Полтора часа самоистязаний: как фильм «Род мужской» говорит о токсичной маскулинности

Алекс Гарленд, сделавший режиссерскую карьеру на минималистичных триллерах, решил обратиться к боди-хоррору, который, наоборот, руководствуется девизом «больше — лучше». Маргинальный до недавнего времени жанр постепенно завоевывает широкие экраны. После победы фильма «Титан» Жюлии Дюкурно на прошлогоднем Каннском фестивале говорить о насущных проблемах через кровавые метафоры стало трендом. Даже ветеран боди-хоррора Дэвид Кроненберг решил вернуться к истокам — его «Преступления будущего», где с телами людей происходят превращения в результате ускоренной эволюции, должны были стать главным ужастиком этого лета. 

«Род мужской» Гарленда начинается со сцены в слоу-моушене, которая отдаленно напоминает начало «Антихриста» Ларса фон Триера. Харпер (Джесси Бакли) с окровавленным носом видит полные ужаса глаза мужа Джеймса (Паапа Эссьеду), который падает из окна. Нам не дают разобраться, в чем дело, и сразу же после зловещего пролога показывают, как Харпер едет в отпуск в английскую деревушку с пабом, церквушкой и старинным особняком, в котором ей и предстоит жить. Идиллию нарушает бестактный хозяин дома Джоффри (Рори Киннер) — замечаниями про «женские штучки» и вопросом о том, почему она «миссис Марлоу», а приехала без мужа. Харпер, как и герои того же «Антихриста», хочет найти душевное успокоение на лоне природы, но вместо него встречается лицом к лицу с тем, от чего пыталась сбежать.

«Для того чтобы снять отличный фильм, нужно три вещи — сценарий, сценарий и сценарий», — говорил Альфред Хичкок. И у Гарленда, который по своему обыкновению работал над сценарием сам, с ним большие проблемы. Сюжет фильма крутится вокруг очень простой и неоригинальной мысли: все мужчины ужасны. Харпер собирает «харассмент-бинго»: в лесу ее преследует странный голый мужчина, подросток в церкви посылает героиню куда подальше, священник хватает за коленку и обвиняет в смерти мужа, а полицейский в пабе усмехается в ответ на ее рассказы о том самом голом незнакомце из чащи.

Всех неприятных представителей рода мужского играет Рори Киннер. Этот прием олицетворяет еще один незамысловатый стереотип — «все мужчины одинаковые».  Актеру есть где разгуляться, хотя он играет исключительно клише, но в случае с российским релизом работу Киннера оценить сложно — нюансы выравнивает безжалостный дубляж. Да и сама концепция «театра одного актера» срабатывает далеко не всегда. Например, сгенерированное компьютером лицо Киннера-подростка в своей неубедительности может посоревноваться с омоложенным Робертом Де Ниро из «Ирландца» Мартина Скорсезе.

Прекрасной Джесси Бакли пришлось еще хуже. Она играет не живого человека, а концепцию женщины, через которую Гарленд проецирует свои идеи. У нее нет предыстории, работы, каких-либо отличительных черт, кроме чувства вины, горя от потери мужа и подружки Райли (Гэйл Ранкин), которая изредка появляется на экране телефона.

Режиссер пытается сгладить схематичность персонажей и сюжета, но добивается обратного эффекта. Флешбэки, библейские и мифологические аллюзии не добавляют объема характерам героев, а желание фильма все проговорить на случай, если зритель вдруг что-то не понял, раздражает. Зато музыка надежно врезается в память и продолжает играть в голове даже через неделю после просмотра.

У «Рода мужского» есть все, чтобы держать зрителя в напряжении, и фильм прекрасно справляется с этой задачей поначалу. Камера Роберта Харди, постоянного оператора Гарленда, словно заворожена полями голубых колокольчиков, сплетениями ветвей в лесной чаще и бесстыжестью зелени — кажется, что режиссер готовится рассказать историю о травме, наполненную глубоким символизмом. Но как только становится очевидна центральная идея Гарленда, фильм начинает топтаться на месте. Ни музыка, ни яркая работа оператора, ни старания актеров не могут перекрыть идейную пустоту. В конце режиссер идет вразнос и обрушивает на зрителя все ужасы боди-хоррора, проявляя недюжинную фантазию. Но и здесь героиня выступает исключительно как пассивная наблюдательница трансформаций, происходящих с телом многоликого Киннера. В конце концов она устает бояться — и то же самое происходит со зрителем.

Про токсичную маскулинность уже были сняты гораздо более тонкие и смелые картины, и Гарленду нечего добавить. Его прямолинейное высказывание на эту тему выглядит как наглая спекуляция. Главная героиня «Рода мужского» так и не обретает субъектности и только реагирует на внешние раздражители. 

Вместо пафосного названия «Род мужской» (в оригинале — Men) новому фильму Гарленда подошло бы что-нибудь попроще, типа «Все мужики сво…». Даже Джефф Вандермеер, автор романа «Аннигиляция», который Гарленд экранизировал в 2018 году,  не удержался и написал эссе «Род мужской» — это катастрофа», в котором назвал фильм «плоским и тяжеловесным».  

Может, подобным актом самоистязания у Гарленда получается отпустить мужчинам все их грехи. Однако Харпер, ставшей невольной свидетельницей этого действа, придется жить с его последствиями. Впрочем, как и зрителям.