Шаровары и панталоны — символы протеста: как женщины боролись за право носить штаны

Женские брюки издавна служили источником опасений и разногласий и поводом для скандалов. Казалось бы, они обеспечивают комфорт, функциональность и свободу движений, однако большинство любительниц женских брюк — Амелия Блумер, Жорж Санд, Марлен Дитрих, Сидони-Габриэль Колетт и их безымянные последовательницы — сплошь и рядом попадали из-за них в скандальные или неловкие ситуации. Это классический пример «конфликтной» вещи, будь то американские блумерсы, кюлоты, костюмные брюки или джинсы. 

Только для мужчин

На протяжении многих веков брюки оставались частью мужского костюма. Однако на Востоке женщины издавна носили широкие шелковые шаровары. Первой западной женщиной, которая рискнула добавить штаны в свой гардероб, была леди Мэри Монтегю (1689–1762) — английская писательница и путешественница, автор «Турецких писем». Именно она в XVIII веке привезла в Лондон несколько пар восточных шаровар, носила их сама и раздала своим приятельницам. Это не стало тенденцией, тем не менее этот исторический эпизод важен, поскольку опровергает популярное мнение о том, будто женщины заимствовали брюки из гардероба мужчин — на самом деле западные женщины заимствовали их из костюма восточных женщин. 

Мужские брюки долгое время оставались неприкосновенным табу. Почему же в гендерном отношении брюки так однозначно увязывались с мужским костюмом? Ведь неслучайно в европейской живописи мужские ноги всегда были на виду: их облачали в чулки, бриджи и панталоны — вещи, притягивающие взгляд. Как замечает профессор Йоркского университета Сьюзан Винсент в книге «Анатомия моды», «ноги и движения, которые можно было ими делать — танцевать, кланяться, ездить верхом, сражаться и даже просто стоять в элегантной позе, — выставлялись напоказ, а предназначенные для них предметы гардероба были абсолютной прерогативой мужчин».

Исторически это можно объяснить через традицию breeching. В XVIII–XIX веках мальчики и девочки одинаково одевались в младенчестве: они носили длинные платьица с оборками и бантиками. Это была гендерно нейтральная, бесполая одежда. Однако примерно в семь лет в жизни мальчика наступал момент, когда он начинал носить штанишки, или бриджи. Это и называлась breeching. Мальчику заказывали первые штаны, и его появление в новом костюме было важным семейным торжеством. Его гардероб полностью менялся: он начинал носить штаны, рубашки мужского покроя, гетры, курточки. Это был своего рода одежный обряд посвящения в мужчины. При этом облачение в мужскую одежду символизировало не просто достижение некой возрастной отметки, но и обретение определенных качеств — способности выглядеть и вести себя как мужчина, рациональности, сдержанности, способность ясно мыслить, интеллекта. Таким образом, в западной культуре брюки издавна отличались ярко выраженной гендерной маркировкой: это был предмет одежды, символически воплощающий маскулинность.

Поскольку штаны служили одним из определяющих гендерных признаков, переодевание в мужской костюм было сопряжено с немалым риском для женщин. И не только в плане возможного высмеивания или осуждения со стороны знакомых, их могли просто-напросто посадить в тюрьму, поскольку во многих странах существовали законы, прямо запрещающие «появляться в общественных местах в одежде, не принадлежащей своему полу». Подобный закон, к примеру, действовал в Америке в 1863 году. 

Кроме того, были специальные законы, направленные против бродяжничества. Такой закон в Америке действовал в середине XIX века, и в нем был важный пункт об узнаваемости, то есть возможности идентификации человека, прямо запрещающий изменение внешности, сокрытие лица и переодевания (disguise). 

Со ссылкой на эти законы производились задержания женщин в мужской одежде. Например, в 1852 году были задержаны две женщины в брюках — Эмма Снодграсс и Хэрриет Френч. Обе они неоднократно носили брюки для того, чтобы больше зарабатывать — в то время мужчинам платили на $20 в неделю больше, чем женщинам. Причем работа могла быть разной — клерком, бартендером и даже моряком. Ряд историков небезосновательно считают, что запрет на переодевание в мужскую одежду был продиктован мужскими страхами конкуренции со стороны женщин за рабочие места. 

Аналогичные законы действовали и в Европе, причем в некоторых странах на протяжении всего XX века. Во Франции, к примеру, подобный закон, запрещающий женщинам носить брюки, отменили только в 2013 году. В 1800 году в Париже префектура издала распоряжение, регламентирующее ношение женщинами мужской одежды. Для получения разрешения женщина должна была обосновать его либо медицинскими показаниями, либо профессиональной необходимостью. В XIX веке было выдано несколько сотен разрешений. Среди получивших разрешение были, к примеру, известная художница-анималистка Роза Бонëр и Джейн Дьелафой, археолог и романистка.

Тем не менее в Европе всегда находились дамы, которые нарушали этот закон. В мужском костюме без всяких разрешений любила щеголять известная французская писательница Жорж Санд. Именно так ее запечатлели художники Делакруа и Гаварни. Выбор мужского псевдонима коррелировал с ее выбором мужского костюма для прогулок в Париже. Она ценила практичность и удобство, но ее главной целью было остаться незамеченной в толпе и наблюдать жизнь. «В своей одежде я ничего не боялась. Я выходила в любую погоду, во всякий час. Во всех театрах я стояла у оркестровой ямы. Никто не обращал на меня внимания и даже не подозревал маскировки. В своем костюме я вела себя естественно, а отсутствие в нем кокетства и черты моего лица не допускали ни малейшего подозрения… Я могла проникать всюду, но никто даже не смотрел в мою сторону», — говорила она.

Однако женщины, которые переодевались в мужское платье, при всей их личной яркости все же не создавали норму: они были маргиналами и воспринимались как исключение. Как замечает Сьюзан Винсент, «это не были женщины, надевшие женские брюки. Это были женщины, переодетые мужчинами». 

Панталоны

Путь брюк в женский гардероб начинался с довольно скромной роли — нижнего белья. В конце XVIII-го — начале XIX века дамы на волне ампирной моды стали носить муслиновые туники. Они были настолько тонкие и прозрачные, что возникла необходимость поддевать под них панталоны. Это был новый вид нижнего белья, и обычно их делали облегающими и телесного цвета. Предназначение таких панталон — защита от мужских взглядов. Кроме того, они выручали в неловких ситуациях, когда становились очевидны «неудобства легкого костюма» — например, когда муслиновое платье задиралось при порыве «дерзкого и пронизывающего» ветра (как писали в то время). 

Парадокс в том, что эти длинные панталоны, которые, казалось, были призваны служить спасением для скромности, воспринимались поначалу как нечто донельзя бесстыдное. Вот описание из лондонской газеты 1798 года: «Страсть француженок к фантастическим и непристойным модным новинкам довела трех из них до заслуженного конфуза. Они появились на публике в самых чувственных и бесстыдных платьях, без нижних сорочек, в панталонах телесного цвета, и толпа начала шикать и осыпать дам оскорблениями, пока в дело не вмешалась полиция, которая заступилась за них». 

Подобные панталоны назывались «панталетты»: в модных журнале 1806 года упоминаются прогулочные панталетты из батиста, отделанные кружевами. Это был предмет одежды, который, по идее, не предназначался для посторонних взглядов, но тем не менее периодически панталетты пикантно выглядывали из-под юбок, поскольку были достаточно длинными. 

До нас дошел диалог между юной принцессой Шарлоттой и ее гувернанткой, которая делает ей замечание: почему принцесса сидит так, что у нее выглядывают панталоны из-под юбки, это неприлично. На что принцесса беззаботно отвечает, мол, у герцогини Бедфордской панталоны гораздо длиннее и отделаны брюссельскими кружевами. Этот аргумент убеждает гувернантку, и она сдается. 

По мере того как мода на длинные панталоны распространялась, они стали обязательной частью женского туалета. В одежде для девочек, которые носили более короткие юбки, панталоны с оборками обычно выглядывали из-под юбки, что было вполне позволительно.

А вот современная форма коротких трусов была изобретена значительно позже, только в 1918 году. Эта заслуга принадлежит Этьену Валтону, владельцу компании Petit Bateau. Он предложил убрать длинные штанины и заменить шерстяную материю на хлопок, а вместо пуговиц сделать резинку на поясе. В начале они предназначались для детей, но эти «маленькие трусики» сразу стали пользоваться таким оглушительным успехом, что компания выпустила и женские модели. Они тоже оказались очень востребованы, поскольку как раз в это время длина юбок стала уменьшаться. Именно такие трусики продемонстрировала Мэрилин Монро в знаменитой сцене из фильма «Зуд седьмого года», когда поток воздуха из вентиляционной системы поднимает ее юбку.

Блумерcы

Зарождение моды на женские брюки уже не для поддевания под юбку, а как элемент повседневного костюма можно наблюдать с 1851 года. Нередко пишут, что это связано с именем американки Амелии Блумер, которая-де изобрела раздвоенную юбку, напоминающую восточные шаровары, названные потом в честь нее «блумерсами». 

Но на самом деле все было несколько сложнее: вспомним историю леди Мэри Монтегю, которая еще в XVIII веке первая внедрила моду на восточные шаровары. В середине XIX века у нее появились сторонницы. Они тоже увлеклись идеей носить восточные платья и ввели моду на «турецкие панталоны», как они тогда назывались. 

Первой стала носить турецкие шаровары в 1851 году феминистка Элизабет Смит Миллер. Ее ансамбль состоял из свободной туники длиной до колена и широких штанов с завязками на щиколотках. Главные преимущества нового костюма были в том, что он позволял избавиться от тяжелых нижних юбок, а затем и кринолина, был легким и предоставлял женщине свободу движений. Кроме того, юбка с кринолином всегда подметала мостовую, собирая всю грязь, и она существенно ограничивала движения — например, в кринолине было невозможно наклониться и поднять ребенка. 

Элизабет Смит Миллер оставила нам описание решающего момента: «Весной 1801 г. после многочасовой тяжелой работы в саду я прониклась таким глубоким отвращением к длинной юбке, что решила — с меня довольно. Это зревшее годами решение сразу нашло практическое воплощение: турецкие панталоны до лодыжки и юбка на четыре дюйма ниже коленей заменили тяжелое, грязное и утомительное старое одеяние». 

Вслед за Элизабет новый костюм переняла и ее кузина миссис Стантон, которая и вовсе стала энтузиастом новой моды. Она говорила: «Вопрос уже не сводится к тряпкам, к тому, как ты выглядишь. Теперь это вопрос: «Женщина, как ты себя чувствуешь?» 

Вскоре кузины познакомились с активисткой женского движения Амелией Блумер. Амелия была известна как борец за избирательное право для женщин и пропагандистка трезвости. Про нее рассказывали, что она не пригубила ни капли алкоголя даже на собственной свадьбе. Миссис Блумер очень понравился новый костюм, она вскоре сшила себе такой, и — самое главное — поместила его рисунок в газету The Lily, которую сама выпускала. После этого в редакцию посыпались многочисленные просьбы от читательниц прислать выкройку. Шили турецкие панталоны главным образом домашние портнихи.

Вскоре Амелия Блумер стала активной пропагандисткой новой моды, и ее слава шагнула далеко за границы Америки. Весь ансамбль в итоге получил ее имя, а широкие панталоны стали просто называться «блумерами» или «блумерсами». 

Хотя это было явно несправедливо по отношению к Элизабет Смит Миллер и миссис Стантон, этот исторический факт лишний раз демонстрирует, во-первых, роль масс-медиа (в данном случае газеты The Lily, которая изначально была посвящена антиалкогольной пропаганде). А во-вторых, хотя Амелия Блумер просто подхватила уже существовавшую моду, она была, в отличие от своих предшественниц, публичной личностью и имела опыт общения с массовой аудиторией. Но даже для нее этот взрыв популярности в связи с новым костюмом оказался неожиданным. 

В 1851 году Амелия Блумер появилась в своем костюме на Всемирной выставке в Лондоне, и там же был устроен Бал блумерсов. Это был пик популярности новой моды. К ее приезду в Англии уже устраивались лекции, а активистки раздавали афиши возле построенного специально к выставке Хрустального дворца. В The Lady’s Newspaper писали: «Почти невозможно развернуть газету без того, чтобы не прочесть о сторонницах блумерсов, которые устраивают собрания и рассказывают публике о преимуществах новой моды». Хотя удобство и польза этого костюма для здоровья были очевидны, он шел наперекор эстетической традиции, модному мейнстриму своего времени. Его считали неприличным и нескромным. 

Споры по поводу блумерсов могут служить примером относительности «приличий» в моде. Одна отважная девушка появилась на балу в блумерсах. Столкнувшись с насмешками и обвинениями в нескромности, она находчиво справилась с ситуацией. «Девушка повернулась к тем [из дам], чьи платья довольно сильно открывали грудь, и ответила: «Если вы подтянете свои платья вверх к шее, как это подобает, ваши юбки окажутся не длиннее моей», — рассказывает искусствовед Эйлин Рибейро в книге «Мода и мораль».

Костюм с блумерсами также прямо повлиял на манеры и телесные привычки, систему жестов. Девушки в блумерсах могли принимать раскованные позы, спокойно ходить и нагибаться, сидеть, закинув ногу на ногу. Ведь костюм может существенно изменить телесность (например, когда в 1780-е годы в моду вошли мужские шинели, женщины стали копировать мужскую походку: «Барышни развязно расхаживают по улицам, покачиваясь и широко расставляя ноги, одну руку уперев в бок, а другой раскачивая из стороны в сторону»).

Блумерский костюм, разумеется, вызвал целый всплеск пародий и карикатур. Поскольку брюки были отчетливо гендерно маркированным мужским предметом, посягательство женщин на этот предмет одежды воспринималось как знак глобального нарушения устоявшегося порядка, как если бы мир перевернулся вверх тормашками. Такая картина мира складывается в традиционной культуре во время карнавала — воцаряется мир наизнанку, где нарушены все законы, торжествует смеховая стихия. Отсюда все эти карикатуры с женщинами, которые курят, рассуждают о политике, пьют бренди, приглашают кавалера на танец и пытаются работать полицейским или пожарным. А их партнеры, наоборот, музицируют, мечтают и читают романы. Комфортный мужской костюм стал прочно ассоциироваться с глобальным женским желанием перемен и расшатыванием устоявшегося расклада гендерных ролей. 

Мода на блумерский костюм оказалась недолговечной, через пару лет блумеризм сошел на нет, и даже сама Амелия со временем отказалась от нового костюма. Однако один элемент этого ансамбля — широкие шаровары — оказался долговечнее других и продолжил свою жизнь в моде.