Главная героиня романа «Унесенные ветром» Скарлетт О’Хара, разглядывая себя в зеркале, думала о корсете: «Мысль о талии заставила ее вернуться к практическим делам. Мамушка затянула ее корсет в талии до восемнадцати дюймов — для бомбазинового платья, а зеленое муслиновое требует, чтобы было не больше семнадцати. Надо велеть ей затянуть потуже». 18 дюймов — это 45,72 см. Между тем здоровый показатель талии в наши дни составляет примерно 80 см, что в два раза больше. В одноименном фильме, снятом по роману, зрителю показывают и сцену утягивания. Большинство наших представлений о корсетах складывается как раз по фильмам и книгам, где процесс шнуровки напоминает пытку.
Французский философ Ролан Барт, рассказывая о взаимосвязи между культурой и одеждой в своей книге «Система моды», писал, что мода — это социальный текст, который следует читать. По корсетам можно бегло прочесть историю положения женщины в обществе. На пике своей популярности, в XIX веке, корсет был спрятан под одеждой, но сковывал женщину до такой степени, что фактически лишал возможности не только работать, но и просто двигаться. Но так было не всегда.
История тугой шнуровки
Настенные росписи Крита, относящиеся к минойскому периоду (примерно 3000–1500 годы до н. э.), изображают в том числе богинь, одетых в непривычные нам узкие корсажи, оставляющие грудь оголенной. Несмотря на то, что корсеты упоминаются в письменных памятниках Древнего Египта и Междуречья, точный их функционал неизвестен, как и степень распространенности.
Корсет в исторических источниках довольно сложно распознать: для него долго не существовало собственного специфического термина. В англоязычных документах, например, о нем писали «pair of bodies», что могло обозначать как корсет, так и лиф платья. На картинах или фресках корсеты по понятным причинам мелькали редко. О них сохранилось мало настоящих данных, но зато много мифов.
Первые настоящие корсеты датируются началом XVI века, когда в Европе в лифы аристократок начали вставлять китовый ус — гибкие пластинки с неба китов. Корсеты тогда могли себе позволить только аристократки — в первую очередь из-за дороговизны материала. Популярность этого предмета одежды обычно связывают с именем Екатерины Медичи. В середине XVI века она активно навязывала французскому двору идеал красоты с очень тонкой талией. А уже к XVII веку корсеты носили все.
Ранние корсеты шили из многослойных материалов, например льна и шелка, и шнуровали не слишком туго, иначе можно было повредить дорогую ткань. Хотя существует несколько уцелевших корсетов, сделанных из металла, обычно считается, что они были ортопедическими и не носились в качестве основной одежды.
Эпохой расцвета корсетов оказался XIX век. Их шнуровали так сильно, что женщины не могли активно двигаться и оказывались не способны работать. В Англии ходили слухи о корсетоманках — женщинах, которые так сильно утягивали талию, что достигали невероятных, нечеловеческих параметров. «Домашний журнал англичанки» в 1867 году напечатал «откровения» своей читательницы, которая рассказывала о «лондонской школе для благородных девицы», где «каждый месяц ученицам утягивали талии на 3 см».
Корсеты носили и мужчины. В фильме «Онегин» Марты Файнс многим бросается в глаза сцена, когда Евгений стоит перед зеркалом в корсете. Онегин, который одевался «как dandy лондонский», чутко улавливал британскую моду: мужские корсеты пользовались особой популярностью во времена британского короля Георга IV, когда модные предпочтения диктовал его друг Джордж Браммелл, яркая фигура дендизма. А в поэме «Граф Нулин» главный герой возвращается в Петрополь «с запасом фраков и жилетов, шляп, вееров, плащей, корсетов, булавок, запонок, лорнетов».
Правильный силуэт
В 1675 году Людовик XIV учредил гильдию женщин-портних, чтобы шить всю женскую одежду. Исключение составляла одежда для верховой езды и корсеты — их должны были производить мужчины. Корсеты стали олицетворением мужской власти над женщинами, причем как в переносном, так и во вполне буквальном смысле: корсет, собранный мужчинами, формировал женский силуэт.
Главная и основная функция корсетов связана в первую очередь с представлениями о красоте, продиктованными обществом. Узкая талия не только ценилась сама по себе, но и должна была подчеркивать широкие бедра. Считалось также, что корсет способен улучшить осанку. Для этого к корсетам крепили ремни, которые стягивали плечи так сильно, что соприкасались даже лопатки.
Для работы с осанкой и выправкой корсеты надевали даже на детей. На полотне «Менины» Веласкеса маленькая дочь короля Испании Филиппа IV инфанта Маргарита Тереза изображена в пышном платье и корсете. Когда художник писал картину, принцессе едва исполнилось пять лет. На девочек корсеты надевали довольно рано — иногда уже с двухлетнего возраста. Писательница Мадам де Севинье в 1676 году фиксировала: «Следует надевать на них маленькие корсеты, немного тесные, если хотите держать под контролем их талию». Корсеты носили и маленькие мальчики, примерно для тех же целей — тренировать выправку.
В британской рукописи 1597 года встречается странное упоминание корсета. 14-летняя девушка, якобы одержимая дьяволом, требует от его лица себе всяческих даров: «Желаю иметь изящную блузу из шелка… [и] французский лиф, не на китовом усе, потому что он недостаточно жесткий, а с роговыми пластинами, которые все, что вылезает, стянут и удержат мое брюхо… Вот вам, у меня будет планшетка из китового уса, стянутая двумя шелковыми шнурками с наконечниками, а спереди корсаж будет удлинен и расшит золотом...» Такие корсеты, максимально жесткие и способные скрыть «брюхо», часто носили, чтобы замаскировать нежелательную беременность. Считалось, будто жесткий корсет может даже спровоцировать выкидыш. Британский сатирик Стивен Госсон писал по этому поводу: «Корсаж и лиф… оставят тишь / Там, где лежать бы мог малыш».
Планшетка, о которой пишет одержимая дьяволом девушка, была важной частью корсета. Ее делали из дерева или металла, иногда украшали изображениями или надписями. Так, в XVII веке металлическую планшетку (сейчас она хранится в музее Метрополитен, Нью-Йорк) для герцогини Анны Марии Луизы Орлеанской украсили геральдическими лилиями и текстом: «О, как завидую я счастью твоему: покоиться на белоснежной ее груди. Давай, коль ты не прочь, разделим это наслажденье. Ты будешь здесь весь день, а я — всю ночь».
Долой убийственный наряд
В конце XVIII века женская мода пережила недолгий спад популярности корсетов. Воспитанная в строгости Мария-Антуанетта, став королевой Франции, полюбила балы и наряды. Ей хотелось свободы во всем — от занятий до одежды. В 1780-1790-х Мария-Антуанетта, которую все чаще упрекали в чрезмерных расходах на платья, стала отдавать предпочтения свободному легкому наряду из муслина, созданному модисткой Розой Бертен. Под него не надевали жесткий корсет и лишь иногда использовали мягкий. Платье-рубашка в каком-то смысле стало бунтом королевы против регламентированной жизни при дворе и классических гендерных ролей. Но он не был долгим.
В XIX веке американские феминистки вели последовательную кампанию против корсетов. Элизабет Стюарт Фелпс писала о них в 1873 году: «Выражение «убийственный наряд» перестало быть метафорой! <…> Каково было бы твоему отцу или брату, доведись ему носить твою одежду? <…> Долой корсеты! Нет, не отдавайте их служанкам. Никогда, заклинаю вас священными законами милосердия, никогда не сковывайте другую женщину теми цепями, от которых сами освободились. <…> Так сожгите корсеты! О нет, не храните в шкафах корсеты на китовом усе. Они вам больше никогда не понадобятся. Сложите костер из жестокой стали, которая столько лет бездумно сдавливала вам животы и груди, и вздохните с облегчением: ибо, верьте мне, с этого момента начинается ваша «эмансипация».
Фрэнсис Паркер в книге «Платье и как его улучшить» 1897 года настаивала на более практичной и удобной одежде для женщин: «Если бы сапожник и портной изменили порядок творения и дали нам другое тело с внутренними органами, перестроенными в соответствии с создаваемой ими одеждой, мы могли бы продолжать свой осиный путь, радуясь. Как бы то ни было, общепринятое вступает в войну с естественным, что неизбежно приводит к тому, что наша одежда не удобна, не грациозна и не красива».
Одной из первых против корсетов и традиционной роли женщины выступила и французская писательница Жорж Санд. Ее роман «Габриэль» рассказывает историю наследника богатого дома, которого воспитывают как будущего главу семейства, учат обращаться с оружием и охотиться, хотя на самом деле Габриэль — женщина. В романе есть сцена, когда Габриэль в приступе ярости и печали разрезает корсет, сбрасывая с себя и маскировку мужского пола, и угнетающий ее костюм.
В 1900 году в издании Les Dessous Elegants («Элегантное дамское белье») появилась статья «Корсет и феминизм» в защиту этого предмета одежды: «Некоторые молодые женщины, женщины XX века, сознательно отказавшись от корсета, отвергли и большинство хороших манер. <…> Для женщины, которая хочет оставаться женственной, умеренное ношение корсета обязательно». Этот журнал вообще долгое время выступал главным защитником корсетов.
Медицина и промышленность
В елизаветинской Англии корсеты, если их правильно шнуровали, были вполне удобными для ношения — их ощущали как поддерживающий бандаж для спины. Миф о вреде корсетов опирается на узко затянутые талии XIX века и утверждения тогдашних врачей.
В 1874 году был опубликован список из 97 болезней, возникновение которых якобы провоцировало ношение корсета. В их числе — «истерический невроз» и «меланхолия». Врач Кэролайн Гастингс на конференции в Бостоне обвинила корсеты в ослаблении мышц грудной клетки, а ее коллега Мерси Джексон назвала воздействие корсета на западных женщин еще более ужасающим, чем бинтование ног — на китаянок. С конца 1860-х и до начала 1890-х медицинский журнал Lancet каждый год печатал как минимум одну статью про опасность слишком тугой шнуровки корсета.
К дискуссии вокруг корсета подключались и мужчины. В 1846 году Орсон Фаулер написал книгу «Тугой корсет и склонность к излишествам», в которой утверждал, что корсет сдавливает печень, «портит» кровь, а та, будучи «нечистой» и «кипящей», «заражает мозг»: «Ослабьте шнуровку корсета… и помните, что вы родились на свет не для того, чтобы ухаживать и угождать, и не для того, чтобы за вами ухаживали и вам угождали модные хулиганы, но ради супружества и материнства».
Во время Первой мировой войны металл, используемый при производстве корсетов, реквизировали для военных нужд. Американская Комиссия военной промышленности заявляла: «Отказ американских женщин от жестких корсетов во время войны высвободил 28 000 т стали — достаточно для постройки двух линкоров». Освобождение от корсетов стало уже не только идеологической мерой, но и прямой нуждой.
После войны к корсетам уже никто не хотел возвращаться. Журнал L’Opinion писал в 1924 году: «современная женщина, femme moderne… свободнее в своем поведении, чем женщина довоенная. Она танцует без корсета; она плавает в купальном костюме… Она решительно настроена быть независимой». Французский модельер Поль Пуаре в своей автобиографии вспоминал: «Я объявил ему [корсету] войну... во имя Свободы... я заявил об отказе от корсета и признании бюстгальтера, который с тех пор торжествует». Коко Шанель приписывала эту роль себе.
В книге Only Yesterday о 1920-х годах историк Фредерик Люис Аллен указывал: всего за три года, с 1924-го по 1927-й, совокупные продажи корсетов в универмагах Кливлендского федерального округа упали на 11%. Корсет оказался не особенно востребован при новом образе жизни, хотя и не сразу исчез с прилавков. В Vogue реклама корсетов и статей о новых их стилях еще продолжала появляться. Окончательно от корсетов как от нижнего белья отказались только к 1960-м.
Два возрождения
В XX веке корсеты пережили два довольно продолжительных возрождения — в 1940-х и в 1980-х годах. Но два эти периода отражали противоположные взгляды на сущность корсета.
В 1947 году Кристиан Диор ввел в моду так называемый новый облик (New Look). Он стал своего рода реакцией на вызовы военного времени, когда женщины надевали рабочую робу или строгие костюмы, чтобы заменять ушедших на фронт мужчин. Диор стремился вернуть женщинам пышные юбки и тонкую талию, его корсеты даже называли «осами» (waspies). И хотя коллекция 1947 года пользовалась популярностью, у нее нашлись противники. В Америке группа женщин организовала клуб Little Below the Knee Club, протестуя против громоздких юбок (некоторые из них включали 59 кг ткани).
Феминистка Наоми Вульф писала, что красота — это валютная система, такая же, как политика. Женщина, одевающаяся в эстетике «нового облика», не должна была работать — она существовала для красоты. Но после 1970-х женщины отыграли обратно все навязываемые им ограничения. И тоже с помощью корсетов.
Корсеты стали носить не как корректирующий нижний слой, а как вызывающий верх одежды. В 1970-х дизайнер Вивьен Вествуд сделала викторианское нижнее белье частью панк-эстетики. Она говорила, что ее корсеты расширяют возможности женщин, а не связывают их. Из символа угнетения женщин корсет превратился в символ их силы и свободы. Модели на показах Вествуд надевали атласные бюстгальтеры поверх толстовок, корсеты поверх леггинсов на голое тело, с платьями, юбками и джинсами, с картинами, вышивками, надписями, разных цветов и разной степени открытости. Естественно, от традиционных косточек модельер отказалась.
Вествуд называли королевой корсетов. Но кроме нее, корсеты включали в свои коллекции Тьерри Мюглер, Стелла Маккартни, Ив Сен-Лоран, Том Форд и Николя Гескьер. В 1989 году Жан-Поль Готье одел Мадонну в легендарный розовый атласный корсет с коническими швами на груди. Он напоминал корсеты времен Диора, но тоже не предполагал ничего поверх. Так корсеты, которые долгое время были символом женского подчинения, стали инструментом раскрепощения.