Свадьба — это маленькая смерть: жизнь афганок глазами норвежской журналистки
За все время свадьбы никто из молодых ни разу не улыбнулся. Но теперь, увидев свой новый дом, Шакила больше не может сдерживаться. «Как красиво ты все устроила!» — говорит она Мариам. Впервые в жизни у нее будет своя спальня. Впервые в жизни она будет спать в своей собственной кровати. Она садится на мягкое одеяло рядом с Вакилом.
Остается исполнить последний ритуал. Одна из сестер Вакила протягивает Шакиле большой гвоздь и молоток. Шакила знает, что от нее требуется, спокойно подходит к двери спальни и начинает забивать над ней гвоздь. Когда гвоздь полностью уходит в дерево, все хлопают в ладоши. Бибигуль всхлипывает. Вколотив гвоздь, Шакила навек соединила свою судьбу с этим домом.
На следующее утро, перед завтраком, тетя Вакила приходит к Бибигуль, матери Шакилы. У нее в сумочке лежит простыня, которую Лейла чуть не забыла вчера, — самое главное. Старуха почтительно достает ее из сумочки и протягивает матери Шакилы. Простыня вся в крови. Бибигуль улыбается и благодарит, одновременно вытирая слезы. Она быстро читает благодарственную молитву. Все женщины дома вбегают посмотреть, и Бибигуль демонстрирует простыню всем желающим. Даже маленьким дочерям Мариам показывают эту кровавую тряпку.
Не будь крови, домой отослали бы не простыню, а Шакилу.
Матриарх
Свадьба — это все равно что маленькая смерть. В первые дни после свадьбы семья невесты оплакивает ее, как покойницу. Дочь потеряна — продана или отдана. Больше всех скорбят матери, которые до этого держали дочерей целиком в своих руках, знали, где те были, с кем встречались, что надевали, что ели. Большую часть суток они проводили вместе, вместе вставали, вместе убирали дом, вместе готовили еду. После свадьбы дочь навсегда покидает мать и переходит в другую семью. Целиком и полностью. Она не может прийти в гости, когда пожелает, — только с разрешения мужа. И ее семья не может просто так прийти ее навестить — только если пригласят.
В квартире дома номер 37, что в Микрорайоне, сидит мать и оплакивает дочь, которая живет в часе ходьбы от нее. Но какая разница, где живет Шакила — в деревне Дех-Худайдад под Кабулом или за океаном? Все равно грустно, что она больше не сидит на циновке рядом с матерью и не пьет вместе с ней чай с засахаренным миндалем.
Бибигуль щелкает еще один орех. Она прячет миндаль под циновкой от Лейлы. Младшая дочь следит за тем, чтобы мать не умерла от обжорства. Она что твоя медсестра в клинике для похудания: запрещает сладкое и жирное, выхватывает у матери из рук лакомства, которые та добыла в обход запретов. Когда у Лейлы есть время, она специально для родительницы готовит постную пищу. Но Бибигуль частенько поливает свою еду жиром из тарелок соседей, когда Лейла не видит. Она обожает вкус пищевого жира, теплого бараньего сала и жаренной в масле пакоры, а по окончании обеда любит высасывать мозг из костей. Еда — это ее убежище. Если она не наелась за ужином, может пойти ночью на кухню облизывать миски и выскребать кастрюли. Несмотря на все усилия Лейлы, Бибигуль не худеет, напротив, с каждым годом она становится все толще и толще. К тому же по всей квартире у нее тайники с едой: в старых сундуках, под коврами, за ящиком. Или в сумочке. Там она хранит сливочную карамель. Бесцветную, мучнистую, зернистую сливочную карамель из Пакистана. Самого дешевого сорта, безвкусную, иногда прогорклую. Но все равно это сливочная карамель, с коровами на фантиках, и никому не слышно, когда она ее сосет.
Миндаль же приходится щелкать, когда никого нет поблизости. Бибигуль становится себя жалко. Она одна в комнате. Сидит на своей циновке, покачиваясь из стороны в сторону, орехи зажаты в кулаке. И смотрит в пустоту. На кухне звякают кастрюли. Скоро у нее не останется ни одной дочери. Шакила покинула дом, Бюльбюла вот-вот покинет. Когда не станет и Лейлы, как жить дальше? Кто будет о ней заботиться?
«Пока жива, Лейлу не отдам», — говорит она о своей девятнадцатилетней дочери. К Бибигуль уже много раз приходили сваты, но она всегда отвечала отказом. Ведь никто так не позаботится о ней, как Лейла.
Сама Бибигуль больше и пальцем не шевелит. Только сидит в своем уголке, пьет чай и думает. Ее рабочий век закончен. Когда дочери вырастают и становятся взрослыми, мать превращается в своего рода семейного руководителя: она дает советы, устраивает браки, следит за моралью в семье, точнее, за поведением дочерей. Смотрит за тем, чтобы они не выходили на улицу одни, чтобы прикрывались как должно, чтобы были послушны и вежливы. А вежливость, по мнению Бибигуль, высшая добродетель. После Султана самой большой властью в семье располагает именно Бибигуль.
Ее мысли снова возвращаются к Шакиле, что сидит сейчас за глинобитными стенами. Чужими стенами. Вот она тащит тяжелые ведра из колодца, а в ногах у нее путаются цыплята и десять чужих сирот. Бибигуль боится, что совершила ошибку. А вдруг муж не будет добр к Шакиле? К тому же в доме так пусто без нее...
В маленькой квартирке вряд ли стало намного просторнее после ухода Шакилы. Теперь в четырех комнатах вместо одиннадцати живет десять человек. В одной спят Султан, Соня и их годовалая дочь. В другой — младший брат Султана Юнус и старший сын Мансур. В третьей — все остальные: Бибигуль, две ее незамужние дочери Бюльбюла и Лейла, младшие сыновья Султана Экбал и Аймал, а также их двоюродный брат, внук Бибигуль и сын Мариам, Фазиль.
Четвертая комната используется как склад для книг и открыток, риса и хлеба, зимней одежды летом и летней — зимой. Одежда лежит в больших коробках — шкафов в квартире нет. Каждый день масса времени уходит на то, чтобы найти нужное. Женщины, стоя или сидя на полу, роются в содержимом коробок, извлекая на свет божий одежду, обувь, сумку с кривой ручкой, сломанную шкатулку, ленту, ножницы или скатерть. После непродолжительных раздумий вещь либо пускают в дело, либо кладут обратно. Редко когда что выбрасывают, поэтому коробок становится все больше и больше. Каждый день в кладовой проводят маленькую перестановку: если кому-то нужно добраться до нижней коробки, все, что сверху, приходится раскидывать по сторонам. Помимо больших коробок с одеждой у каждого члена семьи есть свой сундук с замком. Ключ от него женщины носят на поясе. Этот сундук — единственное, что у них есть личного, и каждый день можно наблюдать, как они сидят на полу, склонившись над сундуком, и разглядывают украшения — что-то надевают, что-то кладут обратно; мажутся кремом, о котором совсем забыли, или нюхают духи, которые кто-то когда-то им подарил. Другие, быть может, мечтают над фотографией некоего двоюродного брата, а иные, как Бибигуль, достают припрятанные карамельки или печенье.
У Султана есть книжный шкаф с замком и стеклянными дверцами, чтобы можно было разглядеть корешки книг. Там стоят собрания стихов Хафиза и Руми, путевые заметки столетней давности и растрепанные атласы. Там же, между страниц, Султан прячет деньги. В Афганистане не существует надежной банковской системы. В книжном шкафу Султан держит самые дорогие ему издания, книги с посвящениями, а также те, которые он хотел бы почитать, когда выдастся время. Но обычно Султан целыми днями занят в магазине. Он выезжает из дома, когда еще восьми нет, и возвращается домой в восемь вечера. Времени остается только на то, чтобы поиграть с Латифой, поужинать и решить проблемы, если таковые возникли в семье в его отсутствие. Но обычно ничего такого не случается, потому что женщины ведут тихую замкнутую жизнь, а вмешиваться в их мелочные козни и препирательства ниже достоинства Султана.
В нижнем ящике шкафа лежат Сонины вещи — одна-две красивые шали и украшения, — немного денег и игрушки Латифы, которые Соня, выросшая в семье со скромным достатком, посчитала слишком хорошими, чтобы разрешить дочери с ними играть. Кукла Барби, которую Латифе подарили на первый день рождения, выставлена сверху на шкафу, в упаковке.
Шкаф — единственный предмет мебели в квартире, ни радио, ни телевизора у семьи нет. Вся обстановка пустых комнат сводится к разложенным вдоль стен циновкам и жестким подушкам. Ночью на циновках спят, днем — сидят. Подушки ночью подкладывают под голову, днем — под спину. Во время еды на полу расстилают клеенку, вокруг которой рассаживаются, скрестив ноги, члены семьи и принимаются есть пальцами. После того как все поели, клеенку моют и снова сворачивают.
Полы в комнатах каменные, холодные, их накрывают толстыми коврами. Стены все в трещинах. Двери покосились, многие из них вообще не закрываются. Некоторые межкомнатные дверные проемы просто завешены простыней. Дыры в окнах заткнуты полотенцами.
На кухне стоят скамейка для мытья посуды, газовый примус и плита на полу. На подоконниках лежат овощи, хранится недоеденная пища. Полки занавешены тряпочками, чтобы защитить посуду от грязи и копоти примуса. Но сколько бы женщины ни старались поддерживать чистоту, все скамейки, полки и подоконники неизменно покрыты слоем жира, сверху облепленного толстым слоем извечной кабульской песчаной пыли.
Туалет и ванную заменяет маленькая смежная с кухней комнатенка без двери. Всех удобств — дыра в бетонном полу и кран. В углу стоит дровяная печь, на которой греют воду для мытья. Еще есть бак, который наполняют, когда дают воду. Над баком прибита маленькая полочка, на ней — флакон шампуня, черное от грязи мыло, несколько зубных щеток и тюбик китайской зубной пасты, зернистой массы с неопределенным химическим привкусом.
«Когда-то отличная была квартира, — вспоминает Султан. — Все было: вода, электричество, картины на стенах — абсолютно все».