Марина Лошак — Forbes: «Я давно решила, что 10 лет — конечная точка»
20 марта РБК на источниках сообщило, что директор ГМИИ им. Пушкина Марина Лошак написала заявление об увольнении. В тот же день — день рождения ее предшественницы Ирины Антоновой — в Итальянском дворике музея был дан концерт Рахманинова. Два соседних кабинета, Антоновой и Лошак, архитектор Александр Бродский связал мостом из стендов, где разместил отзывы посетителей о выставках, которые провел музей под их руководством. Инсталляцию Бродского назвали «Мои полторы комнаты». Так символически Марина Лошак попрощалась с Пушкинским музеем.
21 марта новость о ее увольнении подтвердилась — Министерство культуры разослало пресс-релиз об освобождении Лошак от должности директора ГМИИ им. Пушкина.
За несколько дней до этого Марина Лошак дала интервью Forbes о том, как музей будет развиваться в условиях вынужденного разрыва международных связей. После появления сообщений об увольнении Forbes попросил ее прокомментировать это решение.
Марина Лошак возглавляла Пушкинский музей с июня 2013 года. В ГМИИ им. Пушкина она перешла с позиции арт-директора Музейно-выставочного объединения «Манеж», где проработала около года. Марина Лошак — известный куратор выставок авангарда и галерист. Возглавляла Московский центр искусств на Неглинной улице, принадлежавший банку «СБС-Агро», работала директором галереи Гари Татинцяна, совместно с Марией Салиной владела галереей «Проун» на «Винзаводе».
Среди самых громких выставочных проектов Марины Лошак в качестве директора Пушкинского — шесть выставок из коллекции Щукина и Морозовых, проведенных совместно с Эрмитажем и фондом Louis Vuitton в Москве, Санкт-Петербурге и Париже. Именно в Пушкинском свою коллекцию — музей МАГМА — впервые представил публике миллиардер Вячеслав Кантор. Выставка «Лицом к будущему. Искусство Европы 1945–1968» показала опыты осмысления трагедии Второй мировой войны в европейском искусстве. В честь 100-летия Октябрьской революции Пушкинский представил проект «Октябрь», который создал китайский художник Цай Гоцян. Среди знаковых выставок Пушкинского последнего времени — ретроспектива Хаима Сутина из парижского музея Орсэ. «Лондонская школа» из галереи Тейт с работами Фрэнсиса Бэкона и Люсьена Фрейда. Ретроспектива Густава Климта и Эгона Шиле из собрания венской Альбертины. Выставка японских гравюр эпохи эдо из японских музеев. «Бывают странные сближенья» куратора Жан-Юбера Мартена — более 400 произведений искусства и предметов из естественно-научных коллекций более чем из 40 музеев и частных коллекций Европы и России.
Под руководством Марины Лошак музей открыл новое направление коллекционирования — «Пушкинский XXI», начал формировать коллекцию видео-арта и новых медиа. Заявляя себя как музей современного искусства, в 2017 и 2019 (при поддержке Stella Art Foundation) Пушкинский показывал проекты на Венецианской биеннале.
Присоединив к музею региональную сеть бывших центров ГЦСИ, Пушкинский получил шесть филиалов во Владикавказе, Екатеринбурге, Калининграде, Нижнем Новгороде, Санкт-Петербурге и Томске. В 2016 году музей запустил инклюзивную программу «Доступный музей», стал проводить экскурсии на жестовом языке и тактильные мастер-классы. Объединил и масштабировал все юношеские и детские образовательные программы в общую «Пушкинский.Ю». Открыл новые музыкальные фестивали, онлайн-образовательные программы и запустил проект «Друзья Пушкинского» для коллекционеров — меценатов музея.
— Как давно вы приняли решение уйти с должности директора?
— Давно. Я давно решила, что 10 лет — конечная точка. Надо начинать что-то новое. Так было всегда в моей жизни. И так происходит сейчас.
— Как изменилась работа Пушкинского музея за последний год? Означает ли отмена международных выставок изменение стратегии музея? Его новый вектор развития?
— Концепция музея, его стратегия в сущности не меняется. Она вообще не может измениться ни при каких обстоятельствах.
Мы стараемся жить на полную, как говорится. Быть интересными, полезными и нужными. Прикладываем к этому все усилия. Другое дело, что нам нужно приспосабливаться к новым возможностям и извлекать из них максимум. Эти инструменты меняются вместе с миром. Потому что прежде роль музея как части мирового музейного сообщества выглядела иначе. Взаимодействие было ключевым понятием. Сейчас взаимодействие сохранилось. Но какими бы дружескими ни были наши связи с мировыми музеями, как бы хорошо к нам ни относились коллеги, мы больше не можем получать выставки из-за границы. Поэтому мы обходимся тем, чем можем обойтись в нашем достаточно богатом в плане возможностей пространстве. К счастью, в нашей стране есть много музеев, много коллекций. У нас огромный арсенал неисследованных, прежде не выставлявшихся сокровищ, до которых не доходили руки, поскольку мир был открыт, «только бери». Например, сейчас в центре нашего пристального внимания так называемые закрытые кладовые, до которых мы никак не могли добраться. В общем, перспективы у наших зрителей, безусловно, оптимистичные и радостные. В Пушкинском всегда можно будет увидеть образцы мировой культуры очень высокого качества. В этом отношении ничего измениться не может. Надеюсь, пройдет время, и к нашим новым открытиям добавятся те возможности, что были у музея прежде.
— Что происходит с большой музейной четверкой — «ГЭС-2», «Гараж», Третьяковка и Пушкинский, — созданной полтора года назад?
— Когда мы говорили о музейной четверке, мы рассчитывали не столько на коллекции, поскольку и V-A-C (фонд, чьей площадкой является Дом культуры «ГЭС-2». — Forbes Woman), и «Гараж» вряд ли что-то могут дать Третьяковке и Пушкинскому, но на интеллектуальное партнерство, на смысловые коллаборации самого разного рода, на привлечение туристических потоков. Честно говоря, изначально мы имели в виду прежде всего иностранного туриста. Сейчас, конечно, акцент на внутреннем туризме.
Мы обмениваемся медиатеками и инклюзивными программами с V-A-C и с «Гаражом». Но значительно более мощный поток обменов идет с Третьяковкой, с Русским музеем, с Эрмитажем. Вдобавок мы начинаем плотное сотрудничество с рядом научных учреждений, с Институтом восточных рукописей, с архивами, где сосредоточены не только сокровища художественного толка, но и смысловые, научные ценности.
— По вашим ощущениям, откроется ли «Гараж» как выставочный центр? Как могут развиваться частные выставочные проекты в нынешних обстоятельствах?
— Возможно, выставки и вернутся. Но на мой взгляд, это не очень существенно. Выставочная деятельность музея — не самая главная его составляющая, особенно сегодня. В данный момент истории «Гараж» делает очень много. Вероятно, просто не все знают или не хотят узнать подробнее, но «Гараж» полон людей и проектов. Там идет огромное количество образовательных программ. Вернулись кинопоказы, работают медиатеки. Не прекращается работа с архивами. Идут программы в регионах, действует система грантов для художников и кураторов. Это гигантский массив работы, который, собственно, и есть суть музея современного искусства. Мне кажется, если посмотреть на цифры посещаемости музея, они всех поразят.
— Благодаря вашему личному участию у музея сложились особенные отношения с бизнесменами-коллекционерами, такими как Петр Авен, Вячеслав Кантор. Как они развиваются сейчас?
— Как известно, вся картинная галерея музея состоит из бывших частных собраний. И это не считая Музея личных коллекций, где взаимодействие с частными коллекциями и коллекционерами составляет концепцию музея.
У музея исторически прекрасные отношения с коллекционерами. И лично у меня, как у человека, который всю жизнь занимается именно взаимодействием с коллекционерами. А что касается конкретно Петра Авена и Вячеслава Кантора, то, к сожалению, сейчас сотрудничество невозможно в силу нынешних обстоятельств. Я очень ценю и уважаю их коллекционерский опыт. Но взаимодействие, связанное с их коллекциями и музеем, сейчас невозможно.
Но, например, 17 апреля у нас откроется выставка, которая называется «После импрессионизма». Там будут работы из частных коллекций, причем на равновесных условиях с музейными работами. Изначально это был совместный проект с лондонской Национальной галереей. Но теперь это две разные выставки. Для лондонского проекта отобрано больше сотни работ Климта, Кокошки, Матисса, Мондриана и Кандинского из музеев со всего мира. А нам на помощь пришли частные коллекционеры.
— Пришли ли в музей новые коллекционеры?
— Во время выставки коллекции Морозовых мы провели встречу с коллекционерами современного искусства. В списке, который мы составили вместе с коллекционером Пьером Броше, порядка 65 активных коллекционеров. На самом деле их значительно больше. Сейчас бум на коллекционирование современного искусства. Все больше людей ищут баланс внутри непростой жизни, и искусство, как это было всегда, выступает в роли лекарства от невзгод. Судя по тому, что эти люди открывают публике время от времени, есть очень серьезные собрания. Вот сейчас в Русском музее в Санкт-Петербурге идет выставка Наталии Опалевой, одна из образцовых коллекций нонконформизма. Одновременно со своей коллекцией Опалева развивает свой частный музей AZ, выступает как меценат художников и государственных музеев.
В течение последних пяти лет с помощью музея возникла новая плеяда коллекционеров, которые интересуются только видео-артом. Это очень многонаселенное и перспективное поле. С этими коллекционерами мы активно работаем.
— Основным источником пополнения коллекции медиаискусства были дары коллекционеров. Что изменилось за этот год?
— Ничего не изменилось. У нас собралась довольно приличная качественная коллекция, в которой уже более 40 произведений видео-арта. Это результат целенаправленной работы, которую мы продолжаем вести. Коллекционеры покупают работы на свои деньги и дарят работы музею. Что-то получается лучше, что-то хуже, как мы понимаем, платежи затруднены. Поэтому наша задача сейчас — работать с отечественными художниками и сохранять их произведения, если они высокого уровня, в музеях. Поэтому, когда мы говорим про видео-арт, его нужно не только покупать, но и продюсировать.
— Есть ли у музея средства на это?
— Количество людей, готовых нам помогать, к счастью, не изменилось. Иногда меняются наши партнеры. Но мы всех очень любим, ценим и не бросаем дружить, если они прекращают по каким-то обстоятельствам поддерживать музей. Вместо одних появляются другие. Когда речь заходит о такой институции, как наша, всегда найдутся люди, которые хотят поддержать музей. Наш генеральный спонсор — по-прежнему банк ВТБ.
— Совместные выставки с европейскими музеями стоили от миллиона евро. Выставки, организованные совместно с российскими музеями, выходят дешевле?
— Как выяснилось, транспортировка по России стоит тех же денег, что и из Европы. Страна-то большая. И страховка тоже немаленькая для тех ценностей, что мы перемещаем. Так что сэкономить не получается.
Сейчас, например, мы готовим выставку «Золото сарматских вождей». Это мировая премьера, на которой впервые в одной экспозиции будут представлены все части археологического комплекса Филипповских курганов (комплекс из 29 курганов в Оренбургской области. — Forbes Woman). Одну часть выставки мы везем из Уфы, другую из Оренбурга. Стоимость такого проекта не уступает европейским блокбастерам.
— Означает ли это, что в ситуации культурной изоляции российские музеи стали щедрее? Что больше работ, в том числе шедевров, прежде считавшихся невыездными, дают теперь на выставки? Чаще и активнее обмениваются друг с другом?
— Да, межмузейное сотрудничество изменилось в лучшую сторону. И я, и многие другие директора музеев чувствуют необходимость поддержать не только собственный музей, но и вообще культуру в стране. Мы даем буквально все, что у нас ни попросят, если только реставрационное состояние вещей и условия хранения позволяют нам это сделать. Сейчас мы щедро делимся произведениями и с московскими и санкт-петербургскими музеями, нашими постоянными партнерами, и с региональными музеями. Взаимодействие идет очень оживленно, и качество гастрольных вещей значительно выше, чем когда бы то ни было прежде.
Конечно, у нас давние особые отношения с Эрмитажем. Естественно, тесные отношения с Третьяковкой и с Русским музеем. Это наши традиционные базовые партнеры. Когда мы делаем такие выставки, как «Всеобщий язык», то работаем и с Историческим музеем, с Музеем Востока.
— С 2015 года музей совместно с государственными музеями Берлина реставрировал скульптуры Донателло из фонда перемещенных ценностей. Реставрацию оплачивал фонд Прусского культурного наследия. Программа была рассчитана на 10 лет. Что сейчас с ней происходит?
— Это часть коллекции Музея кайзера Фридриха в Берлине, пострадавшая от пожара и взрывов в бункере парка Фридрихсхайн в последние дни войны. В 1946 году коллекцию привезли в Москву.
Благодаря совместной программе мы отреставрировали большое количество вещей. 31 марта в Главном здании мы откроем выставку по результатам этой реставрации. Проект осуществился благодаря поддержке Stella Russian Foundation. Несколько месяцев назад в Берлине прошла выставка Донателло. Наши немецкие коллеги прислали видео с открытия. Первыми словами на открытии стали слова благодарности Пушкинскому музею и его реставраторам. Мы сделали фильм о совместной межмузейной работе. Мне кажется, очень важно именно сейчас говорить о таких вещах.
— Что происходит со стройкой музейного квартала, которую Пушкинский ведет уже много лет? На 2022 год было намечено закрытие на реставрацию главного здания.
— Все сложные подземные работы завершены. Под зданием усадьбы Долгоруковых-Вяземских, где откроется галерея старых мастеров, создано подземное пространство в 19 000 м2. Там расположатся хранилище, инжиниринговые службы. Огромные подземные пространства оборудованы под будущим депозитарием и под Домом текста. Сейчас самый важный острый вопрос: когда будет закончено хранилище? Потому что наше главное здание в очень плохом состоянии, оно никогда не ремонтировалось, как полагается, и не реставрировалось. Музею сейчас жизненно необходимы хранилище и выставочное пространство. Мы ждем возобновления работ на стройке.
— Известно ли, когда стройка начнется снова?
— Два с половиной года пандемии и «специальная военная операция»* не позволяют мне ответить на этот вопрос.
— События «спецоперации» отразились на вашей семье. Ваша дочь и племянник, Анна Монгайт и Андрей Лошак, объявлены иноагентами. Как в такой ситуации работать директором государственного музея?
— Я могу говорить о себе только как о человеке. Я всегда жила, живу и буду жить в пространстве любви со своими родными. И ничто не способно это изменить. Сейчас такое время, когда все пространство вокруг, и музей в том числе, нужно насыщать любовью. Мне кажется, больше ничего другого мы не можем сделать.
* Согласно требованию Роскомнадзора, при подготовке материалов о специальной операции на востоке Украины все российские СМИ обязаны пользоваться информацией только из официальных источников РФ. Мы не можем публиковать материалы, в которых проводимая операция называется «нападением», «вторжением» либо «объявлением войны», если это не прямая цитата (статья 53 ФЗ о СМИ). В случае нарушения требования со СМИ может быть взыскан штраф в размере 5 млн рублей, также может последовать блокировка издания.