Мамины помощники: почему домохозяйки 1950-х сидели на транквилизаторах
«Нездоровые женщины» — погружение в историю медицины и размышление о тех сложностях, с которыми сталкиваются современные женщины. Книга посвящена тому, как медицина прошлых лет объясняла и воспринимала женское тело, какие теории о женском организме сформировались в условиях патриархальных представлений о женственности и к каким последствиям это приводило.
Обвинение женской физиологии и психологии в семейных конфликтах не было новой идеей. На протяжении десятилетий тяжесть предменструального напряжения и менопаузальных нарушений оценивалась степенью дискомфорта мужа. Новым стало то, что женщин теперь принуждали принимать препараты, чтобы их мужья были счастливы. В рекламе «Милтауна» был создан образ современной белой домохозяйки из среднего класса, которая не могла позволить своему неуправляемому телу и разуму разрушить с трудом завоеванное семейное счастье — или женственность. Подобно женщинам из рубрики Саффорда, пользователи «Милтауна» брали на себя ответственность за свое нездоровье, подчиняясь патерналистскому авторитету врача-мужчины. На обложке книги Саффорда, основанной на его одноименной рубрике, в 1955 году была изображена роскошная полураздетая блондинка, которая надувает губы, пока врач размахивает стетоскопом. «Если бы я знала!» — гласила надпись на задней стороне обложки. Ниже располагалось фото женщины, которая сидит на полу, скрестив ноги и грызя ногти. В книге говорилось, что по-настоящему женственная женщина не стесняется раскрывать личные подробности о своем теле и сексуальности. Вместо того чтобы жить в неведении, ей следовало довериться опыту врача. Те, кто прислушивался к его рекомендациям, становились информированными, просвещенными и здоровыми. Как ни странно, посещение врача и получение рецепта преподносились как нечто воодушевляющее.
Как и «Премарин» (эстрогеновая добавка, поступившая в продажи в 1940-х годах), «Милтаун» предназначался для того, чтобы ослабить неприятные чувства и симптомы. В медицинской прессе препарат представляли как средство от хронической боли, астмы, артрита, ревматических заболеваний, болезней желудочно-кишечного тракта и даже рассеянного склероза. После войны стала набирать популярность идея о том, что многие из этих болезней может усугубить или даже вызвать жизнь пациентки. Производители «Милтауна» намекали на то, что женские психологические проблемы, особенно тревожность, служат симптомами неудовлетворенности жизнью.
На медицинской рекламе «Мепроспана» (другое торговое название мепробамата) 1960 года изображена женщина, которая сидит у стола врача и смотрит на свои сцепленные руки. Эту «напряженную и нервную пациентку» мучает «постоянная тревожность, не имеющая органической этиологии». Капсулы 400 миллиграммов, принятой за завтраком, достаточно, чтобы она успокоилась и пошла за продуктами. На другой картинке женщина готовит ужин для семьи. Из-за того что «весь день наслаждалась спокойствием», она «достаточно расслаблена, бдительна и внимательна» для похода на родительское собрание, а после этого может лечь спать, «не беспокоясь о нервозности и напряжении».
К 1955 году хроническая боль, астма и заболевания желудочно-кишечного тракта стали считаться психосоматическими проблемами. Однако врачи выяснили, что в основе двух заболеваний «неизвестной этиологии» (волчанки и ревматоидного артрита) лежит такая органическая патология, как аутоиммунитет. Расширение стационарной медицины, клинических специальностей и финансируемых исследований позволило пациентам (в основном женщинам) с этими заболеваниями проходить надлежащее обследование и получать лечение. Однако часто все начиналось именно с тех симптомов, которые должен был устранить мепробамат: повышенной утомляемости, бессонницы, нервной слабости, тревожности, депрессии, спутанности сознания и слабости в мышцах. О связи между иммунной системой и рассеянным склерозом, самым распространенным неврологическом заболеванием в Америке на тот момент, было известно с 1940-х годов. Тем не менее пациенткам неврологических клиник вплоть до 1950-х годов часто ставили диагноз «истерия».
Сегодня известно, что рассеянный склероз в три-четыре раза чаще встречается среди женщин, чем среди мужчин. Это заболевание было впервые задокументировано Жаном-Мартеном Шарко (тем самым врачом, который привлек внимание к истерии в конце XIX века) в 1868 году. Даже сегодня рассеянный склероз, как и большинство аутоиммунных заболеваний, остается неизлечимым, и точная причина его развития неизвестна. Хотя специалистам с 1940-х годов известно о его широкой распространенности среди женщин, причины этого гендерного неравенства остаются неизученными. Кстати, в конце XIX — начале ХХ века врачи, наоборот, считали, что рассеянный склероз чаще встречается среди мужчин. Это заблуждение связано с тем, что неврологические и моторные симптомы пациентов мужского пола, по мнению медицины, заслуживали внимания, в то время как пациентки со своими нежными нервами их просто надумывали. Гендерные предрассудки по-прежнему влияют на диагностику рассеянного склероза. Заболевание обычно начинается с неспецифических симптомов, таких как боль, повышенная утомляемость и мышечная слабость, которые то ослабевают, то усиливаются. Может пройти много времени, прежде чем поставят правильный диагноз. Сегодня «необъяснимые» боли и неврологические симптомы женщин все еще часто ошибочно принимают за соматизированное расстройство — психическое заболевание, которое проявляется физическими симптомами, не связанными с конкретной причиной.
В 1950-х годах женщине, обратившейся к врачу с жалобами на сильную утомляемость, боль в мышцах, затуманенность сознания и тремор рук, назначали транквилизатор. Зачем ломать голову над причиной загадочных симптомов, если таблетка просто заставит пациентку замолчать?
Мепробамат появился в Великобритании в 1956 году. Он быстро вытеснил барбитураты и стал самым популярным лекарством для женщин, страдающих тревожностью, бессонницей, слабостью нервов и необъяснимой болью. Статистика показывала, что прием барбитуратов, которые слишком часто назначались врачами НСЗ, мог привести к катастрофическим последствиям. В 1954–1956 годах передозировка этими средствами привела к случайной смерти или суициду 217 женщин в Англии и Уэльсе. В медицинских журналах появились предупреждения об опасных побочных эффектах и аддиктивности этого «плацебо, <…> успокаивающего врачей». По заявлениям производителей, мепробамат по сравнению с барбитуратами был менее токсичным и вообще не вызывал привыкания. Но и стоил он, однако, заоблачно. В палате общин Великобритании в ноябре 1956 года министры спорили о том, что НСЗ работает на пределе из-за «американского посягательства» на «ипохондриков и невротиков».
Но куда более тревожными оказались физические и психические последствия применения этого «малого» транквилизатора. Мепробамат имел множество побочных эффектов, включая нечеткость зрения, головокружение и тошноту, и, как оказалось, все-таки вызывал сильное привыкание. Несмотря на его очевидную опасность, спрос только возрастал. Один психиатр задался вопросом, связано ли это действительно с ростом психических заболеваний. Если так, то мепробамат — слишком простой способ решения проблем. Вместо того чтобы прорабатывать их на психотерапии, первопричины психических заболеваний просто «скрывали за густым облаком химически вызванного спокойствия». Однако психиатр также подчеркнул, что, по мнению фармацевтических компаний, практически любое настроение и чувство, начиная с усталости и раздражения и заканчивая страхом и волнением, было «синдромом», который можно вылечить только таблетками. Женщины, их основные потребители, не были глупыми. Они не глотали чудо-препараты только потому, что реклама в журнале призывала это делать, и их было нелегко убедить, что каждая их эмоция — патологическая. Теперь, когда общество ожидало, что женщины совьют гнездо для уставших после войны мужчин и увеличат численность населения, они столкнулись с реальным кризисом идентичности и самости.
Многие женщины (по крайней мере, белые представительницы среднего класса, которые считались идеалом домашней женственности) в годы войны вкусили новые обязанности и относительную свободу. Они стали участвовать в политической жизни и получили возможность учиться и работать. Однако их психическое и физическое здоровье рушилось под грузом материнства и домашнего хозяйства. Компании, торгующие мепробаматом, умело патологизировали парадокс послевоенной женственности. У образованных домохозяек было гораздо больше доходов, жизненных возможностей и «средств экономии труда», чем у их матерей. Но при этом они оказались перегруженными, уставшими и страдающими функциональными расстройствами. «Не ужели тревожность и напряжение становятся профессиональным заболеванием домохозяек?» — вопрошала реклама «Милтауна». Если да, то с чем это связано? Реально ли «подарить женщине социальное, политическое и культурное равенство с мужчиной, но при этом продолжать требовать от нее домашнего и биологического подчинения»? Нет. Справедливо ли ожидать от нее, что она «возьмет на себя бремя времени, сосредоточенного на рождении детей, и не выйдет за рамки эмоциональных границ?» Опять же нет. Однако компания Wallace стремилась получить прибыль, а не побороть гендерное неравенство. «Какой бы ни была причина, «Милтаун» следует добавить к лечению, чтобы устранить эмоциональное и мышечное напряжение, — убеждала реклама. — Он не заменит неделю отдыха на Бермудских островах и не совершит эмоциональную перезагрузку, но упростит последнее как для женщины, так и для ее врача».
Новый культурный стереотип тревожной нездоровой домохозяйки стимулировал производство бензодиазепинов, таких как «Валиум», «Либриум» и «Серакс», появившихся в Великобритании и США в начале 1960-х годов. Опять же считалось, что эти препараты не вызывают привыкания. Реклама, отличавшаяся поразительной гендерной предвзятостью, была основана на популярных представлениях о связи между домашним трудом и психическим нездоровьем. В рекламе фармацевтической компании Wyatt изображена женщина, которая держится за рукоятки швабры и веника, как за прутья тюремной камеры. Подпись гласит: «Вы не можете ее освободить, но можете сделать ее менее тревожной». «Серакс» мог устранить напряжение и раздражение, связанные с «ощущением неадекватности и изоляции». Приняв несколько таблеток, женщина прекрасно справлялась со своими «повседневными проблемами». Сонливость, головокружение, потеря сознания, сыпь, тошнота, вялость, отеки, невнятная речь и измененное половое влечение — это лишь некоторые из побочных эффектов, перечисленных мелким шрифтом.
В рекламе бензодиазепинов создавался конкретный образ пациентки — женщины, изнуренной воображаемыми болезнями, эмоциональными эксцессами и переживаниями по поводу своего места в обществе, которую можно было «вылечить» сном и затыканием рта. Как и «истеричных» пациенток XIX века, ее принуждали к потенциально опасному «лечению» проблемы, придуманной врачами-мужчинами. PR-компании, продвигавшие транквилизаторы, знали, что домохозяйки оказались в тисках кризиса психического здоровья. На словах реклама поддерживала целевую аудиторию, но при этом внушала женщинам, что проблема заключается в неспособности адаптироваться к «естественной» роли. Медицина веками цеп лялась за идею о том, что домашняя жизнь и материнство, а также такие их атрибуты, как спокойствие, покорность и женственность, очень полезны для женского тела и разума. Тоска по жизни за пределами клетки из швабр и веников всегда считалась патологической и опасной. Подобно всем ненужным гинекологическим операциям и карательным методам лечения, которым подвергали нездоровых домохозяек на протяжении истории, транквилизаторы рекламировались как надежный способ заставить недовольных женщин спокойно подчиниться своей предопределенной социальной роли.