Любовь и эволюция: как мы выбираем пару и причем тут хвосты и перья
Объяснение Дарвином чувства прекрасного у животных находит отклик у некоторых биологов, в том числе у [биолога из Йельского университета Ричарда] Прама, который ставит перед собой задачу возродить первоначальную дарвиновскую версию полового отбора посредством выбора партнера. Но представление о том, что у животных есть человеческое восприятие прекрасного, способное влиять на эволюцию их собственного вида больше, чем общепринятые факторы — климат, хищники и доступность пищи, многие считают маловероятным, в том числе так считали современники Дарвина и его преемники. Альтернативное объяснение состоит в том, что предпочтения существуют по определенной причине: в частности, предпочтительные черты являются индикаторами генетического качества потенциальных партнеров (и снова уже знакомая нам гипотеза «хороших генов»). Самец с хорошим набором генов (например, иммунных) будет наделен и наиболее красивыми чертами. Самка косвенно выигрывает от выбора наиболее красивого самца, потому что ее дети (обоих полов) будут генетически превосходить детей менее красивых самцов и сами будут оставлять более крепкое потомство. Получается, что развитие красивых черт — это надежный способ для самок выбирать лучших самцов. Возможно, это кажется интуитивно верным и больше соответствует теории Дарвина об адаптации путем естественного отбора — только наиболее «приспособленные» выживают и оставляют потомство.
Но у теории «хороших генов» очень мало доказательств. Один из хрестоматийных примеров — красно-оранжевая окраска у некоторых видов, в том числе у самцов чечевиц. В ряде исследований предприняли попытку установить связь между более ярким красным цветом и более качественными генами у особей, например, у колюшек (Семейство лучеперых рыб. — Прим. пер.): самцы с ярко-красными брюшками более привлекательны для самок и, вероятно, лучше противостоят паразитам. Но десятилетия исследований так и не смогли доказать стопроцентную взаимосвязь между красным цветом и хорошими генами, а механизмы, связывающие эти два признака, до сих пор активно обсуждаются. Более того, красная окраска — довольно простой признак. А что на счет изысканного узорчатого оперения павлинов? Гипотеза «хороших генов» утверждает, что каждая черта, которую демонстрируют, развилась в прошлом потому, что она была лучшим индикатором хороших генов — утверждение, которое Прам считает невозможным для многих проявлений у птиц. Я уже рассказывала про доказанный пример, когда запах позволяет особям найти предпочтительные гены: запах, основанный на генах MHC. Известно, что особи многих видов выбирают себе пару на основе этих запахов, но они показывают не лучшие гены в целом, а наиболее удачно дополняющие того, кто ищет. Иногда нам нужны те самые правильные для нас гены, и мы используем обоняние, чтобы их найти.
Еще одна идея, почему у самок есть особые предпочтения в период спаривания, заключается в том, что их мозг уже настроен на определенные сигналы. Самцы развивают в себе черты, позволяющие использовать уже существующие склонности и предпочтения. Вспомните еще один из наших примеров — тунгарских лягушек и их любовь к глубокому манящему кряканью. Первоначально считалось, что такое кряканье предпочтительнее, потому что оно напрямую связано с пользой или хорошими генами: низкий и глубокий тембр встречается у более крупных самцов, которые могут оплодотворить больше яиц, и потомство более крупных самцов с большей вероятностью выживет. Но после тщательного изучения родственников тунгарских лягушек было выдвинуто альтернативное объяснение. Хотя не у всех самцов этих видов в брачных призывах есть кряканье, один из двух имеющихся у этих лягушек органов слуха настроен на восприятие именно низких глубоких звуков. Как утверждает команда Райана, самцы, у кого случайным образом появился крякающий низкий звук, стали пользоваться большей популярностью, чем самцы с одним протяжным звуком, так как у самок есть особенности восприятия.
Более интуитивный пример — любовь гуппи к оранжевому цвету. Гуппи часто питаются фруктами, которые падают в реки в местах их обитания, и эти фрукты оранжевого цвета: самки в многочисленных популяциях гуппи любят самцов с яркими оранжевыми пятнами. Серия первоклассных экспериментов показала, что, скорее всего, сперва у особей возникла любовь к оранжевым фруктам, а затем самцы начали использовать это предпочтение для привлечения самок. Другими словами, сперва мозг гуппи развил влечение к оранжевому цвету, чтобы облегчить поиск пищи, а затем самцы начали использовать это предпочтение, чтобы привлечь самок во время ухаживаний. Насколько мне известно, мексиканских чечевиц в таком контексте не изучали, но интересно отметить, что они питаются различными семенами и ягодами, и среди любимых — красноватая шелковица и вишня. Вероятно, птицы используют эти давно существующие склонности для привлечения партнеров, тогда как млекопитающие, многие из которых не активны в течение дня и, следовательно, не имеют такой же остроты зрения, как птицы, используют вместо этого слуховые и обонятельные сигналы.
И последнее, но не менее важное: возможно, что именно сочетание вышеперечисленных механизмов — прямой выгоды, «сексуальных сыновей», «хороших генов» и уже существующих склонностей — наилучшим образом описывает эволюцию половых предпочтений и соответствующих им черт. Рональд Фишер, один из первых математиков, описавших теорию «сексуальных сыновей», разработал модель, состоящую из двух частей: сперва все начинается с предпочтений черт, указывающих на хорошие гены, но потом ситуация выходит из-под контроля (теорию «сексуальных сыновей» еще называют фишеровским «убеганием»). Когда предпочтение и предпочтительная черта наследуются у одних и тех же особей, возникает петля обратной связи — с каждым поколением предпочтение и черта становятся все более и более преувеличенными. В какой-то момент черта перестает давать достоверную информацию о генетических качествах ухаживающего — она теряет связь с хорошими генами. По мнению Фишера (и других статистиков, работавших над этой проблемой), математическая неизбежность заключается в том, что стремление к сексуальности — «вкус к прекрасному» — берет верх.
Так что же все это значит для нас, для людей? Возвращаясь к названию главы: при чем тут любовь? Нейробиологи, антропологи и психологи изучали романтическую любовь и связали ее с эволюционным развитием системы мозга, отвечающей за выбор партнера. Отделы удовольствия/вознаграждения, активируемые во время принятия решений о спаривании у птиц и млекопитающих, также активируются во время переживания романтической любви у людей. Сильное влечение, которое мы испытываем к человеку, в которого влюбляемся, может быть продолжительной и усиленной версией того, что испытывает чечевица, когда самец из ее социальной группы танцует и поет для нее. Подобно тому как романтическая любовь способна трансформировать и изменять нашу индивидуальную жизнь, выбор партнера в эволюционном прошлом был мощной силой, формирующей человеческую анатомию и поведение. Хотя конечные причины наших предпочтений — прямая выгода, «сексуальные сыновья», «хорошие гены» и существовавшие ранее склонности — обязательно будут обсуждаться еще в течение десятилетий, нет никаких сомнений, что выбор партнера в прошлом повлиял на наш вид как физически, так и социально. Некоторые универсальные человеческие черты — постоянная грудь и выступающий пенис — вероятно, развились именно благодаря выбору партнеров. Многие физические различия между географическими группами, а также социальные/личностные черты также могли возникнуть в результате полового отбора, но тут необходимы дальнейшие исследования. Наши сегодняшние предпочтения и выбор могут дать ключ к пониманию того, как половой отбор в настоящее время действует в человеческих популяциях (эта тема выходит за рамки этой главы), но они также дают нам подсказки о нашем эволюционном прошлом. Это любимая тема в области эволюционной психологии, которая пытается объяснить все человеческое поведение, включая предпочтения в спаривании, как прошлые адаптации. Доказано, что женщины во всем мире предпочитают мужчин, приносящих больше ресурсов, а мужчины с высокой сексуальной активностью уделяют больше внимания внешности (например, размеру груди), потому что для них это признак фертильности. Такие объяснения вызывают сомнения, но даже если они получат единогласную поддержку, это всего лишь капля в море. Как мы узнали из исследований на животных, предпочтения в выборе партнеров для спаривания не фиксированы, они различаются у разных особей, а также могут меняться у одной особи с течением времени. Более того, люди часто принимают решения, опираясь на несколько черт, и эти черты не обязательно равнозначны. Очевидно, что человеческие предпочтения разнообразны и многогранны, и, к счастью, это так. В противном случае мы все влюблялись бы в одних и тех же людей.
Когда я пишу о выборе партнера, я не могу не вспомнить тот момент, когда мы с мужем выбирали друг друга на долгосрочную перспективу. У нас был бурный роман на расстоянии, пока он жил в Нью-Йорке, а я в Сан-Франциско. Я выбрала его по многим причинам: он умел меня рассмешить и также умел посмеяться над собой, он был высоким темненьким красавчиком, он был очень начитанным и любил путешествовать, я подумала, что он может стать надежным партнером и отцом. Его предложение на реке Гудзон тянет на сценарий для голливудского романа — примерно до середины его выступления. До этого момента все было идеально: романтическая обстановка, искренние рассказы о том, чем я ему понравилась... моя улыбка, моя внешность, мое трудолюбие и любопытство. Но затем он добавил, как бы между делом: «Я выбрал тебя за твои хорошие гены». В то время мне показалось это очень неромантичным (романтика испарилась!), но теперь я могу оценить его честную речь, ведь она раскрывает множество факторов, повлиявших на наш выбор, и намекает, что в этом были задействованы множество эволюционных механизмов.