«В вашем списке Forbes не скоро появятся музейные работники», — говорит героиня с нашей обложки, легендарный директор ГМИИ им. А. С. Пушкина Ирина Александровна Антонова. Тут уж не поспоришь — да и незачем. Люди идут работать в музей уж точно не за длинным рублем. Наверное, ежедневное лицезрение шедевров, пребывание в непосредственной близости от них дает какой-то невидимый со стороны заряд, энергию, эмоциональную наполненность. Когда мы приходим в музей, это отчасти доступно и нам.
Меня лет с четырех-пяти водил в музеи папа. Не буду лукавить, что уже тогда что-то произвело на меня неизгладимое впечатление. Нет, я, как и большинство детей, думаю, предпочла бы сходить на программу мультфильмов в кинотеатрах «Баррикады» или «Россия». Но что-то мало-помалу накапливалось. И сначала, уже в школьном возрасте, я переживала, что не могу запомнить названия всех картин и скульптур, имена всех художников, пыталась записывать, анализировать, чей Давид лучше — Донателло или Верроккьо (Микеланджело был вне конкуренции). Потом увидела импрессионистов — и забыла о том, что должна что-то запоминать. Просто смотрела. «Знания об искусстве важны: без них невозможно читать его язык, — говорит другая наша героиня, директор Мультимедиа Арт Музея Ольга Свиблова. — Но знать и переживать — разные вещи. Искусство нужно людям прежде всего как переживание. А переживание мы получаем только в непосредственном контакте».
Магия подлинника необъяснима, но, если бы ее не было, музеи бы давно пустовали. Виртуальные технологии позволяют увидеть в высоком разрешении любой визуальный шедевр, изучить его, каталогизировать, сделать заставкой на экране. Но вряд ли заставят от него заплакать. За этим — только в музей. Из того, что вспоминается сразу, — «Мадонна Литта» Леонардо. Что, я не видела ее раньше, не была знакома с этой работой? Видела, и не раз. Но лет пять назад забежала в Эрмитаж буквально на час, перед закрытием — и меня, что называется, пробило. Слезы сами полились. Или Ника Самофракийская — конечно, я много раз видела и копии. Но когда в Лувре она вдруг выросла передо мной на лестничном пролете — я с места сойти не могла. Выставка Левитана в Третьяковке. Вид на Дворцовую в Питере — когда выходишь на нее через арку Генштаба. Пустынная ночная Сан-Марко в Венеции. «Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать», а дыхание перехватывает, сердце, орган для того самого, гумилевского шестого чувства, сжимается — и это счастье.