Если коротко, «Яндекс» начинался с «Библейского компьютерного справочника» — программной оболочки, в которой был текст Библии с возможностью удобного поиска. Например, для проповеди нужно все, что сказано в Библии о верблюдах, — одним запросом можно найти все стихи, в которых упоминается верблюд, причем в любом падеже. «мы сели все вместе и придумали, куда можно приложить умение хорошо искать в русских текстах», — вспоминает Елена Колмановская. Она стояла у истоков компании и по-прежнему считает себя редактором, а не бизнесменом. Два года назад Колмановская перестала быть главредом «Яндекса», оставшись консультантом и акционером.
Я читала в каком-то интервью, что устройство «Яндекса» больше напоминало советский НИИ.
Елена Колмановская: «Яндекс» действительно был построен как НИИЧАВО из «Понедельник начинается в субботу». Тут были люди, которым было страшно интересно делать то, что они делают, и которые совершенно не думали, сколько часов в день они на это тратят. С другой стороны, от них никто не требовал запустить что-то к 7 ноября, потому что было понятно, что они делают хорошую идею со всей возможной скоростью. И установка Аркадия Воложа всегда была такая: «Вы сделайте продукт. А где там деньги? Деньги найдутся».
Тогда компания была такая, что все помещались в одной комнате, потом в двух, в трех, встречались все время на одной кухне, обменивались идеями. Когда компания становится очень большой, становится труднее передавать этот дух.
Он исчез?
Е. К.: Нет, конечно. Он передается по цепочке, от ветеранов и начальников к новичкам. Когда-то Волож взял на работу всех знакомых, потом всех знакомых знакомых, всех братьев и сестер знакомых. Потом пришлось для найма заводить HR. Но идея про то, что человек должен быть близкий по духу, до сих пор очень важна. Когда я еще сама набирала людей в службу поддержки пользователей, у меня на стене висела картинка «Слон в удаве». Человека, который не знал, что это, я не брала — слишком много надо было бы возиться с обучением.
Быть одним из основателей, основательницей «Яндекса» — что это в вашем случае?
Е. К.: Я знаю, что про меня так написали в какой-то момент. Технологию в огромной степени основал Илюша Сегалович. Организацию бизнеса в огромной степени основал Аркаша. Они как бы более, наверное, основательные основатели, чем я. А я скорее главный редактор. Иногда я так себя видела со стороны. Вот мы обсуждаем какие-то проекты, и Аркаша говорит: «Мы полетим к звездам», Илюша говорит: «У нашего корабля будет три ступени», а я говорю: «А мусор кто-нибудь выкинет?» Пока у тебя на стройплощадке мусор, это нехорошо, это мешает строить.
Я поняла, вы были старостой.
Е. К.: Ну не знаю. Староста — это какая-то устаревшая и двусмысленная терминология. У меня была задача следить за смыслом, то есть у Аркаши и у Илюши было все очень хорошо со смыслом, но у Аркаши это было обременено идеей бизнеса, развития и так далее, а Илюша — технократ и программист, а программисту очень трудно все время помнить, как выглядят простые люди. А я всегда считала, что главная задача маркетинга, по крайней мере в «Яндексе», — это держать сторону пользователя, то есть заниматься не рекламой, а интересами пользователя. Пользователю должно быть понятно, пользователю должно быть удобно, пользователя нельзя грузить.
Что еще в «Яндексе» от вас?
Е. К.: Не могу сказать, что прямо-таки «от меня», но могу сказать, что мне в «Яндексе» близко. Я думаю, что это вообще прозрачность действий, честность действий. Как говорил один человек, который работал в компании 10 лет назад, «Яндекс» честен до неприличия». Это касается любых отношений — с пользователями, с партнерами, с сотрудниками, с клиентами.
Вообще у нас в некотором смысле весь бизнес на честности. Наша поисковая система сортирует по релевантности, в которой, например, не участвуют деньги, мы не продаем результаты выдачи. То же самое с новостями. Их можно любить — не любить, у меня к ним есть сто тысяч претензий, но их делает алгоритм, никто ничего не ставит руками в принципе.
И еще мне близка большая любовь к русскому языку. Сейчас у нас есть целая служба писателей, я не знаю, как они справляются, но весь огромный объем текстов, исходящих из «Яндекса», написан на грамотном русском языке. И наши пользователи это понимают. Когда и интернет, и мы были еще маленькими, если на «Яндексе» публиковался текст, в котором не хватало запятой, мы обязательно получали письмо: «Уважаемый «Яндекс», это же ваш и наш русский язык. Вам не стыдно?»
А вам, кстати, бывало стыдно?
Е. К.: Стыдно выдавать за информацию то, что ею не является. Если, например, «Яндекс» делает рейтинг чего-то, то этот рейтинг должен быть содержательным и репрезентативным и не должен быть легко накручиваемым. Если злоумышленник может легко накрутить рейтинг, то грош цена этому рейтингу. Мы из-за этого когда-то закрыли топ-записи в блогах.
Все считали, что вы закрыли их по политическим причинам.
Е. К.: Был плохой рейтинг, если бы зависело от меня, его бы даже никогда и не открыли. Именно потому, что он был легко накручиваемым, а журналисты смотрели туда и говорили: «Российские блогеры возмущены» или «Активно обсуждают». Как сейчас любят говорить, «Твиттер взорвало сообщение». Это, кстати, вообще чушь страшная, потому что нет ничего, что взорвало бы Твиттер. Твиттер — это миллионы, если не миллиарды людей, если сообщение видели 10 000 человек, оно ничего не взрывало. К сожалению, наш рейтинг можно было накрутить задешево. Люди, которые у нас придумали этот рейтинг, основывались на нормальной социальной механике: мне нравится — я ссылаюсь, не нравится — не ссылаюсь. Но поскольку никакие блогхостинги не следят за количеством виртуальных персонажей, то я могу создать себе 200 аккаунтов, сама на себя ссылаться и вывести себя в топ блогосферы. И в результате рейтинг не имел никакого отношения к жизни, к интересам людей, ни к чему не имел отношения.
Ясно. А вообще можно как-то повлиять на «редакционную политику» «Яндекса»? Вот был, например, случай с «Яндекс.Пробками». Вас подозревали в том, что перед выборами мэра вы подсуживаете московскому правительству.
Е. К.: У нас репутационный бизнес, очень важно, чтобы мы работали именно так, как заявляем. Если пользователи нам не верят, они уйдут. Нас периодически кто-нибудь подозревает, иногда с двух противоположных сторон одновременно. И поступаем мы следующим образом: тщательно рассказываем всем желающим, как что работает на самом деле, и отвечаем на вопросы. И на корпоративном сайте, и на конференциях, и просто устраиваем семинары для всех, кому интересно. Как я уже говорила, наши технологии прозрачны. И люди это понимают. Например, когда мы выключали топовые темы в блогосфере, многим казалось, что это политика, и собрался даже пикет у нашего офиса. Мы всех участников пикета пригласили в офис выпить чаю и три часа рассказывали им, как работала схема, почему мы считаем, что мы не можем и не хотим поддерживать сервис, не отражающий реальность. И потом эти люди в блогах объясняли другим, почему мы закрыли рейтинг. И с «Пробками» то же самое — каждый раз, когда возникает эта тема, мы устраиваем открытый семинар.
А что все-таки было с пробками и с мэрией? К вам поступали заявки? А как с другими сервисами?
Е. К.: Московские власти как раз очень даже в курсе, как «Пробки» работают. Поэтому не приходят и не говорят: «Нарисуйте тут зеленую полосу», такого бреда никогда не слышала. А про «Новости» нам чего только не предлагают — например, заплатить, чтобы эту новость поставили первой. Или пытаются объяснить, что эта новость неподходящая, надо бы убрать. Мы и в Думу ездили, рассказывали, как у нас работают «Новости». Объясняли, почему мы не решаем, хорошая новость или плохая. Мы им говорили, что заголовки мы получаем от источников-партнеров, что место новости в рейтинге зависит от мощности информационного потока, то есть чем больше важных источников про что-то пишут, тем выше рейтинг этого сюжета. Конечно, бывает неприятная ситуация, когда мы взяли заголовок от источника, а потом редактору источника дали по башке и он быстренько заголовок поменял. За такое поведение источник штрафуется, то есть у него понижается «карма», что уменьшает вероятность его появления на первой странице «Яндекса».
Во всех остальных случаях мы просто отражаем источники, говорим: «Ребята, если вам не нравится, что написано, все претензии к источнику. Если клевета, раскрытие государственной тайны или просто вам не нравится, как написали лично о вас, вы на самом деле брюнет, а не блондин, говорите с источником». «Яндекс.Новости» — зеркало информационной картины дня, а не ее создатель.
А вообще компания остро чувствует на себе интерес власти?
Е. К.: Мы чувствовали его во время обострений. Есть любители писать на нас доносы. Так было во время истории с Грузией, Абхазией, Осетией. Наши партнеры — русскоязычные грузинские источники — выражали свое недовольство событиями, используя при этом определенную лексику. Примерно как сейчас Россия и Украина используют разную лексику для описания нацгвардии и ополченцев. Вот там тоже что-то такое было написано, я уже не помню, что именно, что-то про «захватчиков». Это сообщение было внутри большого сюжета. А некоторые люди написали возмущенное письмо «партии и правительству», что якобы этот заголовок был опубликован на первой странице «Яндекса». Пришлось объяснять, как все было на самом деле и почему именно так. Сейчас, кстати, у нас аккуратно разведены выпуски новостей для разных стран — именно потому, что мы не инструмент пропаганды взглядов разных сторон, а зеркало новостей конкретной страны, для которой делаем новостной выпуск.
Еще одно обострение — это когда появилась «Золотая акция», когда вы страховались от покупки или захвата компании?
Е. К.: Действительно было обострение, которое удалось разрешить путем просто переговоров. Как обычно, чем прозрачнее ситуация, тем лучше. Как выяснилось, речь шла не о собственности, а о довольно естественных опасениях государства, что такой большой источник медийного влияния, как «Яндекс» с многомиллионной аудиторией, окажется под внешним влиянием. И это, в общем, понятные опасения, потому что так во всем мире устроено. В этот момент придумали «Золотую акцию», единственная функция которой — иметь возможность заблокировать сделку, в результате которой кто-то аккумулирует более 25% компании. И все выдохнули, все стали довольны. Понятно, что нас не скупит на корню ЦРУ или, скажем, Порошенко. И это то, чего нашему государству было достаточно, их волновало именно это, а не вопрос, кто владеет, чьи деньги.
А сейчас, после выступления президента — новое обострение?
Е. К.: В том, что Путин говорил про «Яндекс», я вообще не вижу никакой угрозы. Там были, конечно, не очень понятные слова про «поддавили вначале» и иностранцев в совете директоров. Какие-то глобальные решения действительно принимает совет директоров, но как делать поиск, как делать новости и вообще какими сервисами и как заниматься, совет директоров не решает и ни разу не пытался. И спасибо ему за это. Тем не менее даже в этой речи Путин сказал что-то в таком духе, что раньше было так, а сейчас уже все лучше. Понятно, что есть люди, которые считают, что, если Путин знает слово «Яндекс», это несет угрозу этой компании. Я не журналист и не параноик, поэтому я не вижу в этом проблемы.
Неприятной была история про «Яндекс.Новости», которые хотели приравнять к СМИ. Но история поднялась и спокойно окончилась. Те, от кого зависело, сказали, что нет, это не СМИ. Мы ничего здесь особенного не делали, мы опять рассказали какому-то количеству очередных депутатов, как работают «Яндекс.Новости». И что лицензированные СМИ — слишком узкое определение, начиная с того, что «Kremlin.ru» — это не СМИ, информационные порталы городов — это тоже не СМИ. Официальные сайты партии — это не СМИ. Было бы странно, если бы мы потеряли эти источники информации.
А потом еще Волож ушел со своей позиции.
Е. К.: Волож остался на своей главной позиции — генерального директора. CEO «Яндекса». А ушел он с формальной позиции директора ООО «Яндекс» потому, что хочет больше заниматься международными проектами компании, и потому, что нашел человека, который может взять на себя управление российским «Яндексом», в котором работает уже 6000 человек. Но от ответственности за «Яндекс» он никуда не ушел.
Мне кажется, какая-то часть власти просто боится интернета, кто-то просто не умеет пользоваться.
Е. К.: Я не думаю, что боятся. Боятся — это чистая эмоция. Интернет оказывает сильное влияние на жизнь и далеко не всегда — благотворное. И никто еще толком не понимает, какое именно и как с этим жить. Но в этом нет проблемы. Любая инновация, как когда-то, например, органическая химия или атомная энергетика, конечно, непонятна.
Я даже понимаю, когда люди в интернете видят угрозу. Например, потому, что сейчас интернет — это огромная неконтролируемая помойка, в которой в том числе рассеяны жемчужины. Мы не умеем отличать информацию от дезинформации, от рекламы и вообще от чего угодно. Я уже не говорю о том, что через интернет продаются какие-то левые товары, может быть, опасные, может быть, не опасные. То есть интернет — такая среда для всего. И люди, которые боятся, например, хотят фильтры для детей, это нормальные люди. Просто они не хотят, чтобы дети в социальной сети вляпались в разговор неизвестно с кем, потому что у детей нет иммунитета. Даже у взрослых плохо с иммунитетом в социальных сетях, иммунитет вырабатывается исторически, а социальные сети только что возникли. Но вообще, когда ты выходишь на улицу, там тоже есть опасность, может хулиган подбежать, могут грязью облить, может какой-нибудь гад плюнуть.