Как Ксения Сосункевич выращивает клубнику в Карелии, несмотря на климат и кризисы

Москва притягивает жителей больших и маленьких городов. Люди стремятся туда, где больше карьерных возможностей, выше зарплата, лучше инфраструктура. Но есть те, кто остается в своем родном городе или селе — и открывает бизнес, тем самым развивая территории по всей стране. Уже не первый год Forbes в рамках проекта «Местные» рассказывает самые интересные истории региональных предпринимателей. Forbes Woman поговорил с пятью женщинами о специфике бизнеса вдали от центра и о том, почему они не уехали. Еще одна героиня сентября — Ксения Сосункевич.

Узнать больше о том, как живут, получают образование и строят карьеру и бизнес женщины в российских регионах, вы можете на саммите FWD, который пройдет 29 сентября 2023 года в Москве. 

Ксения Сосункевич — владелица бренда «Фермер Карелии»

Возраст: 29 лет

Населенный пункт: Петрозаводск

Численность населения: более 230 000 человек

— Расскажите, как вы оказались в этом бизнесе, с чего все началось.

— Все началось в моем детстве. В 1992 году отец со своим родным братом организовали хозяйство. Тогда раздавали колхоз и паи. Они начали фермерствовать на первых трех гектарах, потом нужно было расширяться, и мы взяли 10 га леса и болот на освоение. Семья начала работать в сельском хозяйстве за год до моего рождения. Мне ничего не оставалось, как быть в команде и помогать. Мне было семь, когда мы посадили первый клубничный гектар. Все лето проводила с папой, мне очень нравилось быть в поле, на сенокосе с утра до вечера, собирать картошку.

— А как вы поняли, что хотите заниматься этим профессионально?

— В 15 лет я играла в волейбол и хотела стать тренером, преподавать детям физкультуру. Уже тогда понимала, какой колоссальный объем работы в сельском хозяйстве, что это не то же самое, что отвести уроки с 8:00 до 13:00. Но потом я получила спортивную травму и пошла в техникум изучать туризм, затем в университете получила экономическое и юридическое образование. В 18–19 лет я устраивалась в разные фирмы, работала в строительной компании, потом в Сбербанке. Но всякий раз я приходила на работу и ждала, когда закончится рабочий день. На тот момент у меня была приличная для города зарплата, но я вообще не понимала, зачем это все. А в поле было понятно зачем, там я чувствовала себя намного комфортнее, чем в офисе. На тот момент хозяйство еще не было большим. В 23 года я пошла в Минсельхоз и получила грант на развитие картофелеводства, чтобы у нас было дополнительное финансирование. С этого момента официально я фермер.

— Как в вашей жизни появилось полноценное занятие клубникой?

— В 2017 году я случайно попала в Италию на выставку «Макфрут» (Macfrut) — это специализированная выставка, где я изучила технологии выращивания клубники. И я поняла, что надо их внедрять. Представьте, около 15 лет мы выращивали клубнику без полива! То есть пойдет дождь — классно, значит, польет. Не пойдет — не польет. В Италии я узнала про сорта клубники. В итоге в 2017–2018 годах мы положили полив, в 2019 году привезли теплицу, а сейчас меняем технологию на европейскую. Европа работала по этой технологии лет 10 назад, а мы только пробуем. Мне очень нравился подход одного итальянского специалиста, два года я пыталась уговорить его приехать курировать мое хозяйство. И у меня получилось, в этом году мы работаем под его руководством.

— Климат в Италии не как в Карелии. Удалось вам адаптировать итальянские технологии или вы ездили куда-то еще?

— Поначалу мы ездили на обзорные экскурсии изучать технологии в Финляндии, Швеции, Дании и Италии. От нас до границы с Финляндией 300 км. А Финляндия — это клубничный край, еще наши русские ребята ездили туда собирать клубнику. Схожесть климатов, световой день — были все вводные для развития этого направления. Так начался наш путь. Потом я поняла, что у финнов процессы примитивные. Их задача — чтобы фермер просто работал, неважно, получит он выручку или нет, государство страхует. У нас такого нет, поэтому нужны контролируемые процессы. И мы пошли ставить теплицы, углубляться в тонкости производства.

— Как вы ищете покупателей?

— В республике многие знают меня как производителя. Я создала отдел продаж, мы открыли первый фирменный магазин в Петрозаводске, и пока он превосходит мои ожидания в три раза. Люди поддерживают местных фермеров. Они понимают, что сбор ягод происходит в 4 утра, а уже в 10 утра открывается магазин, то есть проходит всего два-три часа с момента сбора до прилавка. Сложность в том, что клубнику мы собираем полностью зрелой, поэтому ее нужно реализовывать быстро и прямо на месте, в Карелии.

Кажется, если ты фермер, то все твои проблемы — это сидеть на грядке и воевать за урожай, а на самом деле ты воюешь со всеми: с банками, налоговыми, работниками, Россельхознадзором

— Вы рассказали про природные катаклизмы. Какие еще есть сложности? Каково сопротивление построению такого бизнеса именно в Карелии?

— Сопротивление есть, и оно космическое! Вся система полива, расходные материалы для выращивания — это Москва или Краснодар. Если что-то сломалось, надо звонить туда, и запчасть будет ехать в течение 10 дней. Впрок этими штучками не запастись. И специалистов нет, потому что край не аграрный. Представляете, у меня пять дней не будут поливаться растения? За пять дней я просто потеряю урожай. Но чтобы все запчасти лежали тут по два-три экземпляра — оборотки не хватит. Второй момент: у местных нет понимания, что такое сельское хозяйство. Карелия — это же леса-леса-леса-леса. Поэтому работников тяжело найти, я звоню, говорю: «Ребята, ищу тракториста, зарплата такая-то». Они мне отвечают: «Ксюш, ну мы в лесу за две недели получим 100 000–200 000 рублей. Зачем нам на тракторе за 50 000–60 000 рублей кататься?» Понимаете, да? В сельском же хозяйстве затраты постоянные, а результат разный.

— Сколько у вас сейчас человек в команде и как устроена структура работы?

— В связи с тем, что работа сезонная, юристы у меня на аутсорсе, продажники тоже. Я не раздуваю штат, мне тяжело его содержать весь год. На постоянную работу я беру продавцов и пять-семь женщин-полеводов. Все зависит от урожая. Будет урожай — будет что продавать, будет чем людям платить.

— Вы сейчас на каком этапе? Работаете в плюс или пока только на самоокупаемости?

— Есть небольшой плюс, но случается всякое. Например, в прошлом году мы заказали комбайн из Бельгии за €210 000. Мы взяли сельхозкредит под 5%, и банк нам чуть руки не выкрутил. Кажется, если ты фермер, то все твои проблемы — это сидеть на грядке и воевать за урожай, а на самом деле ты воюешь со всеми: с банками, налоговыми, работниками, Россельхознадзором. То есть я очень люблю сидеть на грядке и полоть с музыкой в ушах, но я не могу себе этого позволить.

— То есть нет условий, какие есть в европейских странах, где вы изучали технологии?

— Ну вот смотрите: на прошлой неделе приезжал итальянец и советовал купить оборудование. Мало того что его ждать долго, так надо еще потратить миллионы рублей. А у меня уже нет денег, я все вложила в технологию, еще евро взлетел, и какой будет урожай, я не знаю. А он говорит: «В Европе можно купить с отсрочкой в два месяца». Но у меня практически везде стопроцентная предоплата.

Недавно мы купили систему полива, а к ней — компьютер. Компьютер запоздал на месяц. Было два варианта: покупать в Израиле или в России. Израильский по срокам не подходил, а с российским все согласовали, но в итоге они все просрочили и даже обслужить нормально не смогли. В общем, как говорится, есть три хороших способа разориться: женщины, скачки, но самый верный — сельское хозяйство.

— Как выглядит ваш рабочий день, по сколько часов вы работаете?

— Позавчера я до полпервого ходила по полям, смотрела, как растет клубника, а уже в 4 утра встречала работников и говорила: «Доброе утро, сегодня у нас план такой». Вот сколько часов в день я работаю, потому что реально день год кормит, это 100%.

— Как на вас отразилась пандемия и кризис после 24 февраля?

— В такие моменты понимаешь, что находишься на своем месте. Чем хуже в стране, тем больше люди покупают картошку. Люди запасаются, покупают 5–10 мешков, если ничего не будет, у них хотя бы будет картошка. Я поняла, что моя задача — кормить людей на месте, если ситуация обострится.

Говоря о клубнике, мы понимаем: какой бы ни был кризис, люди хотят себя баловать. Человек возьмет не пять килограммов ягоды, а один, но все равно поест.

— Как вы ощущаете свою миссию, почему решили остаться и продолжать отцовское дело?

— Мы создали целое хозяйство из ничего — из лесов и болот. Мой отец посвятил хозяйству 30 лет и передал мне большой опыт. Я вижу, какую любовь и труд он вложил в это детище, и у меня просто руки не поднимутся отказаться от всего этого. В Европе отношение к сельскому хозяйству совсем другое. Помню, когда раньше я говорила, что мой папа — фермер, надо мной смеялись. За рубежом это ранчо, а в России фермеры — бедолаги. Сейчас все иначе. Я хочу работать с землей и беречь ее от лишних технологий, из-за которых через 20 лет ничего не будет расти. А еще для меня важно получать удовлетворение от результата, чтобы я могла сказать самой себе: «Я молодец».