тех ребят, репортеров, операторов, которые ездили в эти тяжелые командировки, я их всех знаю. Мне было страшно, когда Коля Долгачев поехал, у него жена беременная, сейчас, наверное, должна родить. Леша Баранов. Они там сидели и выходили в эфир практически под минометными обстрелами. Конечно, я сопереживала. И была просто счастлива, когда они наконец вернулись и мы могли все увидеться.
А акценты, интонация, градус?
Ю. Б.: Вы поймите, это же всех очень задевает. У меня нет родственников на Украине, даже друзей никаких нет, меня с Украиной ничто не связывает. Но это же как наждаком по коже. Поэтому, конечно, где-то и пережимы были, наверное, кто-то слишком эмоционально высказывался на эту тему, но странно было бы требовать от людей, чтобы они как роботы относились — с холодными руками, холодным сердцем, ведь это совсем невозможно.
А не то чтобы симпатизировали конкретной стороне и пристрастно в этом смысле работали с информацией?
Ю. Б.: Вспомните, что было в Одессе. Ну вот как это? Если у нас есть кадры, мы их показываем, как людей бьют, стреляют. Как ползет парень, а его бьют ногами, а потом их всех там пожгли. И что, говорить, что этого не было или что они сами себя пожгли?
Вам запретили въезд на Украину, как вы на это отреагировали? И за что, как вам кажется, вы попали в список?
Ю. Б.: Не знаю, для меня это загадка. Но я не почувствовала ничего. Меня с Украиной ничто не связывает, я была там несколько раз в командировках, мне очень нравилось, прекрасный город Киев. Так вкусно, девушки красивые. Все очень было хорошо. Ну запретили и запретили.
Для вас это все-таки не Европа.
Ю. Б.: Даже если бы мне вдруг запретили въезд в Европу или в Америку, то же самое, ничего бы не произошло.
Давайте вернемся к Москве. Как вышло, что первые полноценные репортажные съемки с протестных митингов, условной Болотной, у вас начались сильно позже.
Ю. Б.: Нет, мы показывали Болотную площадь с первого раза. Поймите, это происшествие, это то, что интересует людей. И каковы были бы мы все, информационщики, если бы мы на это не обратили внимания? Это невозможно. Представьте, собираются люди где-то в Москве, десять или пятьсот тысяч, и на разных каналах выходила бы разная информация. Телеканал «Дождь», кстати, утверждал, что там собралась вся Москва — миллионы и миллиарды.
Не утверждал про миллионы, но и про тысячи не утверждал.
Ю. Б.: Я скажу от своей информационной службы. Вот у меня прямое включение, стоит у меня хороший мальчик и говорит: «По моим представлениям, здесь собралось, предположим, 10 000 человек». Тут же получает моя информация по башке. Что значит «по моим представлениям»? Он их по головам считал? Есть данные. И прекрасная формула: по данным организаторов, собралось столько-то, по данным милиции, собралось столько-то. И это было везде. Ведь картинку показывали.
Не так давно были выборы мэра. Какая у вашего канала была роль в этом процессе?
Ю. Б.: Мы федеральный канал. И по закону о выборах мы не освещаем муниципальные выборы и региональные выборы не освещаем. Мы же не рассказываем про выборы в Екатеринбурге, например.
Да, и вы объясняли, что не станете проводить и показывать дебаты.
Ю. Б.: На мой взгляд, показывать на федеральном канале дебаты, когда в них не принимает участие главный кандидат, — это рубить свою репутацию. «Москва-24» — принадлежит московскому правительству — обязана была по закону эти дебаты устраивать, мы — нет. Плюс в тот момент, когда наши кандидаты захотели дебатировать, у нас строились две новые студии, у нас просто для того, чтобы были дебаты, даже не было студий, где бы мы могли это делать, у нас даже не было на это средств. Мы и не собирались.
То есть это технические сложности, а не политическая целесообразность. А то ведь зачем раскручивать на федеральной площадке некоторых кандидатов в мэры?
Ю. Б.: Канал «Москва-24» провел дебаты с блеском. У меня был выбор. Главный кандидат, Сергей Семенович Собянин, на дебаты не идет. Идут на дебаты те люди, которые, как я искренне считала, победить не смогут. И поскольку мы — федеральный канал, представьте себе: город Новокузнецк, вдруг на канале ТВЦ шапка-отбивка, пошли дебаты. В городе Новокузнецке никто не знает, кто этот представитель от ЛДПР, который идет в московские мэры, кто товарищ Навальный, кто Митрохин? Они этого не знают, зачем им?
И все же функция телевидения в том, чтобы кандидаты, которые хотят вступить в гонку с основным кандидатом, получили возможность каким-то образом себя пропагандировать. Алексей Навальный, который занял второе место с достойным результатом, был лишен вашей площадки.
Ю. Б.: Нашей площадки были лишены все.
А ситуация с неучастием Сергея Собянина в дебатах вам, как информационщику, кажется оправданной?
Ю. Б.: Не знаю. Мне кажется, что он сам должен был решить, хочет он это делать или нет. Все, что мы хотели бы узнать от Сергея Семеновича, мы узнавали и так из наших информационных выпусков. Плюс (вы, наверное, просто не знаете) у нас была такая затея. Поскольку он отказался от дебатов, мы очень хотели (и мы для этого все сделали совершенно) устроить что-то вроде прямой линии с ним, чтобы в прямом эфире он отвечал на вопросы. Он тоже отказался. Он сказал, что это будет использование его административного ресурса. Он мог у нас спокойно совершенно на ТВЦ выступать час, два.
И как это согласуется с законом о выборах?
Ю. Б.: Я хотела его пригласить к нам не как кандидата, а как мэра. Поскольку он не слагал с себя полномочий, он был действующим мэром, он мог себе это позволить, но он этого не стал делать.
Последний вопрос. За время вашей работы на телевидении вам часто приходилось врать?
Ю. Б.: Нет.
А снимать материалы?
Ю. Б.: Снимала.
По какому принципу?
Ю. Б.: Некачественные.
Вы когда-нибудь снимали материалы по политическим причинам?
Ю. Б.: Никогда.