«Одиночество Мередит»: роман о женщине, у которой больше нет сил выйти из дома
Мы с Гэвином наблюдали за парадом из окна его квартиры: сверху открывался вид на украшенные перьями шляпы, огромные маски, саксофоны и барабаны. Улица превратилась в море танцующих, хлопающих и ликующих людей.
— Давай-ка. — Он держал мою джинсовую куртку, ожидая, что я просуну руки в рукава. — Пойдем, присоединимся к веселью.
— Никогда не видела Глазго таким, — заметила я, когда мы влились в поток на Байрес-роуд.
Несмотря на толпу, я чувствовала себя в безопасности, ведь Гэвин одной рукой обнимал меня за плечи. Он был высок, и я едва доставала ему до подмышки. Наши ноги — мои в синих конверсах и его в потертых кожаных ботинках на шнурках — синхронно шагали по тротуару. Гэвин был крепким, удобным и надежным, как его ботинки.
До нашей любимой части района — мощеной улочки с кафе и барами — мы добирались в три раза дольше, чем обычно. Разглядывали торговые прилавки, и я даже не заметила, как Гэвин купил мне браслет, украшенный маленькими лунными камешками и серебряными звездочками. Я надела его и почувствовала, как он холодит кожу на запястье.
— Мне нравится. — Я поцеловала его в щеку и подумала, не пришло ли время сказать, что и он мне нравится — даже больше, чем браслет.
За те полгода, что мы встречались, ни один из нас не произнес ни слова о любви. Иногда, после секса или когда мы прогуливались в сумерках по Ботаническому саду, держась за руки, я начинала чувствовать, будто должна сказать или сделать что-то, соответствующее серьезности момента. Тогда я отворачивалась, или шла ставить чайник, или вспоминала какой-нибудь курьезный случай на работе.
— Может, выпьем чего-нибудь? — предложила я на этот раз.
— Мы вовремя. — Гэвин подтолкнул меня к крошечному пустому столику в углу бара. — Я принесу пиво.
В кармане куртки завибрировал телефон.
«Вы где? Мы к вам присоединимся!»
Пальцы зависли над клавиатурой. Один за другим я нерешительно печатала ответы и тут же их стирала.
— Все нормально? — Гэвин сел рядом и протянул мне бутылку пива.
Я с благодарностью сделала глоток:
— Да, это Фи. Они с Лукасом хотят к нам присоединиться.
— Круто. А где они?
Я сделала еще глоток, избегая его взгляда.
— Вообще-то, я не очень хочу с ними встречаться, — призналась я.
— Слушай, а что не так с Лукасом?
В тот раз мне не хотелось их знакомить, но Лукас шел в комплекте с Фи, а она прямо-таки загорелась идеей двойного свидания. «Больше никогда», — сказала я тогда Гэвину, с наслаждением вдыхая прохладный вечерний воздух после двух часов в переполненном ресторане, в течение которых мне пришлось натянуто улыбаться и делать вид, что шутки Лукаса кажутся мне смешными. «Ох, какие мы нежные!» — повторял он, и Фи тут же вставляла: «Она всегда была такая!»
— Ну, он немного странный, — только и смогла промямлить я.
— Но сестра у тебя классная.
— Да, она такая. Мне неудобно, но…
— Эй. — Он взял меня за руку и сжал ее. — Не надо.
Я пожала плечами и сделала еще глоток пива.
— Я со своим братом больше года не разговаривал.
— Да, но он в Гонконге. Это другое. Вы вообще были близки?
Он покачал головой:
— Не особо. Хотя общаемся мы нормально. Не то чтобы у нас был серьезный разлад или что-то такое.
— Вот, в этом и разница. Мы с Фи действительно близки. Если я не отвечу на ее сообщение, она будет волноваться.
— Мередит, тебе тридцать пять, — мягко произнес он.
Первое, о чем я подумала, — как красиво он произнес мое имя, почти пропел.
— Я знаю. Но это не мешает ей волноваться.
В итоге я выключила телефон, и мы продолжали болтать и выпивать. Наши ноги соприкасались под столом.
— Я хотел бы тебе помочь,— неожиданно сказал он.
— С чем? — удивилась я.
— С твоими семейными делами. Я вижу, тебя это тяготит. Просто хочу, чтобы ты знала… что я рядом. Всегда.
В тот момент я вдруг осмелела. Может быть, из-за пива. Или из-за его карих глаз, которых он с меня не сводил, даже когда я опускала взгляд на собственные пальцы, которыми то обдирала пивную подставку, то теребила браслет.
— Помнишь, я рассказывала об отце? Он ушел, когда я была совсем маленькой.
— Конечно.
Он потянулся через стол и взял меня за руку, как и положено хорошему парню. Я ощутила тепло его кожи. И поняла, что он точно мне подходит.
— Мать всегда говорила, что он ушел из-за меня. Я спросила ее, что я такого сделала, а она ответила, что ничего. Сказала, он просто ушел, потому что меня было недостаточно, чтобы заставить его остаться.
— Черт. Серьезно? Я кивнула.
— Не помню, сколько мне было лет, когда она сказала это впервые. Я даже не помню, где и когда. Но это было. И не один раз. Я и сейчас слышу, как она это говорит.
Он потер макушку:
— Жесть… Извини.
Тут он наконец отвел глаза, и я испугалась, что все испортила. Что уже потеряла его, потому что даже то немногое, что я наговорила, оказалось для него чересчур. Но он снова посмотрел на меня и еще крепче сжал мою руку:
— Мне очень жаль, что твоя мама так сказала, Мередит.
— Ее голос… это уже даже не ее голос, но он всегда у меня в голове. Напоминает мне, что я недостаточно хороша. Я пытаюсь заглушить его, но не могу.
— Но ты же знаешь, что это неправда? Ты хороша, даже больше, чем просто хороша. Жаль, ты не видишь себя моими глазами.
Я перегнулась через стол и поцеловала его. Рано утром, когда мы, держась за руки, возвращались домой сквозь кучи карнавального мусора, обмениваясь улыбками с другими запоздавшими гуляками, я чуть было не призналась ему в любви
День 1240 Понедельник, 10 декабря 2018
КОШАТНИЦА29. Мередит, я, наверное, пойду в полицию.
ФАНАТКАПАЗЛОВ. Хорошо… Это ведь правильно, да? Как ты себя чувствуешь?
КОШАТНИЦА29. Я понимаю, с тех пор прошло уже несколько недель, но я просто чувствую, что нужно это сделать. Он, наверное, где-то ходит, выслеживает других женщин… Если я могу как-то помочь его остановить, значит, должна.
ФАНАТКАПАЗЛОВ. Я очень горжусь тобой. Правда.
КОШАТНИЦА29. Спасибо, Мередит. Я написала заявление, чтобы отнести в участок. Знаю, что там мне придется снова это пережить, но я хотела как-то все прояснить в своей голове. Можно попросить тебя об одолжении? Ты не посмотришь текст? Хочу убедиться, что там все понятно, не слишком путано.
Я согласилась, потому что как я могла не согласиться? Дала ей свой адрес электронной почты, и через минуту услышала, что пришло сообщение. Я сразу открыла его, и сердце у меня заколотилось так, словно вот-вот выпрыгнет из груди.
Она шла домой из бара. Сначала в компании друзей, но последние несколько минут одна. До входной двери оставалось совсем немного, когда он возник сзади и зажал ей рот рукой — на нем были плотные перчатки, и она не могла нормально дышать. Она будто остолбенела. Он потащил ее в переулок рядом с магазином и начал щупать, сжимать грудь и тереть между ног. Наконец в ней что-то сработало, и она стала сопротивляться, толкнула его со всей силы. Он тут же ударил ее по лицу, снова зажал рот. Другую руку просунул ей под джинсы. Время как будто остановилось. Потом она услышала шум машины, голоса стали громче, он толкнул ее на землю и убежал. Она почувствовала во рту влагу и поняла, что у нее идет кровь из носа. Какое-то время она лежала на земле, потом поднялась и побежала домой — на самом деле она не помнит, как добралась. Все. Это все, что она может сказать. У него, кажется, темные волосы и глаза, широкие плечи и большие руки, хотя этого, вероятно, недостаточно, чтобы опознать его, да? Но она готова попробовать. Она не знает, что еще добавить, и надеется, что не слишком много взвалила на человека, которого едва знает, но она очень, очень мне признательна.
Я не сознавала, что плачу, пока Фред не запрыгнул ко мне на колени и не начал тереться носом о бедро. Весь остаток дня картины произошедшего с Селестой не шли у меня из головы. Я видела, как она отшатывается от его пощечины. Как лежит на земле с лицом, вымазанным в крови. Как бежит домой, стремясь быстрее оказаться в безопасном месте. Лежа в своей Одиночество Мередит постели, с плотно закрытыми глазами, я чувствовала себя там, рядом с ней. И вот уже она — это я. Мое дыхание прорывается сквозь его перчатку. Он сжимает мою грудь, его холодная, грубая рука щупает мое тело. У меня во рту моя кровь. Это я, я, я…