«В этой скорой должен быть твой ребенок»: как две матери поссорились из-за прививок

Вечером Эш уложил Альбу, и, пока Сара готовит овощное рагу, Брай встает и в пижаме приходит к ним на кухню. Увидев дочь, Сара тут же кидается к ней, готовая задушить ее в объятиях, а затем подвергает ее такому же осмотру, что и Альбу — рот, лоб, живот. Она внимательно разглядывает сыпь, поглаживая Брай, кивая и улыбаясь ей, словно она милый домашний питомец.

— Да, все замечательно. Сыпь бледнеет, болезнь почти прошла. Тебе уже лучше?

Брай хмурит лоб и широко открывает глаза, чтобы не расплакаться, но слезы уже катятся по ее красным щекам.

— Ах ты мой птенчик, — Сара готовится к новому мощному объятию. — Любовь моя, я знаю, болеть неприятно, но вы обе в полном порядке и даже стали сильнее, пройдя через это. Так распорядилась природа.

Пока Сара успокаивает ее, Брай смотрит через ее плечо на Эша, и он сразу понимает, что Сара ошибается. Брай переживает не за себя или Альбу. Понятно, что они обе скоро поправятся. Она переживает за Элизабет и Клемми. Брай переживает, что больше никогда не будет пить джин с тоником на кухне у Элизабет и смеяться над тем, как она изображает мамочек из Фарли. Она в ужасе, что они больше не будут крестными у детей друг друга, что Элизабет больше не будет той подругой, которой можно позвонить, когда страшно и одиноко.

Эш качает головой, пытаясь без слов сказать ей, чтобы она так не думала. Они найдут выход, смогут извиниться и получить прощение. Брай не реагирует. Она выворачивается из материнских рук. Сара, довольная, что ее объятия сделали свое дело, спрашивает: «Ну, теперь тебе лучше?» — и спешит к плите, чтобы помешать кипящее рагу.

Перед ужином Брай поднимается наверх принять душ. Эш решает воспользоваться этой возможностью и кратко проинструктировать Сару, которая расставляет на кухонном столе ряды маленьких баночек с мазями и таблетками. Время от времени она останавливается, чтобы прочитать этикетку, покачать головой и убрать бутылочку в сумку.

— Бóльшая часть этих лекарств им уже не требуется. От меня было бы больше пользы, если бы разрешили приехать раньше… — Сара смотрит на Эша, слегка приподняв бровь, чтобы он знал: она не забыла, как он ей препятствовал. — А вот кое-какие мази могут пригодиться, чтобы облегчить…

— Сара.

Услышав его серьезный тон, она прекращает перебирать лекарства и поворачивается к нему.

— Мы можем сегодня вечером поменьше говорить о прививках? Не знаю, сказала ли вам Брай, но наши близкие друзья, Чемберлены, очень расстроены…

— О да, Джесси мне говорила, что Элизабет отправила письмо с просьбой, чтобы с ее ребенком играли только привитые дети. Я считаю, что она ведет себя предвзято и недальновидно.

— Даже если и так…

— Мы знаем, что наша семья очень плохо переносит прививки, и, не вакцинируя наших детей, мы, тем самым, защищаем их — так же, как она пытается защитить свою дочь, не вакцинируя ее.

— Но ей рекомендовали докторá…

— Каждый родитель обязан защищать своих детей от болезней, травм и прочих бед, но, когда они случаются, — а они неизбежно случаются, — вопрос в том, как мы справляемся с этим. Разве не так, Эш?

— Да, Сара, конечно. Я согласен с вами, но Брай еще слаба, и я хочу попросить, чтобы за ужином мы говорили не о прививках и вспышке кори, о чем-нибудь другом. Я хочу, чтобы она набралась сил, прежде чем узнает, что творится в городе.

Сара смотрит на него, покусывая губу, и говорит:

— Мне кажется, «вспышка» — слишком громко сказано, ну да ладно. Все-таки это ваш дом и ваши правила.

— Спасибо, Сара! Большое спасибо, — Эш чувствует даже большее облегчение, чем ожидал.

Сара слегка наклоняет голову, принимая благодарность, а затем спрашивает:

— Кстати, не открыть ли нам одну из тех бутылок дорогого вина, которыми ты, как я слышала, основательно запасся?

Эш улыбается и кивает, доставая бокал:

— Договорились.

***

Эш сидит напротив Брай. Кончики ее волос еще мокрые. Она выглядит чуть лучше, как будто вода смывает с нее болезнь. Сара заняла место во главе стола, между Брай и Эшем. Она поднимается, чтобы разложить густое овощное рагу в тяжелые миски, которые Брай сделала на занятиях гончарным искусством. Брай тихая и сосредоточенно грустная. Атмосфера за столом тягостная.

— Сара, как дела у Джесси и Коко? — бодро спрашивает Эш, пока Сара щедро намазывает маслом кусок домашнего хлеба.

Брай тычет ложкой в куски баклажана и цукини.

— Ах, Коко просто куколка! Так похожа на Джесси в том же возрасте, правда, Брай? 

Брай отправляет в рот полную ложку чего-то похожего на кабачок и кивает. Большей поддержки Саре и не нужно.

— Джесси, конечно, всю ночь не спит и кормит ее, и по Коко это заметно. У нее такие милые толстые ручки. Помнишь, у Альбы такие же были?

Ужин продолжается в том же духе: Эш придумывает для Сары безопасный вопрос, на который она, под воздействием вина, отвечает подробно, в то время как Брай сидит с отсутствующим видом и почти не участвует в разговоре.

Эш чувствует, что они вышли на финишную прямую, когда все отказываются от добавки.

— Очень вкусно, Сара! Честное слово, мне кажется, я раньше не пробовал такого овощного рагу.

Он дочиста выскребает миску и уже собирается предложить Брай пораньше лечь спать, когда она берет со стула номер «Соседа» — местной газеты. Видимо, Сара привезла ее со станции. Брай кладет газету перед собой и смотрит на первую страницу. У Эша замирает сердце. Он так старался, чтобы в доме не было местных газет!

Заголовок посреди страницы гласит: «Карантин в Фарли продолжается», — а под ним фотография, на которой две маленькие девочки сидят на пляже в купальниках и голубых медицинских масках.

Брай молча смотрит на фото. Эш встает у нее за спиной и кладет ей руку на плечо.

— Они раздувают сенсацию, дорогая, стараются представить все хуже, чем есть на самом деле. 

Брай молча читает статью. Эш пробегает глазами текст, пытаясь первым увидеть самые плохие новости:

Как минимум двое пожилых людей и один ребенок госпитализированы… Непривитых жителей Фарли просят не посещать общественные места, а тех, кто не обладает достаточной информацией о своем статусе вакцинации, просят ограничить контакты с окружающими… Полиция сообщает, что в связи со вспышкой заболеваемости в интернете участились случаи оскорблений и угроз насилием.

— Все это сильно преувеличено, милая.

Эш пытается успокоить Брай, но Сара снова достает полупустую бутылку вина из холодильника, садится на свое место и заявляет:

— Ну, наконец-то! Хоть в чем-то мы согласны!

Эш смотрит на нее, но Сара не видит, как он качает головой, умоляя ее сбавить обороты. Она слишком занята — подливает себе вина.

— Это вопрос образованности, — продолжает она. — Все как с цепи сорвались, ведь никто не ожидал, что нечто подобное может снова произойти. Все сидят в телефонах, а когда жизнь дает о себе знать, не понимают, что делать. При хорошем питании и правильной поддержке иммунной системы корь не должна быть серьезной проблемой, правда же? 

Сара смотрит вокруг, словно ожидает увидеть толпу своих сторонников, а не только Брай и Эша. Они не смотрят на нее и даже не слушают. Брай зажимает рот рукой и выглядит так, словно ее сейчас стошнит или она опять разрыдается.

Она поворачивается к Эшу, он слышит ее мысли, как свои собственные, и качает головой:

— Это не твоя вина, Брай, ты здесь ни при чем.

— Конечно, это не ее вина! Серьезно, Эш, иногда ты говоришь такую ерунду!

— Сара, прошу вас. Это сейчас неуместно.

— Эш, не надо… — бормочет Брай, но уже слишком поздно.

Сара нависает над столом, ее глаза пылают огнем, она с размаху ударяет ладонью по деревянной поверхности.

— Если бы не я, Эш, ты бы нянчился с Альбой не пару недель, а гораздо дольше. Я не пытаюсь быть уместной, я пытаюсь спасти свою дочь и внучку от мучений, в которых я прожила сорок лет. Я знаю, тебе это трудно понять, но, если честно, мне плевать.

В этот момент Эш понимает все. Вот чем это было для Брай. Вина и страх ее матери проникают в нее так же быстро и легко, как игла в руку. Она чувствовала это всю свою жизнь, каждый день. Его охватывает сострадание к жене. Эшу хочется обнять ее, укрыть и не отпускать, пока она не наберется сил, чтобы действовать на своих условиях.

Сара, удивленная, что Эша не задели ее слова и он не стал спорить, решает продолжить.

— Все из-за таких людей, как ты, Эш, которые даже не пытаются изменить существующий порядок, — вы просто проглатываете то, что вам скармливают, потому что не хочется лишних проблем, и да, я это понимаю, но что…

Но тут Брай выпрямляется, накрывает своей рукой руку матери, чтобы успокоить ее, и говорит:

— Тш-ш, мам, тихо. Слышите…

Все трое замолкают и слышат, как ночь наполняется воем, механическим и настойчивым. Он все ближе и звучит так, будто сейчас прорвется сквозь стены. Кухня наполняется жутким мерцающим синим светом… и вдруг звук обрывается.

Эш и Брай идут к входной двери. Брай впереди, и прежде, чем Эш успевает ее остановить, распахивает дверь и быстро спускается босиком по ступеням крыльца, выходит за калитку и останавливается на тротуаре. Эш следует за ней. Воздух слишком теплый, а синий свет слишком непривычный, и кажется, что все происходит не на самом деле. Желтая машина скорой помощи стоит у дома номер десять — входная дверь распахнута, и Эш видит Макса, который смотрит на скорую, а затем отходит от двери. От того, что происходит потом, Эш теряет дар речи, а Брай обеими руками зажимает рот и воет: «нет, нет, нет». Длинные рыжие локоны свисают с носилок, которые санитары осторожно несут вниз по ступеням крыльца Чемберленов. Лицо Клемми закрывает кислородная маска. Элизабет держит дочь за руку и отпускает лишь на мгновение, когда носилки поднимают в машину. Джек тоже идет рядом. Собираясь сесть в машину рядом с Клемми, Элизабет замечает Брай и Эша, которые молча стоят у своего дома. Джек тоже их видит. Несколько секунд они смотрят друг на друга, словно сквозь экран. Глаза Элизабет полны отчаяния и страха, во взгляде Джека плещется яд, и Эш знает, о чем он думает.

Это ты должен быть на моем месте, в этой скорой должны быть твои девочки, а не мои. Здесь должен быть ты.