Приложение к браку: почему в семейных спорах предлагают не учитывать мнение ребенка

Главенствующая норма семейного законодательства в России, которая придает значимость способности и праву ребенка «выражать свое мнение при решении в семье любого вопроса, затрагивающего его интересы», — это статья 57 Семейного кодекса. В ее действующей редакции учет мнения ребенка, достигшего возраста 10 лет, не просто желателен, но и обязателен.

При этом ни нормы международного права, ни нормы российского законодательства не содержат конкретного возрастного ценза, с которого ребенок мог бы быть заслушан, связывая эту возможность со «степенью зрелости ребенка», которая определяется чаще всего посредством результатов обследования ребенка психологом, и иными доказательствами, содержащими в себе указание на способность ребенка выражать собственное мнение и осознавать его значение. Например, в моей практике был случай, когда суд заслушал семилетнего ребенка.

Именно эта статья вызвала недовольство депутатов Госдумы, выступивших с инициативами о внесении поправок в Семейный кодекс. Основное предложение авторов законопроекта в новой редакции статьи — исключить возможность учета мнения ребенка, заменив ее на «право ребенка на учет его интересов и мнения его родителей», за исключением случаев, когда решение противоречит интересам ребенка. Здесь проводится различие между мнением ребенка и его интересами, которые могут не совпадать. 

Депутаты также полагают необходимым конкретизировать понятие «интересы ребенка» в соответствии с традиционными российскими семейными ценностями.

Традиционные российские ценности ставят в оппозицию положениям, прописанным в ряде ратифицированных Россией международных документов. В пояснительной записке депутаты критикуют ратифицированные Россией и действующие сегодня такие международные документы, как Конвенция о правах ребенка и Декларация прав ребенка. Авторы законопроекта указывают, что содержащиеся в них нормы о «наилучших интересах» ребенка являются «троянским конем», внедряющим «западные ценности» и разрушающим «традиционные». Авторы убеждены, что в западных странах «интересы ребенка всегда оказываются в приоритете». Это они, очевидно, рассматривают как в целом негативный фактор.

На мой взгляд, именно в этой фразе содержится корень заблуждения авторов проекта.

Дети суду не указ, а ориентир

Обратимся к российской Конституции, согласно которой забота о детях, их воспитание — равное право и обязанность родителей. Именно из конституционной нормы следует, что интересы ребенка должны быть в приоритете по отношению к интересам взрослых. Ребенок не должен рассматриваться как «приложение» к институту семьи. Он, несмотря на свою уязвимость в силу возраста и развития, индивидуум, личность, а не «собственность» родителей.

Критикуя положения статьи 57 Семейного кодекса, разработчики полагают, что «мнение малолетнего ребенка является непреодолимым вето на мнение родителя». На самом деле это не соответствует действительности, и о вето речь не идет изначально. 

Действующая редакции статьи 57 СК РФ содержит в себе положение об обязательном учете мнения ребенка в ходе любого судебного или административного разбирательства, но не об абсолютном согласовании позиции суда с мнением ребенка при вынесении решения. Как адвокат, практикующий в данной категории дел, могу уверенно утверждать, что мнение ребенка, полученное в ходе опроса в судебном заседании, не является императивным для суда при вынесении решения и всегда исследуется в совокупности с другими доказательствами.

Действительно, авторы верно замечают, что главенствующая роль при разрешении споров о детях «принадлежит судебному усмотрению». Но усмотрение выражается в определении наилучших интересов ребенка в каждом конкретном деле. При решении вопросов по семейным делам суды, руководствуясь законом, оценивают доказательства «по своему личному убеждению», опираясь на четкие юридические механизмы.

Как стандартизировать интересы ребенка?

Депутаты указывают, что «наилучшие интересы ребенка» — это скорее расплывчатая банальность, нежели юридический или научный стандарт. Однако, считаю, невозможно выработать «стандарт наилучших интересов ребенка». Здесь вспоминается высказывание классика, Льва Толстого: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему».

Особенностью семейных споров является их деликатность и индивидуальность. Семейные дела при внешней схожести всегда отличаются друг от друга, поэтому конкретизация, введение в рамки понятия «интересы ребенка» может оказать обратный негативный эффект, нежели преследуют авторы законопроекта, добавит формализма в рассмотрение судами семейных дел, что недопустимо.

Невозможно стандартизировать сферу семейных отношений, а если попытаться это сделать, то мы столкнемся с грубым вмешательством государства в институт семьи, от чего авторы законопроекта сами пытаются уйти, если отталкиваться от заявленных ими мотивов.

Полагаю, что, несмотря на отсутствие четкого определения термина, российский закон и сложившаяся судебная практика достаточным образом раскрывают его. Справедливым будет отметить, что в мотивировочной части практически каждого решения суда по спорам о детях можно наблюдать анализ интересов конкретного ребенка. Сложно представить стандартный шаблон или скрипт, по которому судья определял бы наилучший интерес. Впрочем, разработчики законопроекта нам его и не предлагают. 

Интересы или ценности?

Интересно, что к «наивысшим интересам ребенка» авторы отнесли «сохранение брака родителей». Не хотелось бы утрировать, но если буквально толковать предложение, то можно столкнуться с тем, что судья, посмотрев на истца и ответчика в бракоразводном процессе, может отказать в расторжении брака по причине наличия общих детей, в интересах которых «сохранение брака родителей». Вместе с тем в большинстве случаев причиной развода является не пресловутое «не сошлись характером», а серьезная проблема в семье — например, домашнее насилие, которое негативно может отражаться в первую очередь на детях-очевидцах, а потом уже на взрослых. Полагаю, что пропорциональность между предписанной законом необходимостью «сохранения семьи» и сохранением психической и физической безопасности конкретного ребенка делает абсурдной предложенную новеллу. 

Позволю себе выразить мнение, что внесение подобных законопроектов носит трендовый характер для законотворческой деятельности в наступившем 2024 году, объявленном указом президента России Годом семьи.

Безусловно, наше законодательство требует совершенствования и имеет ряд актуальных проблем в сфере регулирования семейных правоотношений. К примеру, отсутствие специализированных судов, рассматривающих семейные споры, необходимость профессиональной переподготовки судей, которые, не обладая педагогическим или психологическим образованием, опрашивают детей на заседаниях. Хочется надеяться, что в этот символичный для института семьи год разработчики новых законопроектов направят свои благие намерения на действительно существующие проблемы, исходя из приоритета сначала интересов детей, а потом уже взрослых.

Мнение автора может не совпадать с позицией редакции