Действуй, сестра: как четыре дагестанки сбежали от домашнего насилия
План побега
«Мы хотели выбраться из ада, в котором мы жили, — рассказывает в интервью Forbes Woman Аминат Газимагомедова, старшая из сестер. — Еще в 2020 году, в силу моего возраста, было принято решение, что я сбегу, а потом уже девочки подтянутся, когда младшей, Патимат, будет 18 лет. Почему было принято такое решение? Потому что мне было 22 года, и могло произойти все что угодно, меня могли, не спросив, выдать замуж, и остановить это у меня бы не получилось».
Но в 2020 году сбежать не удалось, вспоминает старшая Аминат, и тогда они с сестрами решили дождаться совершеннолетия младшей, чтобы сбежать вместе: «После моего побега девочек могли как-то наказать, ожидать такого же поступка от них. Поэтому мы решили объединиться. Мы копили деньги, это были маленькие суммы, но хоть что-то. Мы откладывали все, что у нас было, по 50 рублей, по 100 рублей».
План побега разработали именно младшие сестры — Аминат признается: «Мы старались об этом даже не переписываться друг с другом. Мы боялись, что кто-то может взять телефон в любой момент и увидеть сообщение. Поэтому мы все обсуждали только лично, закрывшись в комнате тихо, шепотом. Мы никому об этом не рассказывали, об этом знали только мы четверо».
7 августа 2022 года Аминат Газимагомедова, Патимат Магомедова, Хадижат Хизриева и Патимат Хизриева уехали в Москву, чтобы затем выехать за границу. В Москве сестры пробыли три месяца, пока младшей делали загранпаспорт. «Здесь их родители искали через диаспору, поэтому все три месяца девушки не выходили за пределы шелтера — они понимали, что город напичкан камерами и, соответственно, любая видеофиксация могла способствовать тому, что их найдут и вернут домой», — говорит Александра Миронишкова, пресс-секретарь группы СК SOS.
О побеге родственники узнали в тот же день и начали их поиски. Например, 13 сентября в один из московских кризисных центров обратилась женщина, однако сведения, которые она сообщила о себе, не вызвали у сотрудников доверия. Позднее выяснилось, что это мать Аминат Зухра Газимагомедова, таким образом пытавшаяся разыскать дочь.
После оформления документов младшей из сестер правозащитники приняли решение вывозить девушек через Грузию. Однако на КПП «Верхний Ларс» российские пограничники забрали у сестер паспорта и не пропускали их через границу. Сначала они попросили разрешение на выезд от родственников (хотя для совершеннолетних оно не требуется), а затем сослались на то, что у девушек якобы есть долги и их ищут приставы. Через несколько часов на пограничный пункт приехали мать и двоюродный брат Патимат и Хадижат, которые пытались уговорить девушек вернуться домой.
«Я этих девочек на руках с детства носил. Вы чего здесь говорите? Вы что знаете? Пускай мне хоть одна из этих девочек скажет, что я их пальцем тронул. Пускай скажут, я отсюда развернусь и уйду», — говорит брат Патимат и Хадижат на записанном правозащитниками видео.
«Миллион процентов, что я их домой верну, я для них хочу только хорошего… Им просто мозг перевернули, старшая Аминат им мозг перевернула. Если можно, пойдите навстречу, скажите, чтобы они вернулись», — уговаривал по телефону отец Хадижат и Патимат Гаджимурад Хизриев журналистку и правозащитницу Светлану Анохину, которая была на связи с Кризисной группой СК SOS и девушками.
Анохина — соосновательница волонтерской группы «Марем», главный редактор портала «Даптар», известная тем, что помогает кавказским женщинам, столкнувшимся с насилием. Именно поэтому Хизриев попробовал договориться с ней. «Конечно, он волнуется, беспокоится. А кто бы не беспокоился? И он очень держал себя в руках, — комментирует Анохина в разговоре с Forbes Woman. — Но проскальзывали интонации. Слышно было его нетерпение, недовольство. Он несколько раз повторил, что их найдет, что так это не оставит. Он не угрожал, но по тону было понятно, что он настроен решительно. Говорил о том, что лучше им сейчас вернуться, пока нет никаких последствий. Но, в общем, обычная ситуация. Я не в первый раз разговариваю с родителями и родственниками сбежавших девочек, и все развивается по одному сценарию».
«Мы знаем, как обычно это заканчивается. Девушек объявляют в розыск как пропавших без вести, полиция их задерживает, и через какое-то время появляются родственники, потом девочкам говорят: выходите, мы вас больше не задерживаем. А там их просто засовывают в машину и увозят», — объясняет руководитель Центра защиты пострадавших от домашнего насилия при Консорциуме женских НПО Мари Давтян.
По мнению девушек, их не выдали родственниками только из-за общественного резонанса. Широкое распространение получил ролик, выложенный Светланой Анохиной, на котором каждая из сестер произносит: «Я прошу не выдавать меня моим родственникам, потому что они ищут меня, чтобы убить». «Мы не хотели давать какую-то огласку этому всему, мы хотели молча уйти, как мы в принципе и сделали, — объясняет Аминат Газимагомедова. — Но, к сожалению, у нас этого не получилось, нас зажали в угол, и 29 октября на КПП «Верхний Ларс» нам пришлось, мы не хотели этого делать на самом деле. Мы тянули до последнего момента. Но нас задержали полицейские и ждали родственников, чтобы передать им. Хотя по закону никакого права на это у них не было, поэтому единственный выход для нас остался: все рассказать СМИ, чтобы люди увидели это беззаконие, чтобы люди смогли помочь нам. К счастью, это сработало».
Ранним утром 30 октября четыре сестры из Дагестана смогли перейти границу с Грузией, после того как более 11 часов их удерживали российские пограничники на пропускном пункте «Верхний Ларс».
Село Хаджалмахи
«Мы сбежали от того, что нас избивали, выдавали насильно замуж, запрещали получать образование… Мы были заперты, мы были бесправны… Хадижат сосватали за двоюродного брата, и это считалось абсолютно нормальным. Мы этого не хотели, мы хотели уйти, мы хотели жить…», — рассказывают девушки в своем видеообращении, которое распространилось в соцсетях 29 октября.
«С каждым днем все становилось хуже и хуже. Когда ты взрослеешь, ты начинаешь понимать больше вещей и больше несправедливости видишь во всем происходящем», — рассказывает Патимат Магомедова. Боясь, что ее выдадут родственникам, Патимат разрешила правозащитникам разместить в паблике Кризисной группы СК SOS фотографии с окровавленным лицом и ссадинами на ногах, свидетельствующие, о том, что она подвергалась насилию. «Наказать могли абсолютно за все, за любые мелочи: за непослушание, за высказывание своего мнения, — говорит Аминат. — На нас кричали, говорили, как мы должны двигаться, как вести себя, как думать, особенно как думать. И да, наказать могли по-разному, оскорбление — это вообще то, что мы слышали постоянно. Не проходило и часа, чтобы как-то нас не оскорбили, чтобы не пошутили, не поиздевались. Но они не считали, что они издеваются, наоборот. Например, моя мать была уверена, что она просто учит меня жизни и все делает правильно».
«Родственники уверяют, что они их пальцем не тронули. А девушки говорят другое, и фото подтверждают слова девушек. На видео мать или брат говорят, что вот мы их любили, из дома лишний раз не выпускали без сопровождения. Сомнительная любовь», — говорит пресс-секретарь Кризисной группы СК SOS Александра Миронишкова.
Также девушки рассказали в СМИ, что в детстве подверглись «женскому обрезанию» — калечащей операции на половых органах, которую до сих пор проводят в некоторых регионах мира, несмотря на то что она признана нарушением прав человека.
Принуждение к замужеству стали последней каплей. «Я не давала точного согласия, — рассказывает Хадижат Хизриева в интервью Forbes Woman. — В самом начале, когда мне предложили, сказали мне об этом, я ответила: «Нет, я не хочу. Я против этого». Я очень долго разговаривала с мамой, также разговаривала с отцом. Они пытались меня убедить и сказали, что то, что жених является двоюродным братом, это не причина для отказа. Они со мной очень долго спорили. И папа спорил, ставил мне в пример всех двоюродных, кто между собой женат. Говорил, что это абсолютно нормально, что таких очень много. Я сказала, что не даю никакого согласия, но им вообще плевать на мое мнение. Они молчали две недели, а потом сами дали положительный ответ. Когда я ходила дома без настроения, грустная, меня родители позвали и сказали, что я глупая и не понимаю, что они хотят мне хорошего, что это только для моего блага, и они знают, что он очень хороший парень, поэтому дали согласие, и чтобы я не ходила такая грустная».
Село Хаджалмахи, откуда родом девушки, находится в 130 км от Махачкалы. По словам правозащитницы Светланы Анохиной, там близкородственные браки, действительно допустимы: «Хаджалмахи вообще очень особенное село. Очень богатое, сплоченное, у них там свои правила, даже для Дагестана они достаточно жесткие. Близкородственные браки — это привычная история для некоторых районов и сел Дагестана, и для Хаджалмахи в частности. Как раз потому, что это очень богатое село, выдавать девушку замуж, давать ей большое приданое (потому что без этого никак) и отпускать ее в другое село или семью не считается правильным. Они ссылаются на свой мазхаб, у них он Шафиитский (одна из правовых школ в суннитском исламе, — Forbes Woman), который допускает подобные браки». «Да, действительно. Там половина села точно уж троюродные братья и сестры между собой. Они и сами это прекрасно знают. И двоюродных тоже очень много. Для всех там, можно сказать, это абсолютно нормально, ничего такого нет», — добавляет Хадижат.
Три из четырех сестер, сбежавших из села Хаджалмахи, даже не закончили школу, рассказывает Аминат Газимагомедова, которой родители позволили получить высшее образование: «У них закончено семь классов, им не разрешили учиться дальше. Главное, чтобы они умели читать и писать, потому что женщинам больше ничего не нужно. Важно, чтобы они умели быть хорошими женами, хорошими матерями, готовить, стирать и убирать». «Почему у меня есть образование? Потому что мой отец тоже образованный, он с красный дипломом закончил медицинский институт. Поскольку я единственный ребенок в семье, заранее было известно, что у меня будет высшее образование. Но у меня не было выбора, куда поступать, на кого (у Аминат медицинское образование. — Forbes Woman). Получение образования тоже было очень «интересным опытом». Каждый мой шаг контролировался. Вот я выхожу из кабинета, вот я нахожусь здесь, делаю то-то — обо всем приходилось докладывать, писать, за этим следила мама. Она просила меня иногда отправлять фотографии, чтобы доказывать, что я именно там, где я говорю».
Муж, бьющий женщину, не мужчина
Зачастую побег из дома — единственный способ прекратить домашнее насилие. Сбежав, девушки живут в постоянном страхе, что их найдут родственники. Известный пример — побег чеченки Халимат Тарамовой. Девушка скрывалась в шелтере в Махачкале, когда туда ворвались силовики и увезли Халимат в Чечню. Позднее на государственном канале «Грозный» вышел сюжет, в котором Халимат в присутствии отца и правозащитников говорит: «Я в кругу семьи. У меня все хорошо. Нет никакого давления в мою сторону, меня все поддерживают, успокаивают».
Подсчитать случаи домашнего насилия невозможно, однако, по словам правозащитницы Светланы Анохиной, в волонтерскую группу «Марем», которая была основана в 2020 году, за два года поступило 53 обращения с просьбой об эвакуации. «У меня были девочки, которые бежали в тапочках из окошка, без документов, без денег. Буквально в том, что на них надето, — говорит Анохина. — Многие бегут снова и снова, но некоторые остаются. Халимат Тарамова просто устала. Это же страх дикий. Она понимала, что ее нашли один раз, второй, в следующий могут и не оставить в живых. Нет у нее сил. И это ее решение».
Говоря о Кавказе, важно понимать, что по традициям многих живущих там народов, например аварцев, муж, бьющий жену, не мужчина, а домашнее насилие — позор, объясняет Анохина. Однако в реальности понятия искажаются. «Чем больше у человека власти, тем больше вероятности, что он будет ею злоупотреблять. А власть родителей над детьми и мужа над женой на Кавказе, сами понимаете, какая», — добавляет правозащитница.
«Все наши коллеги, работающие на Северном Кавказе, говорят, что нет такого [права на насилие в семье] в исламе. Это не религиозная традиция, а местечковое восприятие своей силы, которое, естественно, красиво оформляется: «Мы тут правоверные люди, поэтому поступаем вот так». Но на самом деле: «Я наказываю, потому что у меня это право есть. Я могу принимать решения относительно жизни всех членов семьи, которые мне подчиняются, в том числе вступать им в брак или не вступать, учиться или не учиться», — объясняет Мари Давтян.
Учитывая количество обращений, поступающих в правозащитные организации с Северного Кавказа сложно отрицать, что проблема существует и она масштабная. «На Кавказе есть женщины, которым катастрофически не хватает возможности выбирать, как им жить, выбирать брак, друзей, профессию, досуг», — констатирует Аруза Воробьева, кейс-менеджер фонда SILSILA, который помогает пострадавшим от насилия беженкам и женщинам восточных культур. Но, по мнению Воробьевой, нельзя женщин Кавказа считать слабыми: наоборот, их решимость подтверждает, что они отказываются быть жертвами обстоятельств. «Истории о том, как девушки и женщины бегут из своих домов, несмотря на прямую угрозу, абсолютно оправданный страх и неизвестность, подтверждают, что они способны и готовы противостоять, пожалуй, кому и чему угодно. Женщины, особенно молодые, отвергают насилие», — говорит Воробьева.
Однако внутри кавказского общества побег из дома даже в случае домашнего насилия зачастую воспринимается отрицательно, причем беглянок осуждают не только мужчины, но и женщины. «Есть те, кому подобный выбор не подходит. Самого ощущения неволи может не быть — та самая реальность, от которой бегут одни, другими может восприниматься иначе, — объясняет директор фонда SILSILA Анастасия Бабичева. — Для многих женщин традиции и патриархальный уклад — не ограничения, а норма, определенность, надежность, которая проверена и одобрена поколениями. Их связь со своей семьей, сообществом, народом может быть самым сильным мотиватором и ценностью более значимой, чем автономность и даже безопасность».
«Женщины могут обратиться в правозащитные организации. «Китеж» и «Марем» работают в том числе и на Северном Кавказе. Также обращения принимают «Сестры», «Насилию.Нет» (включен в реестр НКО-иноагентов), «Ты не одна», «Консорциум женских НПО», они работают по всей России», — объясняет пресс-секретарь Кризисной группы СК SOS Александра Миронишкова. «Но мы, как правозащитники, не имеем права прийти и сказать: «Ты живешь неправильно, ты слабая, возьми ответственность, которую до этого ты и в глаза не видела, соберись, решай и делай все сама». Подобное давление и навязывание «правильного» мы не приемлем», — поясняет Бабичева.
На данный момент Аминат Газимагомедова, Патимат Магомедова, Хадижат Хизриева, Патимат Хизриева находятся в Грузии, но это не конечный пункт. Сотрудники фонда СК SOS собираются и дальше сопровождать сестер и помогать им в адаптации к новой реальности. «Многие в подобной ситуации получают политическое убежище в Европе, некоторые начинают заниматься волонтерством, пытаются помочь другим людям», — говорит Миронишкова.
«Нам поступают сообщения от родственников девушек, но мы не ведем переговоры. Что сейчас делают родственники, у нас нет точных данных. Но мы предполагаем, по косвенным признакам и поступающей к нам информации, что они находятся в поиске [наших] подзащитных. Мы же в свою очередь стараемся обеспечить безопасность сестер», — пояснил Мирон Розанов, правозащитник из Кризисной Группы СК SOS.
«Мы планировали спокойно прожить свою жизнь где-то подальше от этой атмосферы, от всего этого давление и насилия. Там, где мы сможем быть свободными, сможем быть такими же людьми, как и другие люди, не оправдываться ни перед кем, не терпеть издевательств, насилия и насмешек в свой адрес от, казалось бы, самых близких родственников», — говорит Аминат Газимагомедова.