«Сейчас нам предстоит битва»: зачем японские женщины становились самураями
Автор книги «Бусидо» Нитобэ Инадзо, в начале ХХ века сделавший самурайский дух визитной карточкой Японии, осторожно оговаривается, что тренировки в военном деле женщинам были нужны главным образом для того, чтобы присматривать потом за обучением сыновей.
Женщин из воинского сословия, владевших искусством фехтования на мечах, в Японии называют онна-бугэйся (дословно — «женщина-воин»). Слово «самурай» в японском языке, как ни странно, употребляется редко, воинов-мужчин называют буси. Но в другие языки вошло более звучное и понятное для европейской фонетики «самурай». Онна-бугэйся обычно обучались фехтованию с помощью легких тонких мечей — нагината.
В общем-то Нитобэ оставляет за женщинами из всего самурайского воинского кодекса одно безусловное право — с честью умереть от руки врага или от своей. Однако женщинам нередко доводилось и жить как воинам — сражаться на поле боя, защищая свой замок, семью или желая отомстить за убитых членов семьи.
Императрица Дзингу
Даты правления императрицы Дзингу, согласно традиционному японскому летоисчислению, — 201–246 годы н. э. Сведения о ней содержатся в древнеяпонских историко-мифологических сводах «Кодзики» и «Нихонсёки». Эти хроники описывают правление японской императорской династии, в которую включают не только исторических, но и мифических императоров — потомков синтоистских божеств, — и углубляют японскую историю до 660 года до н. э., когда на трон восходит легендарный первоимператор Дзимму. Современная же историческая наука свидетельствует, что зарождение японской государственности в реальности можно отнести к III–IV векам н. э. Императрица Дзимму, таким образом, фигура полулегендарная.
Однако сейчас историки сходятся в том, что у нее был реальный исторический прототип — женщина, которая правила с 347 по 389 год. Вот фрагмент из хроники «Нихонсёки»: «Завязала она тогда волосы [в два пучка], сделала [мужскую] прическу мидура <…>: «Сейчас нам предстоит битва».
Речь идет о военном походе императрицы Дзингу на Корейский полуостров и попытках заставить государства Силла и Пэкче платить дань. По-видимому, такой поход действительно предпринимался, хотя и не был особенно успешным. Это одно из самых известных военных предприятий японских императоров — как легендарных, так и реальных. Уже в VI–VII веках японские императоры будут полностью избавлены от функции военачальников и станут прежде всего синтоистскими первожрецами, для которых запрещена любая нечистота и соприкосновение со смертью — а значит, и с войной.
Образ полумифической государыни-воительницы Дзингу интересен тем, что доказывает: в древней Японии не было запрета для женщин из аристократических семей участвовать в битвах или возглавлять войско. Эти запреты сформируются гораздо позже, с развитием государственности и жесткого патриархатного общественного устройства.
Томоэ Годзэн
Томоэ Годзэн — самая знаменитая из женщин-воительниц, принимавшая участие в войне Гэмпэй (1180–1185), более известной как война между домами Тайра и Минамото. Томоэ — реальная историческая фигура. Согласно разным источникам, она была или женой, или неофициальной возлюбленной Минамото-но Ёсинаки, кузена будущего сёгуна — военного правителя Японии — Минамото-но Ёритомо. История Томоэ, впоследствии многократно повторенная в популярных литературных рассказах, в живописи и гравюре, наиболее подробно изложена в «Повести о доме Тайра», составленной в XIII–XIV веках и сначала существовавшей в устной передаче сказителями.
Рассказ о Томоэ вполне традиционно начинается с описания ее внешности и лишь затем — ее храбрости и искусного владения оружием: «Особенно хороша была Томоэ — белолица, с длинными волосами, писаная красавица! Была она искусным стрелком из лука, славной воительницей, одна равна тысяче! Верхом ли, в пешем ли строю — с оружием в руках не страшилась она ни демонов, ни богов, отважно скакала на самом резвом коне, спускалась в любую пропасть, а когда начиналась битва, надевала тяжелый боевой панцирь, опоясывалась мечом, брала в руки мощный лук и вступала в бой в числе первых, как самый храбрый, доблестный воин!» (здесь и далее перевод Ирины Львовой).
Томоэ Годзэн участвовала в битве при Авадзи (1184), в которой ее супруг Минамото-но Ёсинака погиб, а она выжила. Томоэ оставалась с ним до конца и за верность и храбрость стала любимой героиней многочисленных популярных рассказов. Однако же в «Повести о доме Тайра» приводятся презрительные слова ее супруга:
«Ты — женщина, беги же прочь отсюда, беги скорей куда глаза глядят! А я намерен нынче пасть в бою. Но если будет грозить мне плен, я сам покончу с жизнью и не хочу, чтоб люди смеялись надо мной: мол, Ёсинака в последний бой тащил с собою бабу! — так говорил он».
Ему Томоэ прежде всего и хотела доказать, что она может сражаться достойно:
«О, если бы мне встретился сейчас какой-нибудь достойный противник! — подумала Томоэ. — Пусть господин в последний раз увидел бы, как я умею биться!» <...> В это время внезапно появился прославленный силач Моросигэ Онда, уроженец земли Мусаси, и с ним дружина из 30 вассалов. Томоэ... единым махом срубила [ему] голову и швырнула ее на землю».
Дальше следы Томоэ теряются. Большинство источников сходятся в том, что она дожила до глубокой старости, а в конце жизни стала буддийской монахиней. Более детальная версия ее дальнейшей судьбы приводится в дополненной по сравнению с классическим текстом вариации «Повести о доме Тайра». Там говорится, что Томоэ не смогла уехать с поля битвы при Авадзи — ее настиг приближенный Минамото-но Ёритомо, Вада Ёсимори, победил ее и сделал своей наложницей, она родила ему сына. Таким образом, образ сильной воительницы возвращается в повествовании в конвенциональные рамки.
Уэно Цурухимэ
В 1577 году, в конце периода Сэнгоку («воюющих княжеств», XV–XVI века) замок Цунэяма оказался в осаде. В его окрестностях (сейчас это префектура Окаяма) разворачивалась война: с одной стороны был местный влиятельный клан Мори, с другой — Нобунага и Хидэёси (которые скоро объединят Японию под своей властью и проложат дорогу к двухсотлетней власти сёгуната Токугава).
Цурухимэ происходила из семьи Мимура, в самом начале конфликта занявшей сторону Нобунага и Хидэёси. Оказавшись осажденными войсками клана Мори, обитатели замка оценили силы и сочли свою ситуацию безнадежной. Мужчины семьи Мимура немедленно выбрали одну из стратегий, позволявших, согласно самурайскому кодексу чести, принять поражение достойно и не оказаться в руках врагов: всем им полагалось совершить самоубийство вместе с членами семей, в том числе женщинами.
Но Цурухимэ не захотела так легко сдаваться и умирать от собственной руки. Она вооружилась нагинатой и коротким мечом вакидзаси и объявила, что собирается выйти за ворота замка и если погибнуть, то в бою. Она предложила другим женщинам замка последовать ее примеру, но они сомневались, опасаясь, что это неподобающее поведение для женщины и они будут наказаны посмертно — уже не столько по канонам самурайской этики, сколько согласно буддийскому учению. Цурухимэ заверила их в обратном: она сказала, что смерть в бою благородна и непременно приведет к перерождению в Чистой земле будды Амида (несмотря на то, что исходно буддизм проповедовал ненасилие, в средневековой Японии появились разнообразные школы и ответвления, одобрявшие самурайский образ мышления).
Уэно Цурухимэ и еще 33 женщины, вдохновленные ее примером, вышли за ворота замка Цунэяма и ринулись в гущу схватки. Цурухимэ заметила вражеского военачальника Номи Мунэкацу и вызвала его на бой один на один, но он отклонил вызов, не захотев сражаться с женщиной. Другие воины клана Мори также не стали драться с женщинами.
Едва ли здесь можно увидеть проявление галантности — очевидно, что они посчитали ниже своего достоинства принять вызов и тем более быть побежденными женщинами. Хорошо знакомые с обычаями ведения войн, они понимали, что тем самым не спасают женщинам жизни. Цурухимэ и ее спутницы вернулись в замок, прочитали молитву будде Амида и все покончили с собой, бросившись на лезвия своих мечей.
34 могилы до сих пор сохранились около замка Цунэяма. Всегда доступной для женщин оказывалась самурайская смерть, а не самурайская жизнь.